– Фотографии рассматриваю, – сказала Наташа. – И знаете, что я нашла? Старинную фотографию нашего дома. Представляете, наш дом! Почти такой же. Там еще какой-то мужик с тросточкой…

– Наташа, что это такое за «мужик»? – недовольно поинтересовалась бабушка. – На худой конец, мужчина. Но не мужик. Это знакомый твоего прадеда, моего отца. Не помню фамилию, но звали Леонидом.

– Не важно, – воскликнула Наташа, – главное – наш дом! Понимаете, так странно видеть его на старой фотографии!

В прихожей воцарилось молчание, потом бабушкин голос спокойно произнес:

– Ну почему же странно. Это действительно наш дом. И он всегда был нашим.

– Раньше Северцевы жили в этом доме? – уточнила Наташа.

– Раньше весь дом принадлежал Северцевым.

– Как весь? Или ты имеешь в виду, что только эта квартира? – Информация не укладывалась в Наташиной голове.

– Да. Весь дом. Просто не всегда об этом можно было говорить.

– Но сейчас на дворе, слава богу, восемьдесят девятый год. Времена меняются, – вмешалась тетя. – Этот дом построил твой прадед. На свои деньги. И открыл в этом доме одну из лучших гостиниц Москвы. О ней ходили легенды. Она называлась отель «Норд». В Петербурге, правда, был тоже отель «Норд», и вообще тогда это было модное название. Но прадед исходил из других соображений. Ему нравилось, что название перекликается с фамилией. Северцевы – Север – Норд. Ему хотелось, чтобы это стало семейным делом.

Наташа была потрясена.

А бабушка продолжила:

– Да, гостиница была очень популярной. И дорогой. Дед оборудовал ее по последнему слову техники. Два лифта, вода горячая и холодная. Бассейн, спортивный зал. В цокольном этаже гараж. Машин тогда в городе было мало. Но твой прадед понимал, что за автомобилями будущее.

– А что еще было?

– Кинотеатр.

– И ресторан, – добавила тетя.

– Прадед твой был успешным дельцом. Гостиница процветала. Вокруг случались кризисы, а прадед твой словно секрет знал какой-то – в его гостиницу люди всегда возвращались. И она всегда приносила доход.

– И долго существовала эта гостиница?

– До двадцатых годов. Вернее, после революции здесь всякие комитеты располагались. А потом началось «уплотнение» – людей из бараков и подвалов переселяли, выдавали им комнаты в квартирах. Предполагалось, что люди в одной квартире будут жить коммуной, помогать друг другу. Так и появились коммуналки. А номера-то в отцовой гостинице были из нескольких комнат. Так что коммуналки образовались и здесь.

– Ты все это помнишь? – удивилась Наташа, вспоминая, сколько бабушке лет.

– Нет, конечно, – усмехнулась бабушка. – Я родилась несколько позже, но мне рассказывали. А я внимательно слушала.

– А где жила семья прадеда?

– Здесь же, – улыбнулась тетя, которая родилась еще позже, но тоже всю жизнь прожила здесь.

– И никто из нашей семьи отсюда не уезжал никогда?

– Уезжали, – вздохнула бабушка. – На фронт. В командировку. В тюрьму. Но всегда возвращались сюда. Даже такая договоренность была: в случае чего, встречаемся в субботу в три часа дня.

– В какую субботу? – не поняла Наташа.

– В любую. Если вдруг кто-то потерялся из виду, все родные должны были знать, что в субботу можно встретиться здесь.

– И встречались?

– Да.

– Подумать только! – Наташа продолжала листать альбом уже очень внимательно.

– Ты пока посмотри – все для тебя хранили. А потом мы тебе расскажем много историй, – сказала бабушка, и они с тетей пошли на кухню греть обед. На следующий день Наташа проснулась раньше обычного. Она быстро позавтракала и тихо вышла за дверь. Не стала вызывать лифт, а, положив руку на широкие перила и разглядывая чугунный узор под ними, пошла по ступеням вниз. Наташа останавливалась на лестничных пролетах, рассматривала полы и стены, пыталась представить, что тут было раньше.

– Ты чего как неживая? Опоздаешь! – Мимо нее пронесся соседский мальчишка.

– Успею, – степенно произнесла Наташа, по-хозяйски прикрыла дверь и вышла на улицу. Отошла на несколько шагов от дома и запрокинула голову. Утреннее небо сияло над крышей ее родного дома. И вдруг на сердце стало так хорошо и спокойно. «Я похожа на дуру. И точно опоздаю в школу», – подумала она, но не двинулась с места. В этот момент Наташа Северцева обрела то, о чем так волновалась и переживала. Она обрела прошлое и будущее одновременно.

В школу она вбежала, когда оглушительно гремел звонок. «А мать – глупая гусыня», – грубо подумала она, открывая дверь класса…


В семнадцать лет Наташа Северцева стала красавицей. Это было неудивительно – ее мама тоже была красивой. В Наташе проявились те самые фамильные черты, которые так легко угадывались на фотографиях предков. Чуть вытянутый овал лица, тонкий нос, высокий лоб и синие-синие глаза под пушистыми и почти прямыми бровями. Это придавало взгляду значительности. Девушка не осознавала возможностей, которые дает такая красота. Влюбчивой Наташа не была, резко пресекала ухаживания. В классе ей никто не нравился. Да и она одноклассникам казалась слишком сложной. Молчаливая, по-прежнему независимая и одинокая. Еще в младших классах за эту независимость ее пытались уязвить. И скоро придумали, как.

– Тебя бросили в детстве, – как-то услышала Наташа.

– Кто тебе это сказал? – удивилась она.

– Все так говорят, – ехидно пожала плечами девочка. – И учителя тоже.

Северцева ничего не ответила. Равнодушно пожала плечами. Попытка уязвить провалилась. Хотя на самом деле Наташе было больно. Но она лишь еще больше замкнулась, сильнее раздражая маленьких кумушек своей гордой независимостью. Мальчики, помнившие, что с Наташей что-то не так, просто обходили ее стороной, как чем-то переболевшую. Так что никакой школьной любви в Наташиной жизни не возникло.

Впрочем, на первое свидание она пошла с парнем из своей же школы. Правда, они встретились, когда стали уже совсем взрослыми.

Сергея Антошина Наташа знала давно. Он окончил десятый класс на два года раньше ее и сразу поступил в автодорожный институт. Мать Сергея никогда не работала – муж-военный обеспечивал семью, и по советским меркам они жили в достатке.

Антошин плохо помнил, какой была Наташа в школе. Он внимательно разглядел ее, лишь когда случайно столкнулся в магазине. Наташа стояла в очереди с талонами. Очередь нервничала – не было никакой гарантии, что на талон дадут такое нужное мясо. Наташа, на чьи плечи в то время как раз легли тяготы добычи пропитания, сохраняла спокойствие.

– Девушка, вы почему не подвигаетесь! Очередь замерла из-за вас! – обрушила на нее свое раздражение какая-то тетка.

– Зачем двигаться, никто же не отошел от прилавка, – проговорила Наташа и своим ответом очень не угодила. Тетке, видимо, надо было на ком-нибудь сорвать злость.

Пока недовольная тетка выплескивала раздражение, а окружающие вносили свою лепту в этот базар, Наташа стояла, еле сдерживая слезы. Может, она бы ответила тем же, да только сил у нее на это не было. За день девушка успела поработать на двух работах.

– Пропустите меня, у меня там жена стоит, – раздался вдруг мужской голос, – Наташа, ну что, очередь не движется?

Наташа с удивлением оглянулась и увидела Антошина, который пробирался к ней через толпу.

Скандальная тетенька замолчала и постаралась увернуться от Наташиного взгляда. Антошин посмотрел на тетку и неожиданно произнес:

– Зачем так грубишь, уважаемая? Тебя обидели? Нет? Тогда иди своей дорогой, чтобы я тебя в этом магазине не видел. Ты меня поняла, уважаемая?

Интонация, с которой он это произнес, была бандитской. Так с недавнего времени разговаривали мужчины в спортивных костюмах и черных кожаных куртках. Тетка исчезла, как будто ее и не было здесь.

– Ну, жена, – насмешливо произнес Сергей, – продукты купила домой?

– Купишь тут. – Ни одного человека с талонами еще не отоварили.

– Давай талоны! – потребовал Сергей.

– Зачем?

– Украсть хочу.

Через полчаса они уже шли к ее дому. В руках у Антошина была сумка, из которой торчали свиные ножки и край говяжьей грудинки. Наташа бережно несла импортные макароны и маргарин.

– У нас в том магазине знакомые мамины, – объяснил Антошин. – Поэтому все так легко.

– Спасибо, – поблагодарила Наташа, чувствуя, что уже еле переставляет ноги. – Я ужасно устала.

– Не за что, – проговорил Сергей. – Хочешь, я завтра за тобой заеду?

– Куда?

– Домой. Могу на работу отвезти. Могу с работы забрать.

– Нет, спасибо, – замотала головой Наташа. – Это лишнее.

– Хорошо, – согласился Сергей. – Я тогда просто вечером заеду. Пройдемся по улице.

– Если я смогу стоять на ногах, – вздохнула Наташа.

– Хорошо, – ответил Антошин и, прощаясь, внимательно посмотрел на Северцеву. Он увидел красивые глаза под пушистыми бровями, заострившийся подбородок, бледную кожу. И вдруг понял: эта девушка выживала в полном смысле этого слова.

– Я обязательно зайду, – пообещал он. – И мы просто погуляем.

– Спасибо тебе, – Наташа забрала сумку и скрылась в подъезде.

Именно в этот вечер Сергей Антошин решил, что Наташа – та девушка, с которой ему хорошо. Память сыграла с ним забавную шутку: он вдруг подробно вспомнил Наташу. Вспомнил, как она ходила по школьным коридорам. Почти всегда одна. Вспомнил, как кто-то из ребят сказал: «У нас в школе самая классная эта, с бровями! Но странная немного». Сергей пригляделся, странностей особых не увидел. Антошин не был внимательным и тонким человеком, но в Наташе Северцевой он почувствовал тишину. Что скрывает эта тишина, он даже не стал размышлять. С этих пор он стал встречать ее на улице, они шли вместе от автобусной остановки, разговаривали. Сергей только сейчас вспомнил слухи, ходившие о ее жизни без родителей. И, вспомнив, пожалел эту усталую девушку еще больше.

Годы тогда были не самые простые – все менялось с катастрофической быстротой. Пока Сергей учился и пробовал себя в мелкой торговле, Наташа работала на двух, а потом и на трех работах. После школы она не пошла учиться дальше – заболела бабушка, и ей надо было зарабатывать деньги на лекарства. В аптеках нужных препаратов уже не было, так что их приходилось покупать за валюту у тех, кто выезжал за границу. Наташа выбивалась из сил. Самоотверженная тетя Полина была у нее в помощниках, хотя ей самой уже было немало лет.


Однажды Антошин пригласил Наташу в кино. Недолгого пути от остановки до Наташиного дома ему было недостаточно. Это уже было настоящее свидание. Наташа очень хотела пойти, но отказалась. Она боялась, что просто уснет в зрительном зале. Но не сказала этого Антошину.

В этот вечер она быстро управилась с делами. Даже бабушка, которая обычно вечером капризничала, была веселой.

– Ну, иди же, иди туда, куда ты хотела! – отталкивая руку с ложечкой, из которой Наташа кормила ее супом, сказала бабушка.

– А куда я хотела? – с удивлением уставилась на бабушку Наташа.

– Ну… – бабушка приняла загадочный вид.

Наташа бросилась в кухню. Тетя тоже выглядела торжественной.

– Иди скорее, только съешь блинчик и выпей морса, – скомандовала тетя и налила в стакан фирменный домашний напиток из калины, рябины и яблок. Наташа терпеть не могла ни вкус, ни запах этой жидкости, но героически пила. Обычно при отказе принять внутрь это лекарство следовала большая речь о традициях семьи Северцевых.

– Спасибо. – Наташа прожевала блин и с трудом сделала несколько глотков морса.

– Тебе же надо собраться! – вдруг сказала тетя.

Наташа внимательно посмотрела на тетю и сурово спросила:

– Так, ну и как это понимать?

– А что? – захлопала глазами тетя. – Ничего. Я только случайно увидела этого молодого человека, который тебя провожает. И вообще, что тут такого…

– И бабушке ты тоже рассказала?

– Да, – повинилась тетя, – бабушка даже с постели встала, чтобы на вас посмотреть. Ты, главное, иди с ним, иди. Он очень симпатичный.

– Ты так считаешь?

– Да, я его очень хорошо разглядела. Я же вышла на лестницу, там окно широкое… – с треском провалила все явки тетя, – а еще я достала вишневое платье. Оно очень тебе идет.

Вишневое платье было из той же оперы, что и домашний морс – традиционный «праздничный бархат» и «классический» фасон.

– Тетя, я не знаю, пойду ли куда-нибудь сегодня вечером, – твердо сказала Наташа. – Но я точно знаю, что не пойду в этом платье.

– А в чем тогда? – насупилась тетя.

– Да хоть так, в джинсах.

– Как знаешь, но мне кажется, что это не очень прилично.

– Почему это?

– Ты поставишь молодого человека в неловкое положение. Своим видом.

Наташа рассмеялась. Представления тети Полины, никогда не бывавшей замужем, не имели ничего общего с реальностью.

Забегая вперед, надо сказать, что Наташа пошла на это свое первое серьезное свидание. И пошла в любимых джинсах. А выходя из подъезда, с любопытством оглянулась на свои окна. «Ну не знаю, чем закончится вся эта история с Антошиным, но ясно одно – старушкам я жизнь разнообразила», – подумала она, наблюдая, как из окна выглядывают две фигуры – одна закутанная в шаль, другая в ночной рубашке, очках и с шарфом на шее.