Фолько Мори наклонился над Рико Гатто и вытащил из предплечья нож, вонзившийся по самую рукоятку. Он увидел, как Беллинцона бросился к Итало Вольпоне, который, с перепуганным лицом, пошатываясь, шел по узкому проходу.
— Падроне, вы ранены!
Итало покачал головой и хотел его оттолкнуть. Пьетро с ужасом увидел маленькое черное отверстие в пиджаке, прямо напротив сердца.
Распахнув на Вольпоне пиджак, Беллинцона приготовился увидеть ужасную рану, но белая рубашка Итало была безукоризненно чистой.
Ни капли крови!
Итало не успел среагировать, как Пьетро запустил руку во внутренний карман пиджака. С ошеломленным видом он вытащил колоду из пятидесяти двух карт, с которой младший Вольпоне никогда не расставался. Пуля вошла черному тузу прямо в масть!
Ему захотелось закричать о чуде, поблагодарить Бога, но он только сказал:
— Надо же!..
— Кто это? — спросил Вольпоне у Мори и, без всяких комментариев забрав у Беллинцоны карты, положил их на прежнее место.
Мори протянул ему паспорт типа, которого заливала кровь, хлеставшая из раненой руки.
«ЭНРИКО ГАТТО. АГЕНТ ПО ПРОДАЖЕ НЕДВИЖИМОСТИ. 256, ВАШИНГТОН-АВЕНЮ. МАЙАМИ».
Мужчина открыл глаза. Он увидел три враждебных, склонившихся над ним лица и понял, что сейчас умрет.
— Кто тебя послал? — спросил Вольпоне.
Рико Гатто потянулся левой рукой к ране и крепко сжал губы.
— Помогите, — сказал Итало.
Через мгновение Рико уже стоял на ногах.
Итало сделал знак Беллинцоне.
— Не позволяйте ему орать!
Пьетро зажал своей огромной ладонью рот Рико. Итало резко прижал его раненую руку к горячему корпусу резервуара. От невероятной боли глаза Рико вылезли из орбит. Напрасно он напряг мышцы, пытаясь выскользнуть из-под Вольпоне, который прижимал его с силой бетонной плиты.
— Кто тебя послал? — повторил Вольпоне.
Рико посмотрел на него сумасшедшими глазами и выдавил:
— Габелотти!
Вольпоне отвернул кран резервуара.
Из него вырвалась белая струя обжигающего пара.
Вольпоне двумя руками разжал челюсти Рико Гатто и толкнул его прямо на кран, который исчез во рту Рико. Его лицо покраснело, затем посинело и стало похожим на кусок отварной говядины. Когда Фолько и Беллинцона оторвали от него Вольпоне, он уже давно был мертв.
— Дай твой нож, — сказал Итало.
Фолько протянул ему нож. Итало наклонился над телом Рико Гатто, но его поза не позволяла Фолько и Беллинцоне видеть, что он делает. Несколько секунд он стоял к ним спиной, затем что-то завернул в носовой платок.
— Смываемся? — обеспокоенно спросил Пьетро, посмотрев в сторону двери.
— Секунду! — остановил его Итало. — Тащите его за мной…
Беллинцона и Фолько равнодушно подняли тело Гатто.
— Его паспорт у тебя? — спросил Вольпоне у Фолько.
— Да.
— Давай сюда!
Они подошли к огромной, метра три в диаметре, крышке. Вольпоне сдвинул ее в сторону, открыв четырехугольное отверстие, из которого пахнуло жаром и зловонием.
— Бросайте его! — приказал он.
Фолько и Беллинцона подтащили труп Гатто к краю дыры и столкнули вниз. Вольпоне уложил крышку на место.
— Именно это ему и нужно! Собаке собачья смерть, — произнес Итало надгробную речь.
Пар, вырывавшийся из незакрытого крана, белесым туманом наполнял помещение.
Они без осложнений вышли из отеля. Никто ничего не слышал.
Возвратившись в свой отель, Вольпоне протянул Пьетро сто долларов и сказал:
— Сходи и купи мне часы.
— Какие часы?
— Часы! И еще бумагу… сделать бандероль…
— Понял, — ответил Беллинцона.
Он уже достаточно хорошо изучил своего нового падроне, чтобы не задавать лишних вопросов.
Шилин Клоппе тяжело вздохнула. Она знала об этом раньше из книг, рассказывающих о гонениях на евреев в разных странах Европы. Но тогда это были истории — трагические, жестокие, однако никак не связанные ни с нею, ни с ее семьей. Любые несчастья могли произойти с кем угодно, но только не с ними. И все-таки, Бог весть почему, иногда ее пощипывал страх, тот самый лютый страх, который, должно быть, испытывали жертвы бесчисленных погромов.
Чтобы сдержать обещание, данное Ренате, она должна покинуть свой дом на сорок восемь часов. Никто, в том числе и она, не должен знать, что здесь будет происходить накануне праздничного вечера.
Через час сюда придут люди, чтобы поставить все с ног на голову: переставят ее стулья «Луи XV», уберут ее любимое кресло, перевесят картины Писсарро, Ренуара, Мане. К ним можно добавить два полотна Ван Гога и одного Гогена. И за всем этим днем и ночью будет наблюдать недремлющий глаз охранников, нанятых по такому случаю.
— Где же вы будете спать? — спросила Шилин их шефа.
— Не волнуйтесь, миссис, нам не привыкать… На полу.
В глубине души она боялась неаккуратности этих мужчин, боялась, что их запахом пропитаются стены гостиной, что они наследят обувью на персидском ковре, уложенном поверх голубого коврового покрытия.
Но больше всего ее беспокоили причуды дочери…
Свадьба Ренаты должна была стать какой-то неприличной и безумной вечеринкой. Чтобы не расстраиваться лишний раз, Шилин решила не возражать.
От отца Рената унаследовала железную волю, и горе ждало того, кто попытался бы ее образумить.
Чтобы успокоить мать, она с лукавым выражением просюсюкала:
— Я ведь не прошу твои бриллианты! Освободи мне квартиру на двое суток, это и будет для меня свадебным подарком.
Отравленный подарок, который грозил лишить их уважения всего города. Некоторые из приглашенных под разными благовидными предлогами уже отказывались прийти на свадьбу. Одни считают неприличным присутствовать на церемонии бракосочетания в три часа утра. Другие, наоборот, восторгаются: «Как оригинально! Наконец-то вы растормошите Цюрих! До чего пикантная идея!»
В дверь позвонили. Она взяла чемодан и направилась к выходу. На пороге стояли двое здоровенных мужчин.
— Здесь живут Клоппе?
— Да…
Краснощекий, вероятно, приняв ее за прислугу, — иначе как объяснить его фразу? — сказал:
— Вы правильно делаете, что уезжаете. Скоро здесь начнется грандиозное бордельеро!
Беллинцона, Баретто и Мори с интересом наблюдали, как Вольпоне перевязывает золотой ленточкой небольшой, аккуратно обернутый бежевой бумагой, пакет. Убедившись в надежности упаковки, Итало прилепил клеющуюся этикетку и написал на ней адрес получателя.
— Фолько, отвезешь в аэропорт. Я хочу, чтобы бандеролька улетела в Нью-Йорк первым самолетом. Отдашь ее лично в руки, и в Нью-Йорке ее тоже должны передать лично в руки. Ясно?
— Кому я передам? — спросил Фолько. — Я никого здесь не знаю…
— Баретто! — Вольпоне посмотрел на Ландо.
— Зайдешь в отдел по приему грузов, — сказал Ландо. — Спросишь Элизабет. Она все устроит.
— Не из-за чего драть котенку хвост, — съязвил Итало. — Это сувенир… часы. Подарок… Я не собираюсь платить пошлину…
— Падроне, — возразил Беллинцона, — но за часы стоимостью восемьдесят долларов пошлина не должна быть большой!
— Заткнись! — рявкнул Вольпоне и посмотрел на Фолько. — Когда пакет улетит, зайдешь ко мне в номер. Есть разговор…
Мори помрачнел.
— Хорошо.
Итало повернулся к Пьетро Беллинцоне.
— Спустись в холл и купи мне две колоды по пятьдесят две карты.
— Уже пошел.
Дошла очередь и до Баретто.
— Ты сейчас же пойдешь в агентство и снимешь квартиру или дом. Что-нибудь поприличнее… Оплатишь за шесть месяцев вперед. Можешь сказать, что это для дипломата, или что-то в этом роде… Мне плевать! Но сегодня ночью я должен спать там. Ты все еще не ушел? Наличные у тебя есть?
— Немного…
— Немного — это недостаточно. Возьми!
Он сунул в руку Ландо толстую пачку денег.
— Не пересчитывай — десять тысяч долларов! А теперь расскажи мне о своей шкуре.
— Она все сделала. Все!
— Рассказывай.
— Я только что разговаривал с ней по телефону. Она позвонила ему.
— Когда?
— Он собирался как раз обедать…
— Что она сказала ему?
— Что хочет его видеть.
— Обычно она его снимает?
— Нет, встречи назначает Клоппе.
— Ей удалось выведать у него завтрашний его распорядок дня?
— Да.
— Ты хорошо объяснил ей ситуацию?
— Она все поняла.
— Хорошо. Сваливай!
Ландо заколебался, стоит ли задавать вопрос, который все это время вертелся у него на языке.
— Что у тебя еще? — спросил Итало, заметив его нерешительность.
— Вы сказали, на шесть месяцев, падроне?
— А что? Здесь прекрасный воздух, разве нет?
— Да, падроне!
Итало обождал, когда за Ландо закрылась дверь, и вытащил из ящика комода портативную рулетку. Он решил поставить шесть раз подряд на «ноль» и бросил шарик…
С его точки зрения, он уже достаточно примелькался в этом отеле. Лучше сменить адрес… Даже при самом плохом раскладе более трех дней в Цюрихе он не задержится. Принимая во внимание средства, которые он собирается применить против Хомера, чтобы сломить его сопротивление, этого срока ему вполне достаточно. Зачем он выбросил на ветер десять тысяч долларов за ненужное ему жилье?
Итало нечаянно дотронулся рукой до кармана халата и почувствовал твердость колоды карт, спасшей ему жизнь. Он на лету подхватил шарик, не дав ему опуститься в лунку. Сняв трубку телефона, набрал номер своего дома в Нью-Йорке.
В это время Фолько Мори, ехавший в своем «фольксвагене» в аэропорт, взял пакет и посмотрел на адрес получателя.
Он вздрогнул, увидев написанную печатными буквами фамилию: ЭТТОРЕ ГАБЕЛОТТИ.
Его слушали два десятка мужчин и две женщины. Конечно, его выступление нельзя было назвать безукоризненным. Любой старый член коллегии или синодального собрания мог прервать оратора по пункту, который казался ему спорным или требующим дополнительных доказательств. Один-два раза Клоппе уже вежливо поправили за ошибки, допущенные в названии дат.
Но даже такая мелочь выбивала его сегодня из колеи. Впервые в жизни, когда речь шла о Цвингли, его мысли были далеко… И это несмотря на то, что место располагало к сосредоточенности и собранности. Небольшая группа людей собралась в библиотеке старого крита, примыкавшего к западному крылу собора.
Сегодня мысли о Цвингли упорно перекрывались хриплым и чувственным голосом Инес. Он собирался обедать, когда она позвонила. Никогда раньше Инес не звонила ему ни домой, ни в банк. Он сам назначал время встреч.
— Я хочу вас видеть…
Он узнал ее голос.
— Это невозможно…
— Когда?
— Я могу вам перезвонить… — И уже для Шилин, следившей за ним внимательными глазами, добавил, прикрыв ладонью микрофон: — На работу…
— Чем вы заняты после полудня?
— К сожалению, занят. В пятнадцать я иду в церковь Гроссмюнстер.
— Мне вас не хватает… А завтра?
Она никогда ему так не говорила: мне вас не хватает.
— Весь день буду занят.
— Я все время думаю о вас…
Шилин не могла не заметить, как краска залила его лицо.
— Утром деловые встречи, совещание, в шестнадцать часов иду к дантисту.
— А потом?
— Выдаю дочь замуж… Масса дел с этим…
— Когда же? Послезавтра?
Когда она говорила, ему казалось, что она поет блюз.
— Нет! Нет! У моей дочери — свадьба!
Это было лишним! Он никогда ни слова не говорил ей о своей семье. Идиот!
— Жаль… Вы знаете, чем я занимаюсь, разговаривая с вами?
— Нет…
— Я ласкаю себя. Лежу совершенно голая в постели… раздвинув ножки…
Его лицо побагровело. А Шилин в это время показывала глазами, что остывает жаркое.
— Послушайте!.. Прошу извинить меня… Я обедаю. — Он понимал, что фраза звучит по-идиотски, но остановиться не мог. — А вы не обедаете?
— Когда мастурбирую, нет… Жаль… Чао!
Она бросила трубку, а он продолжал делать вид, что разговор не закончен.
— Хорошо, дорогой друг. Начиная с двадцать седьмого… вы найдете меня в кабинете в любое удобное для вас время. Пожалуйста! До свидания!
Как он ненавидел себя из-за этой лжи.
— Тебе подогреть жаркое?
— Нет, хорошо и так. — Он уткнулся носом в тарелку.
— Кто это был?
— Так, один клиент.
"Аут" отзывы
Отзывы читателей о книге "Аут". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Аут" друзьям в соцсетях.