Топить баню было поздно, но хозяйка подогрела воды и дала им хоть как-то обтереться. Дивляне очень хотелось попроситься в баню завтра, но она не была уверена, что Белотур разрешит задержаться. Тем не менее она была рада возможности хоть одну ночь поспать под крышей, на лавке, а не на земле, и не просыпаться утром с ощущением, что кончик носа совершенно заледенел и сейчас отвалится. Теперь ей уже казалось, что они едут все три года, но конца пути по-прежнему не было видно. Она до смерти устала спать во всей одежде под тремя шкурами, ползать на четвереньках по полу шатра, где если и встанешь, то больше двух шагов не сделаешь, надоело сидеть на земле и на бревнах, греться у костра, да и то когда стемнеет. Ни дома, ни утвари, ни печки — ничего под руками! А она еще должна была сидеть, будто наказанная, в шатре под пологом, чтобы кто-нибудь из чужих, сохрани чур, не увидел ее лица! И ведь уже близки были утренние заморозки, и дальнейшая жизнь под открытым небом ничего хорошего не сулила. Белотур виновато разводил руками: они сейчас должны были приехать в Киев, но кто же знал, что Станиле и Громолюду вздумается воевать, а потом еще одного из них придется провожать на Тот Свет!

— К зазимью хоть до Киева доедем? — спросила Дивляна, к вечеру почти поверившая, что все нехорошее позади.

— Боги дадут, доедем, — подбодрил ее Белотур. — У князя Заберислава нам долго засиживаться нечего.

— А он не будет гневаться, что мы его сына с собой не привезли?

— Я ему не кормилец. — Белотур и сам был недоволен, что не удалось уговорить Радима ехать с ними. — И ему не двенадцать лет, меч не вчера получил, должен о себе своей головой думать.

— Как по-твоему, отдаст ему Станила Ольгицу?

— Я на месте Станилы не отдал бы. Ведь кто ее муж — тот наследник Громолюда.

— Но сам Станила теперь его наследник!

— Да, это помнят те, кто на погребении был. А помри Станила — и дети Ольгицы Громолюдовны будут оспаривать права его детей на смолянскую землю. И самое для него лучшее — это чтобы эти дети в его доме и родились. Я бы на его месте сам ее за себя взял. Но Радим, похоже, не понял, что его за нос водят. А дожидаться, пока поймет, мне недосуг!

— Бедная она, бедная! — Сердце Дивляны переполнялось жалостью к подруге. — Что за Суденица ей напряла такую судьбу на кривое веретено! Сперва похитили ее, мало что не как роба в чужом племени два года жила, потом чуть на краду не легла, а только на волю вырвалась — отца потеряла, и теперь еще этот дивий мужик на нее зарится!

— Может, обойдется, не захочет Станила с радимичами ссориться.

— Да и Радим твой — тоже не подарок… — буркнула Дивляна.

Она думала о княжиче Радиме, пока засыпала. И утром, услышав его голос, решила, что это продолжение сна. Проснувшись, она не сразу встала, а некоторое время потягивалась, радуясь, что лежит не на земле и что в избе не холодно, не то что в шатре, где одно спасение по утрам — бежать скорее греться на солнышке или к костру. Солнце-то на осень повернуло, еще светит, но уже не греет.

Но вот она поднялась, оделась и хотела выйти, довольная, что наконец-то может показаться на воздухе без опостылевшей паволоки. Некому здесь на нее смотреть, разве хозяевам, но и те ушли с утра топить овин — пора снопы сушить. Она вышла в сенцы, потянула наружную дверь… и услышала голос Радима. Или ей померещилось? Нет, с ним разговаривал Белотур; слов Дивляна издалека не могла разобрать, но слышала, что оба собеседника раздосадованы и горячо спорят. Где это они? Видно, возле Белотурова шатра — дружинный стан начинался совсем рядом с крайней избой, где Дивляне дали приют. Она перешла к окошку и выглянула на другую сторону. И охнула, от испуга прикрыв рот ладонью. На берегу выстроились друг против друга две дружины с щитами и оружием наготове. Ей бросилась в глаза фигура воеводы в кольчуге и шлеме — она сразу узнала Белотура. И не кто иной, как Радим, стоял напротив него, выглядывая из-за щита…

Белотура княжич огорошил своим появлением еще на первой заре, когда тот поднимался, собираясь трогаться в путь как можно быстрее. И именно этому появлению Дивляна и ее женщины были обязаны тем, что их не стали будить спозаранку, а дали выспаться. Сам Радим не спал уже вторую ночь и выглядел посеревшим, осунувшимся и даже более угрюмым, чем обычно. Первую ночь он метался в поисках — Белотур и его дружина исчезли, на месте их стана остались только еще горячие кострища, жерди or шатров, брошенные шалаши, измятая высохшая трава из подстилок, всякий прочий мусор. Лодьи тоже исчезли, но вниз по Днепру они не уходили, иначе Радим бы их увидел по дороге сюда. Хорошо, что сам он был родом с Сожа и прекрасно знал путь на мошнинский волок, которым не раз пользовался. Нужно было только догадаться, что именно туда беглецы и направились. Какое-то время ушло на то, чтобы раздобыть лодьи для переправы через Днепр и похода по Лубне. Когда Радим достиг мошнинского волока, уже светало, зато здесь ему подтвердили, что он на правильном пути. Ругая себя, что не додумался заранее оставить людей на волоке, — перекрыть его можно совсем небольшим отрядом! — Радим отправил несколько человек назад к Станиле, чтобы предупредить, а сам велел дружине поднимать лодьи на катки.

После полудня, уже на Соже, пришлось остановиться ненадолго, но потом, на пути вниз по реке, Радим подгонял людей день и ночь, пока не увидел возле прибрежной веси дружинный стан и знакомые, ладожские лодьи, украшенные резными головами Ящера. Они были здесь — Белотур, Велем, Огнедева и решение его собственной судьбы.

При виде множества лодий на Соже, полных вооруженных людей, киевский стан поднялся мигом. Белотур, разумеется, предвидел такую возможность и оставил на ночь усиленные дозоры, а остальным приказал спать, держа оружие под рукой. Радимичей, подходящих к берегу, встретил сомкнутый строй, прикрывшийся щитами, и несколько стрел вонзились в борта лодий и даже в подставленные щиты.

— Эй, Белотуре, это я, Радим! — крикнул княжич. — Не стреляй!

Белотур сделал своим людям знак обождать. Но оружия они не опустили, и сам он вышел навстречу родичу в шлеме, в кольчуге, со щитом и с мечом наготове.

— Здоров будь, Радим Забериславич! А я уж думал, ты домой не хочешь ехать, — сказал он, настороженно оглядывая брата жены. — А ты вон как заторопился — небось ночь не спал? Ну, сам виноват, я тебя звал с собою.

— Не знал я, что ты уедешь, не попрощавшись. — Выпрыгнув из лодьи, Радим, тоже в кольчуге и шлеме, подошел к нему. Под шлемом его лицо выглядело гораздо старше, и только отсутствие бороды и короткая, до середины бедра, рубашка выдавали, что этому одноглазому рубаке всего семнадцать лет. — А не то, конечно, не отпустил бы тебя так…

— Ну, и что же гнался? Поклон батюшке передать? Я и сам не обижу, родич ведь.

— Погоди… родич. — Радим опустил щит. — Поговорить надо.

— Слушаю. Только не затягивай беседу, нам путь еще дальний, а люди истомились.

— Я… от князя смолянского Станислава к тебе приехал.

— Вот как? — Белотур прикинулся удивленным. — С каких это пор сын радимичского князя у смолянского на посылках? Или ему послать больше некого? Поклон прощальный велел передать?

— Ладно тебе кощуны петь, Белотуре! — Радим и сам был не рад, что выступает перед свояком в таком неприглядном виде. — Ведаешь и без того, зачем я здесь. Князь Станислав хотел с дружиной за вами идти, всех порубить, а Огнедеву в жены взять. Я его еле уговорил не ходить, меня пустить вдогон. Мы с тобой родичи, и всегда между нами дружба была — неужели теперь не договоримся? Неужели ты меня, брата жены твоей, не послушаешь? Твой брат и мой отец — давние союзники, родством дружбу скрепили. Не позволят чуры, чтобы нашей дружбе теперь конец пришел, да из-за чего?

— Из-за чего? Из-за чего нашей дружбе должен конец прийти? Вроде нам делить нечего.

— Ты сам знаешь! — в досаде отвечал Радим на вежливые, полные скрытой издевки слова Белотура. Тот прекрасно все понимал, но нарочно мучил его, заставляя признаваться в том, что попал в тяжелое положение. — Моя невеста, дочь Громолюда, теперь в руках Станилы, и только он имеет право ее замуж выдать! А она нужна мне! Пять лет я ее ждал! Взрослый давно, я все в парнях хожу! А Станила не отдает мне ее! Говорит, что самому нужна! И только тогда мне ее отдаст, если я ему взамен привезу Огнедеву. Иначе опять мне с пустыми руками домой возвращаться! За что мне такой позор? По всей земле нашей надо мной смеяться будут! Ты мне такого стыда хочешь? А еще родич называется! Перед чурами не стыдно, которым ты клялся мою сестру беречь и всех ее родичей держать за своих?

— А тебе не стыдно, что ты на мужа сестры своей с дружиной пошел?

— Что тебе эта ладожанка? — вступил в беседу Светило Жданович, рассудительный мужчина и кормилец Радима. — Отдай ты ее Станиле, раз уж она ему так нужна! Или Аскольд другой невесты не найдет?

— А почему бы вам для парня другой невесты не поискать? Или хороших девок на свете мало?

— Я не хочу другой! — запальчиво крикнул Радим. — Пять лет все знали, что я возьму Ольгицу. И если она теперь Станиле достанется, это мне позор на всю жизнь.

— А еще — она дочь Громолюда! — напомнил Светило. — Ее дети будут наследниками всех земель по верхнему Днепру! Случись что со Станилой, Марена его возьми, и муж ее снова смолянскую землю в руки заберет. Или ты не понимаешь, чего это стоит?

— Я-то все понимаю. Мне неясно только, что ты делать будешь, родич дорогой? — Белотур пристально взглянул в единственный глаз Радима. — Дружину на меня поведешь? На свояка? А отец твой, князь Заберислав, благословил тебя на такую рать?

— Не отдашь, значит?

— А ты думал, моему брату Аскольду нужен такой позор, что его невесту по дороге отберут? Мне, думаешь, нужна такая слава, что у меня, как у бабы-раззявы, кто хочет чего, то и возьмет? Я для брата своего невесту у Варяжского моря добывал, не для Станилы. Вот будешь его братом — поищи для него. А я уже нашел и не отдам ни тебе, ни кому другому. Хочешь — отнимай. Только подумай, как ты отцу будешь отвечать за это… и за сестру.

Радим молчал. Ведь это его сестра находится в роду Белотура, а не наоборот. Белотур добром Огнедеву не отдаст, а будет битва — даже обернись Перун лицом к Радиму и одержи он победу — его сестра после этого из воеводской жены превратится в робу, и, что будет с ней дальше, лучше не думать.

Две большие дружины, держа оружие и щиты наготове, стояли друг против друга на берегу реки, и киевская дружина прочно преграждала радимичам путь к крайним избам веси. Где-то там была Огнедева, но поляне и ладожане окружили ее так же тесно, как темные тучи плененное солнце. Никто не мог уступить. И для всех время тянулось мучительно медленно. Радим изнывал от сознания своего бессилия, стыда и грядущего позора, а Белотур боялся, что Станила идет по следам своего юного союзника и может нагрянуть когда угодно. А новый смолянский князь не связан с ним родством, и его оружие родовой закон не удерживает.

— Ох, беда какая князюшке нашему на старости лет… — вздохнул Светило, при всей своей мудрости не видя выхода из этого тяжкого положения.

— Я биться с тобой не буду, — наконец решил Радим, подняв взгляд на Белотура. — Но и через мои земли тебя с Огнедевой не пропущу. Хочешь — прорывайся. И сам тогда перед моим отцом отвечай. И перед твоей женой…

— Коли такое дело, то вам самим его решать нельзя. — Из-за стены вооруженных мужчин вышел волхв Одолень. — Ни туда ни сюда, уступить никто не хочет, и решить дело боем родовой закон не велит. Сделаем мы вот что. Пусть приедут и князь Аскольд, и князь Станислав, и князь Заберислав, да и ладожских старейшин обождать будет не худо. И пусть все кругом сядут, братину разопьют во славу богов, и боги путь укажут — Либо невестами обменяться, либо на поле бойцов выставить. Огнедева того стоит. А покуда князья не собрались, она в доме богов подождет.

— Это где? — Радим с надеждой смотрел на человека, который подсказывал, как ему снять с себя ответственность и если не привезти Станиле Огнедеву, то хотя бы не дать увезти ее в Киев.

— А на Числомерь-горе. Всеми радимичами, и смолянами, и голядью она уже много веков почитаема. Там Огнедева будет в безопасности и чести и никому не достанется, пока спор достойно не будет разрешен.

— Я согласен, — быстро сказал Белотур и бросил выразительный взгляд на Велема.

— И я согласен. — Тот кивнул.

Три воеводы и волхв в ожидании уставились на Радима.

— И я против слова не скажу. — Княжич склонил голову, и Светило испустил вздох облегчения. Радим сделал все, что мог, и если Огнедева останется на земле его отца, то будущий княжеский совет уж верно выделит и для него невесту. Тот, кто в итоге получит Огнедеву, должен будет поддержать и его в обмен на помощь!