– Интересно, когда его величество от нас съедет уже?! – поежился Антошин.

– Когда мы ему чемодан с реликвиями вернем.

– Или чемодан денег. Вместо реликвий, – улыбнулся Антошин.

– Это еще надо доказать, что они там были. – Саша не верила королю с самого первого дня. И на всех собраниях и совещаниях подчеркивала это.

– Тогда абсолютно бесперспективное занятие бодаться с ними, – пожал плечами Антошин.

– Да, время идет. Они живут и занимают целый этаж. Ты посмотри, у нас по брони все забито. Ни одного номера нет свободного. А ведь многие просто по звонку приезжают. Особенно старые клиенты. Что делать, абсолютно непонятно, – развела руками Саша.

– Я читал, королевское величество такую огромную сумму нам выставило! Разорит ведь, ей-богу, разорит! Ладно, поднимусь к ним на этаж, только ты не уходи без меня. Я тебя отвезу, – сказал Антошин.

Саша посмотрела ему вслед и подумала, что «догонялки» – это вечная игра мужчин и женщин. Мужчины убегают, женщины догоняют. Даже если оба остаются на своих местах.

– Что там было? Всего лишь вода? – спросила Саша через полчаса. – Из-за воды они подняли такой шум.

– Можешь себе представить – лед растаял. Лед, который им каждый день в холодильники загружают. Они часть оставили на полу, контейнер, что ли, не заметили… Ну а там воды полно, надо сантехников, а без службы безопасности в покои никого не пускают.

– Все-таки в королевском номере?

– Ну оказалось, что да.


…Антошин и Саша ехали домой. Москва была пуста, и ехали они так быстро, и усталость навалилась так внезапно, что Саша даже не заметила, как Антошин свернул в другую сторону. Опомнилась она, когда машина внезапно остановилась.

– Что? Почему мы сюда приехали? – Саша увидела перед собой дом, где находилась квартира Антошина. Та самая, которая была уже готова для семейного счастья.

– А зачем далеко ездить? – улыбнулся тот. – Эта квартира намного ближе, чем та.

– Но… – Саша запнулась.

– Ты можешь много не говорить. – Антошин выключил зажигание и обнял Сашу. Потом поцеловал, прижал к себе и, зарывшись лицом в растрепавшиеся пушистые волосы, произнес: – Слушай, это же ужасно неудобно, я бы даже сказал – совершенно невозможно заниматься любовью в машине. А не заниматься этим – просто преступление. Поэтому пойдем домой. К нам домой. Ведь всего два шага надо сделать.

Саша ничего не ответила, только подумала, что на самом деле, чтобы дойти до их дома, надо преодолеть огромную дистанцию. И на этом пути могут оказаться серьезные препятствия. Но Саша не хотела возражать, хотя язвительный комментарий так и вертелся у нее на языке. Она не хотела спорить еще и потому, что устала. И, главное, потому что мужскую логику стройной женской не перешибить. Ведь сейчас не докажешь ее любимому Антошину, что лучше бы ей оказаться «у себя» дома, где хотя бы понятно, на каком основании живешь.

Но Антошин, словно чувствуя душевные разногласия Саши, подменил слова и выяснения действием. Он вышел из машины, помог выйти Саше, он обнял ее, еще раз поцеловал, прижал к себе. К подъезду они шли в обнимку и расцепили объятия только в узком лифте…

«…А это очень удобно – быть запасливой и предусмотрительной», – все так же язвительно подумала про себя Саша. Она стояла в душе и вытиралась большим мягким полотенцем, которое они купили вместе с Антошиным. Они тогда еще чуть не поссорились из-за размера и цвета. Впрочем, это была бы шутливая ссора влюбленных, предвкушающих скорое воссоединение. «О да, это очень удобно – иметь хорошие вещи в доме своего любовника», – вертелось у нее в голове, когда она вернулась в комнату и легла рядом с Антошиным.

– Знаешь, я люблю тебя, – сказал он вдруг, – мне кажется, я уже тебе это говорил?

– Да, ты только не сказал, во сколько нам надо уезжать отсюда. Уже ночь, – отозвалась Саша. Она так и не справилась с затаенной обидой и тревогой.

– Ну, во-первых, уже скоро утро, – Антошин потянулся за сигаретами, – а во-вторых, я никуда не собираюсь. Ты, как мне кажется, тоже.

Саша замерла, потом приподнялась на локте и уточнила:

– Ты сегодня не будешь ночевать дома?

Она сделала ударение на слове «дом».

– Почему? Я сегодня как раз буду ночевать дома, – спокойно ответил Антошин, – сколько можно ломать комедию. Никому от нее не легче.

Саша легла на спину. Впервые за все время Антошин не вернется к жене. Нет, не к ней, он не вернется в дом, оставаться под крышей которого требовали приличия и недоговоренности. Что же значит сегодняшнее его решение? Саша вдруг почувствовала нечеловеческую усталость – она так долго ждала всех этих решений, что теперь даже не могла радостно занести в свой актив такую победу.

* * *

Наталья приехала домой около одиннадцати вечера. Это было чуть позже, чем обычно. Уже в дверях она столкнулась с проверяющими – Зиминым и Донелли. После обмена обычными приветствиями она поинтересовалась, нет ли у гостей претензий. Наталья задала вопрос автоматически, машинально, и рассчитывала на точно такой же ответ. Но если Зимин изобразил вежливую признательность за предоставленные услуги, то Донелли высказал претензию:

– В моем номере пахнет кухней.

«Вот удивительно! Стараемся, поэтому и пахнет», – подумала Наталья, но вслух сказала:

– Этого не может быть! В наших номерах такого не бывает! Но я завтра же зайду в ресторан и попрошу их проверить вентиляцию! Прошу извинить!

– Да, – неожиданно вступил в беседу Зимин, – у меня пахнет морем. Очень приятный такой аромат. Напоминает детство.

– Море пахнет по-особенному?! – удивленно спросила Северцева.

– Да, на Черном. И запах морской воды, нагретых камней и полыни, которая росла на склоне, – этот запах я ни с каким не перепутаю. Так что, думаю, моему коллеге все померещилось. – Зимин легонько хлопнул Донелли по плечу.

Но тот не ответил на шутку. Итальянец отодвинулся и упрямо сказал:

– Пахнет, мясом пахнет. Вкусно, да. В ресторане у вас вообще готовят хорошо, но иногда очень сильный запах. Я даже спать не могу. Есть хочется.

Северцева рассмеялась:

– О, так это не проблема! У нас ресторан работает круглосуточно, заказывайте в номер! В любое время!

– Я знаю, и все же…

Донелли упрямо не улыбался, был неприветлив. Единожды примеренная маска неподкупного проверяющего, казалось, приклеилась к нему. Северцева обратила внимание, как округлилось его лицо. «Аппетит хороший у нашего гостя! – подумала она и про себя добавила: – А Максимову надо по голове настучать. Увлекся своими экспериментами! Завтра же поднимусь к нему!»

Когда она подъехала к дому, окна квартиры были темными. Северцева не удивилась, ведь Антошин еще оставался в «Гранд-Норде». Северцева сама видела его в коридорах второго этажа. Она понимала, что, скорее всего, он весь вечер не будет отходить от Соколовой, что они выйдут вместе с работы, потом… Вот что будет потом, думать не хотелось. И так было понятно, что может быть потом. «Интересно, многие бы на моем месте обошлись без увольнения любовницы мужа?!» Этот вопрос она задавала себе часто. Задавала, зная на него ответ – мало кто. Мало кто из женщин не растоптал бы разлучницу. Но она – Северцева. Она – с другим характером. И гордость в ней есть. А еще она не боится будущего. Какое бы оно ни было. Думая обо всем этом, Наталья Владимировна незаметно для себя совершала одну ошибку – она до конца не могла принять случившееся. Она не могла до конца поверить в то, что Антошин, муж, с которым они столько всего сделали и столько всего испытали, заинтересовался другой женщиной. «Нет, я себя накручиваю, мне кажется, я – мнительна!» – говорила она сама себе, как только жизнь ее ставила перед фактами. Да, незначительными, да, мелкими, да, еле заметными, но фактами. Иногда она спохватывалась и принималась строить планы по разрешению явно ненормальной ситуации.

Сегодня она ехала домой с твердым решением все изменить. Еще разговаривая с подчиненными и решая проблемы, она мысленно репетировала речь, которую собиралась произнести перед мужем. «Да, все может быть в этой жизни. Да, я не всегда была права, – скажет она ему. – А иногда мы оба были не правы. Но не могу я перечеркнуть все, что мы с тобой прожили. Потому что если бы не ты, я всего бы этого не добилась. Ты был не только хорошим и верным мужем. Ты был моим спутником, ты был моей охраной. Наконец, ты был моим мозгом. Это только со стороны казалось, что все делаю я. И вокруг так привыкли считать и говорить. Ты ни разу не усомнился в моих силах. Ни разу ты не высмеял мои планы, хотя они казались всем сумасшедшими. Ни разу ты не свернул с пути, который для нас двоих выбрала именно я. И я благодарна тебе за это. И я хочу попросить тебя оставаться тем, кем ты был для меня всю нашу жизнь. Оставайся моим мужем! Не уходи – у нас есть надежда. Она всегда есть, если хоть кто-то один осознал происходящее. Я все понимаю, я потерплю. Только не уходи!» Северцева произносила эти слова целый день. Она вызубрила их наизусть, понимая, что от несвойственного ей волнения может все позабыть и просто расплакаться. А вот этого ей ни в коем случае не хотелось делать. Она собиралась оставаться Северцевой. Гордой, умной и мужественной.

И когда она вошла в темную квартиру, то обрадовалась – у нее было время привести себя в порядок, накрыть ужин и еще раз повторить слова, предназначенные Антошину. «Он будет через час, полтора!» Наталья Владимировна носилась по квартире, словно ей было двадцать лет и она готовилась к внезапному свиданию. Уже через полчаса она сушила феном волосы, красила заново глаза, расставляла тарелки и не зажгла свечи только потому, чтобы совсем не удариться в мелодраму. Она поставила на медленный подогрев принесенное в судке из ресторана отеля мясо, порезала овощи.

Через три часа Северцева, удобно расположившаяся в кресле, почувствовала, что у нее затекла спина. Она встала, прошлась по пустой квартире. Потом, опомнившись, распахнула шкаф в комнате мужа. Но все вещи были на месте. «Я должна позвонить, может что-то случилось!» – думала она про себя и не могла заставить себя набрать его номер. Она мысленно представляла, как Антошин отвечает, а рядом – Саша. «Наверное, что-то в отеле! И он задержался», – успокаивала она себя и понимала, что врет себе. Если в отеле произошло бы ЧП и Антошин был вынужден остаться, она бы все давно знала. Приказ об извещении начальства в случае внезапных происшествий знали все подчиненные. Она еще раз прошла по квартире и, вернувшись в гостиную, налила себе коньяку. Напиток облегчения не принес, заболела голова, и стало противно от собственной театральности. «Боже, сколько же раз я это в кино видела – как напивается брошенная жена!» – поморщилась она. Подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. За окном чуть посветлело небо. Ночь, безобразная, черная, полная страхов и недоумения, отступала. Северцева почувствовала облегчение. На душе стало спокойнее, словно горячие угли, по которым она шла, вдруг остудили. Наташа посмотрела на свои руки – свежий, сделанный в порыве радостного ожидания маникюр показался бессмысленно-кровожадным. И только сейчас она почувствовала, как замерзла, какие ледяные у нее руки и ноги. Северцева на минуту задумалась, пытаясь вспомнить, где у них лежит грелка. Наугад выдвинув пару ящиков, она махнула рукой, прошла на кухню, наполнила горячей водой пару литровых пластиковых бутылок. Потом она прошла в свою спальню и легла, укрывшись пледом. Одну бутылку она положила в ноги, другую обняла. Чувствуя, что проваливается в сон, она зачем-то заглянула в телефон, просмотрела сообщения, потом почту. Там, среди вороха нужных и не нужных писем, она увиделала письмо Антошина. «Господи, когда же он его прислал?!» – удивилась Северцева и посмотрела на время отправления. Шестнадцать часов. То есть больше, чем двенадцать часов назад. Северцева с минуту помедлила, а потом открыла письмо. «Наташа, – писал Антошин, – сегодня я несколько раз пытался поговорить с тобой. Увы, утром не получилось, днем ты сказала, что занята. Ближе к вечеру у тебя было совещание. Я понимаю, что такие вопросы не обсуждаются в письмах или смс-сообщениями. Тем более нельзя об этом говорить по телефону. Я думаю, что нам надо обязательно встретиться, и мы все обсудим. Назначь сама время и место. Пока же я хочу сказать, что отныне я буду жить в своей квартире. Думаю, что для всех это будет лучше, а главное, честно». Северцева перечитала письмо три раза, потом вздохнула и закрыла глаза. Тепло пластиковых бутылок согрело ее, и она уснула.

Глава 8

Самоубийцы любят отели. Как дешевые, так и дорогие. Еще самоубийцы любят мосты, но это место для сведения счетов с жизнью достаточно оживленное, там могут и помешать. Другое дело – отель. Это запертый номер, в который никто не войдет, пока ты не разрешишь. Это молчащий телефон. Это чужое пространство, только на миг ставшее твоим. Отель – это тишина, обезличенная обстановка, которая ничего не напоминает, которая не удержит от этого страшного шага. Это дома каждая мелочь напомнит тебе о собственной жизни и подчеркнет ее ценность, это дома чувство ответственности перед родными и чувством их горя может помешать планам. А в отеле ты один, ты во власти своих мыслей и чувств, а та самая дорогостоящая забота о твоем личном пространстве, о соблюдении и уважении этого пространства превращается в соучастника твоего преступления. А самоубийство – это преступление, да. Только в отеле самоубийце об этом никто не напомнит.