– Это о наших духах. В них нет магической силы...

– Что ты такое говоришь? – удивилась Элен.

– То, что слышишь. В духах, которые я приготовила, повторяю, никакой волшебной силы нет. Я обманула тебя... и сделала это с одной целью придать тебе уверенности перед свадьбой с Дюраном...

– Ох... Дивота, – прошептала Элен, глядя на горничную широко раскрывшимися от изумления глазами, когда наконец до нее дошел смысл сказанного.

– Поэтому, как ты теперь понимаешь, духи не имели никакого отношения к тому, что месье Райан взял тебя к себе, а тем более не имели отношения ни к яду, ни к убийствам.

Наступило тягостное молчание. Элен на секунду крепко зажмурила глаза и тут же открыла их.

– А почему я должна тебе верить? – Дивота гордо выпрямилась.

– Потому что я тебе это говорю! – вымолвила она.

– Но прежде ты говорила мне совсем другое... и я поверила тебе. Однако поведение Райана не соответствует тому, что ты теперь говоришь: он любил меня, когда я пользовалась духами, а когда перестала, то он и не подходил ко мне...

– Всегда? – недоверчиво спросила Дивота.

Элен вдруг вспомнила о нескольких последних неделях, когда она сама уничтожила большую часть духов.

– Не всегда, но достаточно часто. И потом, почему ты раньше не говорила мне правду?

– Потому что я хотела, чтобы ты поверила в себя... Ну а сейчас, я считаю, насталовремя тебе узнать об этом, чтобы избавиться от всяческих сомнений.

«Неужели Дивота сказала правду? Значит, предложение Райана стать его женой вызвано его искренним желанием находиться рядом со мной...»

Безусловно, Элен почувствовала облегчение, узнав, что никоим образом не связана с теми тремя смертями людей с Сан-Доминго. Следовательно, и Дивота не имеет к этому никакого отношения.

Элен облизала пересохшие от волнения губы.

– Твое признание очень важно для меня в этот момент, – задумчиво проговорила Элен.

– Вреда от этих духов гораздо меньше, чем пользы, которую они могут принести.

– Понимаю. Но, Дивота, я знаю тебя всю свою жизнь и всегда верила тебе, поэтому верю и сейчас. Однако надо признать: освобождая меня от греха, связанного со смертями от ядов, ты снимаешь подозрения и с себя!

Горничная стояла, обдумывая сказанное. Наконец она покачала головой:

– Я и предположить не могла, что все обернется таким образом.

– Я тоже не предполагала... – взволнованно ответила Элен и вытерла слезы, навернувшиеся на глаза. – Правда, не думаю, что ты сказала мне об этом, чтобы устранить мои сомнения.

– Ты боишься, что я могу сказать неправду, только чтобы помочь тебе?!

Элен взглянула на нее с улыбкой.

– Ты всегда слишком хорошо понимала меня. А теперь оставь меня, пожалуйста, одну.

Горничная колебалась, словно хотела еще что-то сказать, но в конце концов вышла.

И все-таки Элен была в замешательстве, обдумывая только что услышанное и погружаясь в мрачные воспоминания.

Конечно, она рада, что Райан без принуждения оставался с ней. Но ее беспокоило другое обстоятельство. Вполне вероятно, что он как раз и был тем человеком, с которым месье Мазэн начал переговоры о замужестве своей дочери, а Флора говорила о нем как о своем женихе. Поэтому девушка не захотела произнести имя жениха в присутствии Элен. Возможно, Флора хотела пощадить ее чувства или опасалась, что Элен попытается расстроить эту помолвку.

Ничего необычного не было в том, что предстоящее объявление о помолвке отложили из-за смерти отца Флоры, но только ли в этом причина? При таких обстоятельствах жених должен был поддержать свою невесту. Флора ясно дала понять, что он отсутствует не по ее инициативе.

Так почему ее жених не проявил должного внимания к делам Флоры? Неужели он испугался, что не может жить с такой бесцветной женщиной? Или дело в чем-то ином, – возможно, и в деньгах, ведь приданое имеет решающее значение для большинства претендентов на руку своих избранниц. Неужели жених уже успел узнать, что собственность Мазэна в Луизиане не так уж велика и невеста не так богата, как это предполагалось?

А может быть, месье Мазэн сам узнал что-то плохое о своем будущем зяте и даже запретил ему разговаривать со своей дочерью? Вдруг отвергнутый жених разъярился из-за того, что богатство ускользает из его рук, и тихо устранил месье Мазэна, использовав для этого яд, чтобы потом сослаться на проблемы с пищеварением, о которых знали почти все?

При этой мысли Элен содрогнулась от ужаса. Нет, это не Райан, он не способен на такое. А вдруг... все-таки?

Нет, безусловно нет! Это никак не вяжется со смертью Эрмины и Серефины, ведь должна быть какая-то связь между ними. В противном случае все это теряло смысл...

Эрмина давно была знакома с Райаном, еще до их отплытия с Сан-Доминго. Он водил дружбу с Морвеном, они нередко встречались на островах, поскольку оба часто переезжали с места на место. Поэтому нельзя исключить и того, что Эрмина узнала о Райане нечто такое, что Мазэну не хотелось бы делать достоянием широкой публики. Быть может, актриса поддразнивала его на этот счет или хотела, чтобы он платил ей за молчание. Наверное, он и убил Эрмину, чтобы она не проговорилась...

Объяснить смерть Серефины оказалось значительно труднее. Создавалось впечатление, что в течение многих лет она жила только для Дюрана, следовательно, могла знать нечто ужасное, что происходило на Сан-Доминго. Тогда ее убили по той же причине, что и Эрмину, то есть за то, что знала слишком много. Тем не менее это предположение казалось Элен наименее правдоподобным, так как Серефина едва ли стала бы кому-то угрожать и тем более – шантажировать. Причина могла быть в болтливости Серефины: она бы рассказала Дюрану обо всем, что знала, тот, в свою очередь, использовал бы эту информацию против Райана безо всяких угрызений совести.

Проблема, однако, в другом: Дюран был в курсе всех сплетен на острове, как и Серефина. Поэтому она вряд ли могла знать что-либо такое, дискредитирующее Райана, о чем не было известно Дюрану.

Нет! Человек, которого знала Элен, который держал ее в своих объятиях и не отходил от ее постели, когда она лежала в беспамятстве во время тяжелого недуга, не мог опуститься до того, чтобы заставить насильственно умереть трех человек. Если бы Элен пришло в голову шантажировать кого-то, то объектом мог бы оказаться любой, кто спасся с Сан-Доминго на шхуне «Си Спирит», начиная от бедняги Клода Туссара и кончая похожей на девочку Флорой Мазэн. Точно так же можно подозревать всех, с кем беженцы общались в Новом Орлеане, – и Рашель Пито, например, и любого из прислуги или мстительных граждан, которым не нравятся выходцы с острова, да и вообще любого сумасшедшего, имеющего доступ к ядам.

Следует, пожалуй, прекратить эти размышления, так как они только отвлекали от решения другой важной проблемы: что же ей теперь делать? Она должна решить, куда ей переехать и чем заняться.

И все же... Предположим, что Райан никого не убивал, а только поговорил с Мазэном о браке? Когда состоялись эти переговоры – до того, как он сделал ей предложение, или после, возможно, даже с досады из-за отказа Элен? Он сделал ей это неожиданное предложение в тот же день пополудни, когда сообщил, что Мазэны дают прием в Воксхолле, она это хорошо запомнила. Прием состоялся через три дня, и именно тогда впервые заговорили о предстоящем обручении Флоры.

И все-таки в тот вечер ничто не указывало на то, что девушка обращала на Райана внимания больше, чем обычно. В центре ее внимания оставался только Дюран, ставший ее случайным кавалером, так как ни у него, ни у нее не оказалось партнера. Каким далеким теперь казался тот веселый вечер, напоенный ароматом цветущих апельсиновых деревьев. А после него, во дворе под дубом... Об этом ей не хотелось даже вспоминать.

Нужно покинуть этот дом... Но как жить дальше? Элен получила хорошее образование во французской школе-пансионе, так что могла бы попробовать получить место гувернантки. Однако, как она выяснила, в Новом Орлеане не очень-то ценили образованность. Считалось, что одной государственной школы, содержавшейся на средства испанского короля, да нескольких частных учебных заведений было вполне достаточно, чтобы обеспечить обучение мальчиков. Девочек же в возрасте двенадцати лет отдавали для обучения монашкам-урсулинкам, а дальнейшим их обучением просто не занимались.

Что еще оставалось? Работа служанкой, прачкой или поварихой, но для этого держали либо рабов и рабынь, либо свободных цветных женщин. Свободные цветные женщины торговали на улицах с лотков всякой галантерейной мелочью и безделушками, конфетами и пирожными, букетиками цветов и зонтиками от солнца. Для Элен могло подойти место в мастерских белошвеек и шляпниц, но и для них скорее всего требовались надомницы со сдельной оплатой.

Значит, нужно было снова заняться изготовлением духов. У Элен до сих пор оставалось несколько пустых бутылочек да кое-какие вещества, из которых они делали составы духов. Так почему бы ей не вернуться к первоначальному занятию, если оно может принести доход? Или все ее новые усилия пропадут даром, поскольку она сама распространила слух о сыпи, которую якобы вызывают эти духи? Не потребуется ли слишком много времени, чтобы их продажа развернулась в полную силу, а они с Дивотой тем временем будут голодать, объятые их чудесными ароматами?

Но все равно сдаваться она не станет. У нее еще оставались золотые сережки, которые можно продать, а на вырученные деньги купить небольшое количество цветочных эссенций для изготовления на первый раз двух-трех бутылочек духов. А если удастся продать их, то она сумеет сделать еще пять-шесть новых. Со временем, а возможно, еще до приезда Райана, она постарается накопить столько денег, чтобы снять для себя и Дивоты комнатку. Так что работу нужно начать поскорее.

Элен пришлось потратить целую неделю, чтобы найти покупателя, готового заплатить самую высокую цену за ее сережки, шесть дней хождения от ювелира к шляпнице и обратно. В конце концов их купила знатная, богато одетая дама с добрыми глазами, которая случайно услышала, как Элен долго торговалась с ювелиром. В тот же вечер Элен и Дивота посчитали свои наличные деньги и составили список всего необходимого для производства духов.


Утром явился Дюран. Элен была раздражена его появлением, поскольку они с Дивотой уже собрались уходить. Сняв капор и пригладив туго заплетенные в косу и уложенные в корону волосы, она вышла встретить его.

Дюран поцеловал ей руку. Элен пробормотала что-то вежливое и приказала Бенедикту подать освежающие напитки на галерею. Пригласив Дюрана следовать за собой, она прошла к столику и села в одно из кресел, указывая ему на другое напротив себя.

Стояла прекрасная осень. При ярком солнечном свете она заметила, что за время, прошедшее с того момента, когда они отправились с Сан-Доминго, он немного похудел. Свойственный ему ореол привыкшего к беспутному образу жизни человека, казалось, немного поблек. Тем не менее в Дюране сохранилась прежняя надменность, а жадный и даже алчный блеск был хорошо заметен в его глазах, направленных на нее.

– Насколько мне известно, Байяр находится в отъезде, – сказал он.

– Да, в деловой поездке.

– По поручению Луссата? Будем надеяться, что поездка в Вашингтон не окажется слишком опасной.

– А что, о поездке Райана так широко известно? Я-то полагала, что это секретная миссия.

– Не имею ни малейшего представления, сколько в нее посвящено людей, хотя я услышал о ней в «Cafe de Refugies». Может, Байяр сам напускает на себя важность? В конце концов, насколько секретной может быть миссия простого курьера?

Элен взглянула на него презрительно:

– Напрасно ты так говоришь. Думаю, миссия действительно важная.

Дюран пожал плечами, будто стараясь подчеркнуть свою незаинтересованность, и тут же сменил тему разговора, справившись о ее здоровье. В тот момент, когда она отвечала, подошел Бенедикт и принес вино. В присутствии слуги они продолжали вести безобидный разговор о случаях заболевания лихорадкой в последнее время, о том, что число заболевших пошло на спад с некоторым осенним похолоданием. Дюран сообщил ей, какие семьи вернулись в город из сельской местности после отдыха, а также о развлечениях, планируемых в городе на осень и зиму, многие из которых были связаны с празднованием ожидавшихся перемен в жизни колонии.

Когда Бенедикт ушел, они заговорили об отступлении французов под натиском англичан на Сан-Доминго и о негритянском генерале Дессалине.

– Мне кажется, что французы уже никогда не вернутся туда, – сказала Элен. – Ты уже решил, что будешь делать, если тебе не удастся вернуть поместья?

– Делать? – переспросил он ее, приподнимая брови.

– Чем станешь заниматься: купишь землю и будешь выращивать сахарный тростник, как все это делают здесь, или станешь заниматься юриспруденцией, а может быть, займешься коммерцией?

– Нет у меня никакого желания пачкать руки торговлей, это уж точно. А юридические дела это для крючкотворов, которым нравится спорить.