— Закрой пасть!

— Не клади трубку, Итало! Я делаю тебе последнее предложение… Ты доверяешь мне? У меня в Цюрихе есть друг, очень хороший друг… Он уже оказывал Дженцо солидные услуги. Его зовут Карл Дойтш… Он часто работает на нас. Из уважения к памяти твоего брата позволь мне предупредить его… Он очень хорошо знает банкира. Доверься ему. Я сейчас же его попрошу, чтобы он связался с ним…

— Можешь посылать к нему хоть папу римского, мне наплевать! Но если завтра в полдень у меня не будет того, что нужно, я все решу по-своему.

— Плохо!.. Плохо! Силой ты ничего не добьешься!

— Это все, что ты хотел мне сказать? — угрожающе произнес Вольпоне.

— Нет!.. О’Бройн?

— Глухо!

— Он единственный, кто мог… Итало!.. Швейцарцы очень упрямы!.. Ты проиграешь…

— Моше…

— Действовать надо осмотрительно.

— Моше!

— Да?

— Ты мне осточертел!

Итало резко бросил трубку, охваченный новым приступом ярости. Он обвел глазами комнату, выбирая, что можно было бы еще разнести вдребезги.

И в этот момент раздался телефонный звонок.

* * *

Дейв Кавано швырнул пиджак на стул и направился в ванную. Отвернув до отказа кран над раковиной, он подставил лицо под мощную струю холодной воды. Он был невероятно зол. Из-за какого-то кретина, который плохо поставил машину на ручной тормоз, — «мерседес» неожиданно выкатился на середину улицы, и таксист не успел затормозить, — он потерял след Вольпоне. Ему ничего не оставалось делать, как возвратиться в отель.

В холле отеля «Сордис» он заметил Патрика Махоуни, внешне погруженного в чтение журнала. Махоуни незаметно поднял глаза и несколько раз моргнул, давая понять, что «дичь» возвратилась в свое гнездо. Новость, естественно, хорошая — далеко этот подонок не ушел, — но где Вольпоне был все это время и с кем встречался?

Те полчаса, которые Дейв потратил, чтобы добраться до отеля, гангстер явно ходил не по музеям. Куда ездил? Что делал? С кем встречался? Капитан Кирпатрик терпеть не мог вопросов, на которые невозможно было ответить. Кавано вынужден был признать, что ответами на эти вопросы не располагает. Он возвратился в комнату.

За все время пребывания в Швейцарии Дейв всего лишь два раза накоротке переговорил с Махоуни да несколько раз они перемигнулись. Он машинально достал «кольт», собираясь почистить его, в силу многолетней привычки, и тут зазвонил телефон. Дейв подумал, что Патрик нашел возможность позвонить ему из холла. Бросив «кольт» на кровать, он снял трубку.

— Слушаю!

Он с удивлением услышал испуганный голос торопливо говорившего человека:

— Это швейцар! Откройте окно и посмотрите вниз. Только что произошло нечто ужасное!

Первой мыслью Дейва было: Махоуни! Он бросился к окну, открыл его и выглянул наружу.

Порыв ветра бросил тонкую ткань гардины ему в лицо, и он тут же почувствовал, что позади него кто-то есть. Очень близко. Освобождая лицо от невесомой ткани, он с ужасом ощутил, как чьи-то сильные руки сжали его лодыжки. Напрасно пытался он ухватиться за бетонный край подоконника… Непреодолимая сила оторвала от пола девяносто килограммов его тела, и, ломая ногти о бетон, за который судорожно цеплялись его пальцы, он полетел в пустоту. Перед его глазами промелькнула жена с младшей дочерью на руках, и он услышал слова, сказанные Кирпатриком в шутку: «Кавано, хотя вы работаете в полиции, для них вы — простой смертный?» Когда он понял, что падает, как камень, вдоль фасада здания и никакое чудо не прервет этот смертельный, кошмарный полет, его последней осознанной мыслью был вопрос, на который, как и на многие другие, он никогда не узнает ответа: «Будет ли мне больно?..»

Фолько Мори быстро перекрестился — старая христианская привычка, к которой он прибегал всякий раз, когда отправлял своих врагов к праотцам. Даже не посмотрев вниз, он отошел от окна и торопливо обыскал пиджак своей жертвы. Первый документ, который он извлек из портмоне, сказал ему о том, что он хотел знать: «Дейв Кавано. Муниципальная полиция города Нью-Йорка».

Итак, только что он прикончил фараона. «Не первого за свою жизнь, — подумал Мори и саркастически улыбнулся. — И не последнего!» Он положил портмоне на место и взглядом профессионала оценил лежавший на кровати револьвер. Прикоснуться к нему он не решился. Фолько осторожно выглянул в коридор. Никого. Только у открытой двери 609-го номера стояла тележка со стопками чистого постельного белья. Неслышно ступая, он преодолел двадцать метров до 609-го номера и заглянул внутрь. Горничная по-прежнему пылесосила ковер, стоя к нему спиной. Он спокойно вставил в замочную скважину служебную отмычку, которой воспользовался минуту назад, чтобы проникнуть в комнату сыщика. Из-за приоткрытой двери за ним наблюдал Пьетро Беллинцона. Фолько утвердительно кивнул ему головой. Беллинцона поднял вверх большой палец. Может, у него и придурковатый вид, но с ролью швейцара по телефону он справился великолепно.

Если у выброшенного из окна полицейского есть сообщник, значит, произойдет еще один несчастный случай.

* * *

— Хомер, ты совсем ничего не ешь! — удивленным голосом упрекнула Шилин и повернулась к Ренате. — Скажи отцу, чтобы он что-нибудь съел. Тебе не нравится суфле, Хомер?

— Нет, почему же… Извини, но я еще не голоден, — ответил Клоппе.

— Ты не заболел? И вчера вечером ты едва притронулся к еде…

— Сэр, вам подать что-нибудь другое? — спросила Мануэла.

— Нет, спасибо…

Окна большой гостиной выходили на прозрачные воды Циммы. Шилин настояла, чтобы комната была меблирована в стиле эпохи Луи XV. Ей казалось смелым соединить этот стиль с подлинниками Ренуара, Мане и Писсарро, украшавшими стены.

— Не волнуйся, мама… Это на него действует весна!

— Рената…

— А почему бы и нет? На меня, например, очень действует!

— Рената! — возмущенно воскликнула мать. — Никогда бы не сказала, что через три дня ты выходишь замуж!

— Поэтому я и выхожу замуж… Только поэтому…

— Мисс Рената, вам положить еще суфле?

— Мануэла, скажи, только честно, на тебя действует весна?.. Без Хулио…

— Нет, Рената, это уж слишком! — сказала Шилин, поджав губы.

Это был обычный обед в семье Клоппе, разве что с небольшим нюансом в настроении хозяина: два часа тому назад — такое случилось с ним впервые в жизни — ему угрожали смертью. Ярость и возмущение, клокотавшие в нем, отбили весь аппетит. О том, чтобы обратиться в полицию, не могло быть и речи. В Швейцарии менее, чем в любой другой стране, «банк» рифмуется с «полицией».

Хомер не собирался прощать подонку нанесенного ему оскорбления. Существовало множество легальных путей, чтобы сполна с ним рассчитаться. Он чувствовал, что Вольпоне торопится, нервничает, но в итоге так ничего и не получит. Если не объявится Дженцо Вольпоне или, на худой конец, Мортимер О’Бройн, два миллиарда долларов будут продолжать приносить ему доход, оставаясь в Шаане у его друга Шмеельблинга.

Теперь, если Дженцо Вольпоне действительно убит, как заявил его брат, — хотя можно ли на протяжении одной ночи с достаточной уверенностью определить личность несуществующего трупа? — Хомер мог бы скрепя сердце выполнить указание О’Бройна или любого другого, назвавшего цифровую комбинацию и слово — пароль счета. Если смотреть в ближайшее будущее, предположив, что О’Бройн не явится, у Итало Вольпоне есть только один способ завладеть деньгами: обратиться в суд. Как правило, расследование длится долгие годы, растягиваясь иногда на двадцать лет. А по прошествии этих лет сколько воды утечет!.. Если этот маленький идиот будет продолжать ему угрожать, Хомер обратится к своему старому другу, влиятельному политику, и все выложит ему начистоту. Итало Вольпоне ничего не успеет понять, как окажется за пределами Швейцарской Конфедерации. Так было уже со многими, которые, чувствуя себя всемогущими, повышали голос в стране, где тишина ценится так же высоко, как и добродетель. Что он сказал ему, покидая кабинет? «Вы уже воняете!»

— Папа, если ты честно скажешь, о чем думаешь, я поцелую тебя.

— О ноге, — машинально ответил Хомер и тут же смутился.

— Ну, что? — победоносно воскликнула Рената. — Кто был прав? На него действует весна!

Банкир улыбнулся.

— Мануэла, я с удовольствием попробовал бы суфле.

Шилин расцвела в улыбке. Когда Хомер принимался за еду, она мысленно взлетала до небес.

* * *

— Оттавио, — представился голос.

— Это я! — сказал Итало.

Оттавио был «управляющим» клана Вольпоне по Средиземноморскому побережью.

У него были квартиры и виллы в Риме, Неаполе и Милане, и где бы он ни находился, его шефы всегда знали, как с ним связаться. В противоположность тем, кто всю жизнь горбатится за право умереть в собственной постели, жизнь тех, кто существует в тайном мире, зависит от скорости получения информации. Дженцо Вольпоне так «соткал» сеть своей организации, что мог в одночасье с разных концов планеты получить предупреждение об опасности, грозящей его делам. Не было ни одного более-менее значительного города, где не находились бы его люди, и не было деревеньки, где бы у этих людей не имелись свои информаторы. Такая информационная структура стоила больших денег, но это было каплей в море по сравнению с тем, что она приносила.

— Нашли твоего типа…

Радостная дрожь пробежала по телу Вольпоне.

— Живого?

— Абсолютно!

— Где он?

— Он не один.

— Что прикажешь мне теперь делать? Где он?

— С Ландо. Угол Университетштрассе и Валденвахштрассе. Кажется, это недалеко от того места, где ты находишься. Можешь отправляться туда прямо сейчас.

— Ясно.

— Университетштрассе, 7, третий этаж. Он ждет тебя, я его предупредил.

— Оттавио!

— Да.

— Спасибо!

Итало Вольпоне положил трубку и хрустнул пальцами, осклабившись в свирепой улыбке.

Итак, эта мразь Мортимер О’Бройн — у него в руках! Теперь-то Итало узнает, что случилось с его братом! Узнает и номер счета, на котором «спят» два миллиарда долларов! Когда все узнает, изрубит О’Бройна на куски собственной рукой.

Он снял трубку и позвонил в номер Беллинцоны.

— Пьетро, зайди за Фолько и тащите свои задницы в холл, уезжаем…

* * *

Патрик Махоуни с интересом наблюдал, как портье и люди, толпившиеся в холле, бросились к выходу. Он поднялся с кресла, держа в руке помятый журнал, который уже знал наизусть. Мимо него быстро пробежал портье, возвратившийся с улицы, направляясь к главной лестнице. Махоуни инстинктивно последовал за ним, не понимая, какая причина им движет, но хорошо помня, что ничем не должен себя выдать. В то же время он прекрасно знал, что, если его мышцы начинают реагировать помимо его воли, это неспроста. И похоже это на животный инстинкт, который помогает полицейским добиться успеха в их ремесле.

Махоуни поднялся на второй этаж, где размещались бар, танцевальный зал, небольшой ресторан и переговорный пункт. Он увидел, как портье выбежал на террасу, перегнулся через балюстраду, посмотрел вниз и отпрянул назад, поднеся руку ко рту, с гримасой отвращения на лице. Махоуни подошел к нему и тоже посмотрел вниз. Его чуть не стошнило: среди зеленых кустов, в луже крови, в забрызганной кусочками мозга белой рубашке лежал его друг Дейв Кавано. Он был без пиджака. Странно, но одна из его туфель стояла рядом с раздробленной головой, образуя нереально прямой угол по отношению к шее. Несмотря на то что тело Дейва лежало на животе, его широко распахнутые глаза смотрели в небо…

Кавано не тот человек, чтобы банально выпасть из окна. Его выбросили! Махоуни влетел в кабину лифта и нажал кнопку с цифрой «шесть». Дейву он уже ничем не поможет, а при микроскопической удаче, возможно, поймает отребье, которое сбросило его товарища вниз. Как он мог это допустить? Махоуни вышел в коридор и в спринтерском темпе добежал до 647-го номера. Дверь была закрыта на ключ. Он окликнул горничную, мимо которой только что пробежал, не заметив ее, и которая удивленно наблюдала за ним.

— У вас есть универсальный ключ? Только что произошел несчастный случай! Откройте 647-й!

В номере никого не было. На кровати лежал револьвер. Пиджак Дейва висел на спинке стула. Окно было открыто.

— Что произошло? — спросила женщина.

— Из окна выпал человек… Вы видели кого-нибудь в коридоре?

— Никого.

— И ничего не заметили?

— Нет.

— Никто не проходил?

— Я же вам уже сказала! — удивилась горничная.

— Оставайтесь здесь. Скоро сюда приедет полиция.