– Но у вас были какие-то планы? Вы хоть представляли, что будете делать, если не найдете деньги? – спросил Зимин.

– Затрудняюсь ответить. Я просто не помню этого. Я помню только ужасное напряжение. И как же тяжело мы тогда жили! Мне именно тогда показалось, что вся моя жизнь была одной большой проблемой. Отсутствие отца, уход мамы, бабушка и тетя, отчаянно из-за этого переживавшие, болезни, отсутствие денег. Да, потом было замужество, ребенок – это были светлые периоды, но покоя и тогда не было. Не потому, что быт заедал, а потому, что велико было желание двигаться у стреноженной обстоятельствами женщины. Мне было ужасно тяжело в тот момент! Впрочем, стоило мне только увидеть отремонтированные стены, восстановленную лепнину и чугунное кружево лестниц, как настроение менялось. Я начинала верить в чудо. Или – в себя. Я верила, что решу все проблемы. «Слушай, на счету остались деньги для экстренных случаев», – сказал однажды мне муж. И я поняла, что вот наступил он, этот самый страшный день. И что как только смолкнут голоса строителей на «лесах» вокруг здания, можно считать, что я провалилась в яму. «А если мы их потратим?» – спросила я. Муж сказал, что да, можем, но в его голосе было сомнение. Из чего я сделала вывод: поблажек больше нет, надо выходить из ситуации любой ценой.

– Это безрассудство, – пожал плечами Зимин, – это даже безответственность.

– Может быть, – согласилась Северцева, – только я точно знала, что найду недостающие деньги. Мне просто надо было немного сосредоточиться. Я никогда не ждала чуда. И всегда надеялась на себя. Но, наверное, где-то в глубине души жила мысль о справедливости. Я, никогда ни в чем не нуждающаяся и выросшая в любви, все-таки считала себя обделенной, а значит, претендующей на какую-то высшую справедливость. Это звучит наивно, но, мне кажется, такое происходит со многими людьми, пережившими даже небольшие потрясения. Согласитесь, ведь необъяснимый уход матери – это событие неординарное.

– Пожалуй, – кивнул Зимин.

– Конечно, в этой реставрационной суматохе я о таких вещах не думала, но однажды поздно вечером раздался телефонный звонок. Но я не кинулась снимать трубку. Я стояла и смотрела на него. И вы не поверите, у меня в душе вдруг наконец-то появилось спокойствие. Я поняла, что выберусь из этой ситуации. Нет, я не связала это внезапное настроение со звонком, я просто на секунду опомнилась и взяла себя в руки.

– Кто это был? – не удержался от вопроса Зимин.

– Мама, – улыбнулась Северцева, – понимаете, она не задала ни одного вопроса, она ни о чем не спросила, она не завела беседу издалека, с намеками. Она сказала: «Мне надо с тобой встретиться. Как можно быстрее. Давай через полчаса у «Маяковки». Я тогда удивилась, но бросилась собираться. Когда я подошла к метро, мама была уже на месте. Она припарковала свою машину и пригласила меня внутрь.

– Что-то случилось? – спросила я, потому что мы не виделись целую вечность.

– Все нормально, – спокойно ответила мама и протянула мне большой конверт.

Я открыла его и вытащила несколько листов бумаги с печатями нотариуса, какие-то платежные поручения, письмо на официальном бланке.

– Что это? – спросила я, пытаясь прочесть мелкий шрифт.

– Это пожертвование, сделанное одним уважаемым частным лицом на восстановление культурного наследия города. Другими словами, это деньги, которые поступят на твой счет совершенно официально. Благотворительность. Ты можешь ими воспользоваться для восстановления здания.

– Ты знаешь про отель? Откуда?

– Ты всегда думала, что я не интересуюсь твоей жизнью? – со вздохом спросила мама. – Напрасно. Я не звонила, да. Но всегда все о тебе знала.

Я почувствовала, что у меня кружится голова. Я ничего не поняла про эти сумасшедшие деньги, а тут еще признание мамы о том, что она, оказывается, всегда была в курсе моих дел.

– Мама, можно наконец мне все рассказать? – спросила я.

Мама промолчала.

– Хорошо, ОК! Не хочешь все рассказать, тогда объясни хоть что-нибудь. Совсем немного! Мама, я уже очень взрослая, ты даже не представляешь, насколько я взрослая!

Мама посмотрела и улыбнулась:

– Есть вещи, от которых и у взрослых волосы встают дыбом. Так что твой возраст здесь ни при чем. Я надеюсь, что с твоим отелем теперь все будет в порядке. Ну а на тот случай, если и этого не хватит, вот тебе маленький довесочек. – Мама вытащила другую бумагу, из которой следовало, что мне по дарственной переходит небольшой участок земли в ближайшем Подмосковье. Дарителем была мама.

– Мама, когда ты успела купить эту землю? – не удержалась я от вопроса, вспоминая жуткий дом и маленькую квартирку в Строгине.

– Я не покупала, мне подарили.

– В этом месте?! Подарили?! Ты хоть представляешь, сколько там сотка стоит?!

– Представляю, – невозмутимо ответила мама.

Я замолчала. Я уже осознала, что в моих мечтах наступил перелом. Я поняла, что все осуществимо, и не такой кровью, не такой болью и не такими нервами, как это могло быть еще день назад. И эти перемены произошли благодаря маме. Но я никак не могла уяснить, откуда все это богатство пришло в нашу семью. Мы сидели, молчали, смотрели, как мимо пролетают машины, как движутся по тротуару прохожие. Мы сидели, молчали и опять не знали, что сказать друг другу. «Черт! Что между нами такое стоит, что не дает развязаться языкам и потеплеть душе?! Что это может быть?! Какая тайна, какие секреты?! Что это за наваждение, преследующее нас столько лет?!» – подумала я и вдруг, показав бумаги из благотворительного фонда, спросила с отчаянием:

– Отец? Это ведь сделал мой отец, да?

Мама даже не повернулась в мою сторону. Она продолжала молча наблюдать за прохожими.

– Да. Это твой отец, – наконец сказала она, – отец узнал о тебе, когда ты была уже взрослая. Он хороший человек, очень хороший. Но у него своя семья. Дети. И… Понимаешь, сейчас он уже очень старый. И я не могу… Одним словом, вы не можете повстречаться. Это будет очень тяжело для него. И для тебя. Он же еще не существует в твоей душе? Он не успел, да и не успеет поселиться там. Поэтому лучше для всех будет оставить все как есть.

– А эти деньги? Эти огромные деньги?! Как это объяснить?!

– Я рассказала ему о твоих проблемах. Мы редко, но перезваниваемся. И он решил помочь тебе. Это его право. Не отказывайся от этих денег. Во всем, что было, виновата только я.

– Мама, так не бывает. Не бывает виноват только один человек.

– Бывает. Еще как бывает, поверь мне на слово.

– Ты говоришь, он старше тебя? – спросила я.

– Да, намного. Когда мы повстречались, я была молода, а он уже в зрелом возрасте. Сейчас он очень стар.

– Как вы познакомились?

Мама помолчала, а потом ответила:

– В гостинице. Гостиницы – это знаковое место для нас. Только в разных смыслах.

– Ты была в командировке? – Я пользовалась моментом.

Но мама улыбнулась:

– Наташа, ничего интересного. Ничего. Все так обыденно… И потом, мы договорились – не будем ворошить прошлое. Занимайся отелем. Ты молодец у меня, ты все сделаешь на «пять».

При этих ее словах я разрыдалась! И впервые в жизни разрыдалась на плече у мамы…

– Так в чем же дело? Что случилось? Почему ваша мать ушла из дома, когда вы были маленьким ребенком?! – воскликнул Зимин.

– Я тогда этого не узнала. И так было от чего сойти с ума. Какое-то время все мое внимание было поглощено делами, связанными с отелем. Да, я очень быстро получила эти благотворительные деньги. Я утроила усилия и стала продвигаться вперед бешеными темпами. Я тогда боялась всего – конкурентов, плохих строителей, недобросовестных поставщиков, курса доллара и рубля, дефолта, денежной реформы, международной обстановки, выборов, глобального потепления и высадки инопланетян. Я боялась всего на свете, и мне хотелось закончить все работы как можно быстрее.

– И вы так ни разу с мамой не разговаривали?

– Я была большой дурой, считающей, что все вечно. И разговор с мамой я откладывала и откладывала. Как и просто встречи. А потом мама умерла. Сердце. После похорон ее муж дядя Валера и Кирилл отдали мне большую коробку, среди моих фотографий, моих детских вещей был дневник. Впрочем, это не дневник. Это просто разрозненные записи. Так записывают кулинарный рецепт – быстро, немного неряшливо, на разных страницах. Так вот, именно так мама описывала некоторые эпизоды из своей жизни. Если бы дядя Валера сообразил заглянуть в эту тетрадь, он бы никогда мне ее не отдал. Но он этого не сделал, и я очень благодарна ему за это.

– Я представляю, что вы испытали, когда обнаружили эти записи! – Зимин покачал головой.

Северцева вздохнула:

– Игорь Станиславович, я вам один совет дам. Вдруг пригодится. Никогда не узнавайте чужие секреты. Боль хранивших их может убить вас. Вы поймете их нечеловеческую пытку, но сделать уже ничего не сможете.

– Там было что-то серьезное?

– Да, для моей матери – да. И настолько, что она должна была поделиться этим хоть с кем-нибудь. Хоть с бумагой. Она это и делала.

– И что же там было? Впрочем, если вам не хочется говорить, не надо. Я все понимаю… – Зимин, казалось, был искренен.

А Северцева рассматривала его и думала о том, что она расскажет ему эту тайну. Потому что он – посторонний человек. Потому что так она, может быть, выбьет из его рук тайное оружие и лишит возможности шантажировать ее. Она расскажет, потому что Зимин, скорее всего, никогда не сможет воспользоваться этой информацией. И уж точно никто уже от огласки не пострадает. Ни матери, ни отца, ни бабушки, ни тети уже давно не было в живых. Антошин ничего не знает, не знает сын. Но эти двое всегда ее поймут и всегда, что бы ни случилось, будут на ее стороне. Уж в этом Северцева всегда была уверена.

– Я расскажу вам, о чем прочитала в дневнике, – она посмотрела прямо в лицо, – моя мать занималась проституцией.

– Что? – Зимин даже покраснел.

– Мы же с вами знаем, что такое было и есть. Было всегда и будет всегда. Мама была красива, умна, много читала, знала несколько языков. Она выросла в интеллигентной семье. У нее были прекрасные манеры. Что ее заставило этим заняться? Она не пишет об этом. Наверное, что-то такое было. Впрочем, вы не поверите, я этот вопрос сама себе никогда не задавала. Я с детства усвоила, что в этой жизни может случиться все! И не нам судить и осуждать кого-либо. Я этот вопрос – почему? – запретила себе задавать. Я не хочу ничего знать. Мне вполне достаточно того, что я уже знаю. Так или иначе, она встречалась с мужчинами. Конечно, она не «дежурила» на улице или в холле отеля. Она была очень дорогой девушкой. И встречалась с очень непростыми людьми. Да, она отчитывалась перед людьми из комитета. Да, она сообщала информацию о зарубежных гостях, как тогда было положено.

– Она писала об этом в своих дневниках? – удивился Зимин.

– Да, не так прямо, но догадаться можно.

– Может, она работала на спецслужбы? – предположил Зимин.

– Я не могу сказать. Вы же знаете, тогда и это могло быть. Во всяком случае, в кино видели. И с моим отцом они познакомились в гостинице. Но вместо одной ночи случились отношения в несколько лет. И только когда мама поняла, что беременна, она порвала с этим человеком. Она бросила эту профессию. Она писала, что мое рождение изменило практически все в ее жизни. И надежды ее были связаны только со мной. С моим отцом она долгое время не поддерживала отношения. Он ее потом сам нашел. Но там было положение, карьера, семья, дети. Мама не хотела это разрушать. Я не знаю, как что между ними происходило в те годы, только родилась я, а через некоторое время обо всем узнали родные. Бабушка и тетя. Бабушка была жесткой. Она не умерла со стыда, она не причитала, она не билась в истерике, от того, что дочь проводила вечера в дорогих гостиницах Москвы. Он потребовала уйти из дома. Ради подрастающей дочери, ради меня. И мама ушла.

– А этот ее муж, Валера?

– Он прекрасный человек. У них была обычная средняя семья со своими радостями и трудностями. Их сын Кирилл тоже ничего не знает. Потом бабушка старела и переживала из-за своего решения. А мама оказалась твердым человеком. Она обещала бабушке не общаться со мной. И не общалась. Следила за моей жизнью, тайком помогала. Ее жизнь была раздвоенной, ее тайна была невыносимо стыдной, ее страхи не имели конца. Только из дневника я узнала, чего это стоило. Ну а потом, когда я выросла и нельзя было никого заподозрить в корысти, она рассказала тому старому возлюбленному обо мне. У них были удивительные отношения – они продолжались почти до смерти мамы. Отношения на расстоянии, вопреки обстоятельствам, времени, людям. Они помнили друг о друге. Да, он подарил ей эту безумно дорогую землю, мне помог открыть отель. Но помимо этого там была длительная и очень трогательная связь. Я должна сказать, мои родители – удивительные люди.

Наталья Владимировна встала и прошлась по кабинету. Зимин растерянно молчал. Эта история запутала его окончательно. В душе переплелись сочувствие, удивление, восхищение и… жалость. «Господи, надо все обмозговать! Так сразу уходить не очень удобно, но, по-моему, ей тоже хочется остаться одной», – подумал Зимин и поднялся со своего места.