— 21877… «ГОД».

Клоппе словно пронзило током. Он сдвинул брови и плотно сжал губы. Итак, его подозрения относительно Мортимера О’Бройна подтвердились… Нечестный человек дал своему хозяину вымышленный номер. К сожалению, он мог помочь Габелотти не более, чем Вольпоне… Обезличенным голосом утомленного человека он сказал:

— Извините, но я не понимаю, о чем вы говорите.

— Что-о? — пророкотал его собеседник.

— Информация, которую вы мне сообщили, не имеет никакого отношения к существующей в нашем учреждении.

— Что вы такое говорите! Что вы говорите?

— Ничем не могу вам помочь, сэр. Вы ошиблись. Всего доброго, сэр, — сказал Хомер и положил трубку. Затем звонком вызвал Марджори.

— Если вдруг опять позвонит этот человек, меня нет!

— Хорошо, сэр.

Оставалось ровно сорок пять минут до приема у дантиста. В силу привычки он нацарапал эти цифры на листе бумаги.

Вот уже пять дней, как в «Трейд Цюрих бэнк» лежат два миллиарда долларов Дженцо Вольпоне. Хомер мгновенно перевел их в Шаан, своему другу Эжьену Шмеельблингу, «банкиру всех банкиров».

Его собственный интерес уже составил 547 940 долларов.

* * *

В дверь постучали: три легких и один сильный удар. Орландо Баретто приоткрыл дверь. Итало Вольпоне боком проскользнул в квартиру.

— Где она?

— В спальне.

Вольпоне вошел в комнату. Инес лежала на горе подушек у радиатора центрального отопления и листала правой рукой журнал мод. Левая была пристегнута к секции радиатора наручниками. Она отложила журнал и посмотрела на Вольпоне отсутствующим взглядом.

— Писать умеешь? — спросил Итало.

Ландо удивленно посмотрел на него. Задавать такой вопрос девушке, проучившейся три года в университете, просто глупо!


Ландо почти не спал всю ночь. По приказу своего падроне он одел на Инес наручники. После того что произошло на лесопилке, она не упрекнула его даже взглядом, но и разговаривать с ним не захотела. Она упорно, враждебно и презрительно молчала. Было договорено, что Ландо будет подавать ей телефон всякий раз, когда раздастся звонок. Длина цепочки наручников не позволяла ей самой подходить к аппарату. Так решил Вольпоне. Он считал, что негритянка должна сама отвечать на звонки, чтобы не вызвать подозрений у своих клиентов. Естественно, через прослушивающую трубку Ландо следил за темой разговоров, открывая для себя неизвестные аспекты жизни своей бывшей любовницы. Ей звонили подружки-манекенщицы, такие же, как и она, проститутки, какой-то немец и итальянец. Первый был импресарио, второй — известный фотохудожник. Инес вежливо отклонила предложение сняться для популярного журнала мод в одежде, состоящей только лишь из драгоценностей стоимостью в три миллиарда. Еще с кем-то она говорила на своем родном, африканском, диалекте.

— Мои двоюродные братья, — объяснила Инес. — Они здесь проездом… Дипломаты… Придут ко мне в гости.

Ландо занервничал.

— Могла бы сказать, что тебя не будет.

— Мы не виделись уже два года. Везут мне подарки… Если не хочешь, можешь не открывать…

— Если будешь продолжать так со мной разговаривать, размозжу тебе голову.

Ему ужасно хотелось ее. Понимая, что это невозможно, он бесился…


— Пиши, что я тебе продиктую, — сказал Итало, протягивая ей лист бумаги и ручку.

Глазами она показала на наручники.

— Они мешают мне.

— Правая рука свободна, нет?

— Я левша.

— Освободи ее.

Ландо вставил в замок наручников маленький ключик. Инес потерла правой рукой затекшее левое запястье и взяла бумагу.

— Секунду, — сказал Вольпоне. — Мне нужна твоя фотография. Без одежды…

Она подошла к комоду, выдвинула ящик и достала альбом фотографий. Выбрав одну, небрежно протянула Итало. Тот мельком взглянул на нее и молча сунул в карман. Инес легла на кровать на живот, взяла ручку в левую руку и положила перед собой лист бумаги.

— Диктуйте, — не посмотрев на Вольпоне, сказала она.

* * *

При других обстоятельствах Хомер Клоппе непременно обратил бы внимание на растерянный вид профессора Штроля, его вялое, безжизненное пожатие. Но, погруженный в свои личные переживания, он просто ничего не замечал.

— Миссис Штроль нет дома? — спросил он из чистой вежливости.

— Скоро придет… — чуть слышно ответил Штроль и быстро повернулся к банкиру спиной, чтобы тот по выражению его глаз чего-нибудь не заподозрил. — Устраивайтесь, пожалуйста… Сейчас я вами займусь…

Он сделал вид, что готовит на металлическом подносе инструмент.

Клоппе тяжело опустился на диван черной кожи, который мог быть и креслом, и операционным столом, в зависимости от наклона спинки. Он снова окунулся в свои мрачные мысли, забыв о времени и месте, где находится, когда неожиданно яркий свет рефлектора, направленный Штролем прямо лицо, вернул его к реальности. Он зажмурился, чтобы не видеть эти тысячи слепящих солнц, и почувствовал, как Штроль повязывает салфетку вокруг его шеи. Его молчание удивило Хомера. Обычно профессор, не умолкая, рассказывал бесконечные истории, сам смеялся, сам задавал вопросы и отвечал на них.

— У вас все в порядке? — поинтересовался Хомер.

— Да, да… Сейчас проведем оценку общего состояния ротовой полости.

Аугусту Штролю хотелось закричать Клоппе, чтобы он бежал отсюда. Чтобы убедиться, что все происходящее — не кошмарный сон, он бросил испуганный взгляд в направлении комнатки, где, с приставленной к горлу бритвой, находилась его жена. Портьера шевельнулась и отошла в сторону. Геркулес ободряюще подмигнул ему. И тут же он увидел Ингрид в объятиях другого мужчины, который одной рукой сжимал ее за талию, а другой, приподняв подбородок, поигрывал у ее горла блестящим лезвием бритвы.

Чтобы не сойти с ума, Аугуст Штроль бросился в профессиональный монолог. Одновременно он хотел отвлечь внимание банкира, который знал в теории зубоврачевания не меньше его.

— Сегодня я готов ответить на ваш вопрос, заданный в прошлый раз… Наклоните голову чуть влево… Так… Да… Спасибо… Так вот, относительно воздействия органических кислот на эмаль… Рот не закрывайте… Как вы знаете, кариозные бактерии…

Хомер Клоппе поднял палец, прося слова. Он почувствовал, как Штроль убрал руки с его лица.

— Но существует и другая возможность. Одновременное растворение органической ткани и эмалевого покрытия…

По лицу профессора стекали крупные капли пота. Он снова посмотрел в дальний угол кабинета. Гигант сделал нетерпеливый жест.

— Маловероятно, дорогой друг, маловероятно, — механически ответил он Клоппе.

Ничего у него не получится. Клоппе моментально заподозрит неладное, если он предложит ему наркоз… У него великолепные зубы! Он обязательно потребует объяснений! Что ответить? Но если он этого не сделает… там, за портьерой… Ингрид… У Штроля не оставалось ни выбора, ни времени…

Подталкиваемый страхом, от которого сводило желудок, он деланно рассмеялся и сказал:

— Сейчас я предложу вам нечто совершенно новое… совершенно изумительное… Шведское… Закройте рот. У вас немного воспалилась десна в области четвертого резца. Я хочу снять воспаление…

Хомер удивленно сдвинул брови.

— Расслабьтесь… Не напрягайтесь…

Не переставая говорить, Штроль подготавливал маску, соединенную резиновым шлангом с крошечным баллончиком протоксидазота.

— Глубоко вдохните два-три раза.

Клоппе насторожился. Вчера Штроль осматривал его… Не могло же это воспаление образоваться за одну ночь! Он собрался задать вопрос, но Штроль уже приложил маску к его лицу.

— Спокойно… Дышите… Не напрягайтесь.

Не понимая, что им движет, Хомер хотел встать. Рефлекторно он сделал глубокий вдох и тут же почувствовал, как странная слабость распространяется по всему телу. Он поднял руку в знак протеста и неуверенным движением схватил Штроля за локоть. Маска еще плотнее прижалась к его скулам, рука профессора, лежавшая у него на лбу, стала тяжелой, как металлическая плита. Он потерял сознание. В течение еще нескольких секунд дрожащими руками профессор удерживал маску на лице банкира.

Убедившись, что Клоппе полностью находится под воздействием наркоза, он с жалким видом, со слезами в глазах, повернулся к гангстерам.

— Я не могу, — простонал он. — Я не могу…

Он вытер пот, заливавший ему глаза и крикнул:

— Я не могу!

Гигант подошел к нему и влепил тяжелую пощечину.

— Работай, дерьмо! Или ты хочешь, чтобы мы пустили кровь твоей жене?

Аугуст обреченно посмотрел на Ингрид. Она была бледная, как смерть, в ее огромных глазах стоял непередаваемый ужас. Лезвие бритвы ни на миллиметр не удалилось от ее шеи.

Он понял, что она умрет, если он не приступит…

Преодолевая поднимавшуюся в нем тошноту, он схватил зубные щипцы, раздвинул челюсти Хомера Клоппе и затоптался на месте, выбирая лучшую позицию для атаки. Он ухватил щипцами верхний резец и с силой дернул вниз… Голова банкира последовала за движением руки Штроля. Профессор снова уложил голову Клоппе на подголовник и заблокировал ее, прижав левый локоть ко лбу банкира. Затем он начал расшатывать зуб в вертикально-горизонтальном направлениях. Отложив щипцы, он взял скальпель и надрезал десну до кости челюсти. Опять взял щипцы, сделал глубокий захват и дернул изо всей силы. Раздался треск… Под равнодушным взглядом Беллинцоны Штроль бросил окровавленный зуб на металлический поднос и приступил к очередному…

Когда были удалены все передние зубы, обессиленный Штроль бросил умоляющий взгляд на Беллинцону.

Никакой пощады, кроме приказа продолжать, он не прочел в его глазах.

С коренными зубами было труднее, но и они все через восемь минут лежали в кровавых лужицах на металлическом подносе. Во рту у Хомера Клоппе не осталось ни одного зуба.

Штроль посмотрел на поднос, глаза его остекленели, ноздри затрепетали, и он медленно опустился на пол.

Беллинцона презрительно поморщился. Он грубо раздвинул челюсти банкира, вставил в рот указательный палец и быстрым круговым движением прошелся по деснам.

Работа была выполнена прекрасно. Удовлетворенный, он вытер испачканный кровью палец о пиджак Клоппе.

Фолько Мори отпустил женщину и спрятал бритву в карман. Она едва держалась на ногах. Проходя мимо, Беллинцона дружески ей улыбнулся.

Неожиданно его рука взметнулась вверх, и открытая ладонь гиганта резко ударила Ингрид в лоб. Она качнулась и рухнула на пол.

Из комнаты, где хранились зубные протезы, гангстеры вышли через дверь черного хода на лестницу и, не торопясь, спустились вниз.

Прошло несколько минут, но никто в кабинете не подавал признаков жизни. Магнитная лента продолжала наполнять комнату звуками музыки Вивальди. Десяток раз прозвонил телефон и замолчал.

Хомер Клоппе шевельнулся, открыл изумленные глаза и инстинктивно поднес руку ко рту, отметив, что губы в крови.

Он опустил голову и увидел на полу неподвижное, распростертое тело Аугуста Штроля.

С трудом поворачивая голову, он наткнулся глазами на Ингрид Штроль. Она лежала на спине, с высоко оголенными длинными округлыми бедрами, широко раскинув руки в стороны.

Не в силах что-либо понять, он встал и, шатаясь, сделал несколько шагов к зеркалу в бронзовой раме.

Не узнавая, он долго рассматривал мужчину, смотревшего на него из зеркала. Его одежда, лицо тоже были испачканы кровью… Две извилистые струйки черной крови стекали из уголков рта по подбородку…

С бьющимся, как паровой молот, сердцем, он собрал все свое мужество, чтобы убедиться в страшной догадке, и открыл рот…

Его кровоточащие десны представляли собой изорванную, лишенную всякого рельефа массу. Сто лет тому назад, когда он садился в кресло, у него были самые лучшие зубы в городе. Теперь не было ни одного. Из его глаз потекли слезы. Потрясенный, он отвернулся от созерцания непоправимой катастрофы.

Сидя на полу, Ингрид, с расширенными от ужаса зрачками, смотрела на него.

Зазвонил телефон.

Не обращая внимания на стоны мужа, она встала, как автомат, и сняла трубку.

Она слушала с отсутствующим выражением лица и, казалось, ничего не слышала… И тем не менее она протянула трубку Хомеру Клоппе, который машинально взял ее. Жесты обоих были тяжелыми и замедленными.

Несмотря на пережитый шок, банкир мгновенно узнал голос, который ему никогда не забыть, — голос Итало Вольпоне.

— Второе и последнее предупреждение… Если деньги не будут переведены в течение часа, я не ручаюсь ни за вашу жизнь, ни за жизнь членов вашей семьи.