Эмилия Остен - Авантюра леди Шелдон

Англия, 1876 год

– У меня для тебя две новости, – сказала леди Уэйнрайт, – и если вторую еще можно счесть приятной – или, во всяком случае, ты ее можешь таковой посчитать, – то первая не слишком хороша. Сядь.

Роуз опустилась в кресло напротив бабушки, сложив руки на коленях (дань скорее привычке, чем благовоспитанности) и, слегка улыбнувшись, промолвила:

– Я вся внимание.

– Герберт умер.

– Вот черт! – не удержавшись, высказалась Роуз. Впрочем, бабушка крепкие выражения внучки пропускала мимо ушей, да и сама иногда отпускала соленое словцо. Так что лишь кивнула:

– Точнее и не скажешь, девочка моя. Вот черт – это самое мягкое описание ситуации. Как ты понимаешь, с сего момента для нашей семьи настало время перемен. Ко мне обратился душеприказчик покойного графа Дарема, некий мистер Липман, и попросил – я бы сказала даже, потребовал, однако напрямую требовать у меня он не решился, – чтобы мы немедленно отыскали Александра.

Несмотря на то что новость о смерти Герберта была печальной, Роуз не сдержала улыбки. Требовать что-то от бабушки Эммы – все равно что пытаться разогнать ивовой веточкой грозу. Эмма не поддавалась давлению, не реагировала на шантаж и провокации и никогда никому не повиновалась, кроме мужа. Вернее, мужей, так как за свою жизнь бабушка связывала себя брачными узами дважды.

– Я представляю, что ты ему сказала.

– Ничего особенного, моя дорогая. – Узкое благородное лицо леди Уэйнрайт светилось от удовольствия – явно при воспоминании о разговоре с нотариусом, над которым она одержала верх. Впрочем, довольное выражение тут же исчезло, сменившись беспокойством. – Однако ты понимаешь, какие проблемы это нам принесло?

– Проблемы, насколько я вижу, у моего кузена, а не у нас, – заметила Роуз. – В какие сроки ему надлежит явиться к этому мистеру Липману?

– В права наследства он вступит только через полгода, однако передача титула – дело хлопотное, и душеприказчик хотел бы начать как можно скорее. После того как я показала ему, что с нашей семьей не шутят, он сделался невероятно вежлив и едва ли не на коленях умолял меня поскорее послать весточку Александру. И ты не права, деточка, когда говоришь, что проблемы у Александра. Они, увы, и наши тоже.

– Но что плохого? Мой кузен станет графом Даремом. Хотя кто бы мог это ожидать. – Роуз постучала указательным пальцем по нижней губе, как всегда делала в задумчивости. – Нам остается лишь греться в лучах его славы. Мне ужасно жалко бедного Герберта, он вроде не был стар?

– Ему не исполнилось и пятидесяти. Вот до чего доводит невоздержанность в вине и пристрастие к связям с дурными женщинами. Слава богу, он хоть картежником не был, – фыркнула бабушка. Она дотянулась до кисета, лежавшего на низком столике рядом, и начала набивать трубку. – Но каждый из нас имеет маленькие скверные привычки.

– Однако титул налагает большую ответственность, – возразила Роуз, – а ты ведь не графиня Дарем.

– И никогда не стремилась. Упаси боже! Нет, этот титул пусть носит та дряхлая старуха, а я обойдусь. Но вот Александр… – Бабушка энергично уминала табак крепкими желтоватыми пальцами. – Болезнь, сгубившая Герберта, явилась закономерным следствием его распутного образа жизни, поэтому в приличном обществе мы будем говорить, что бедолага умер от простуды. Его кузина, эта старая дева Бриджит, все мне написала. Письмо на каминной полке, потом ты можешь его прочесть. Но дело не в нем, а в твоем кузене. И тут мы подходим ко второй новости.

– Если мистер Липман так хочет найти Александра, почему бы ему не написать Александру?

– Потому что никто не знает, куда писать. В последний раз я получила от твоего кузена весточку… дай-ка вспомню… да, больше восьми месяцев назад. Письмо пришло из Каира. С тех пор Александр мог уехать и снова затеряться, и мы его не отыщем, пока он сам того не захочет.

– Как будто мы когда-то стремились его искать.

– Это верно. – Бабушка сделала паузу, достаточную, чтобы закурить. Роуз терпеливо ждала. Выпустив колечко ароматного дыма, Эмма покивала, удовлетворенная результатом, и продолжила: – Но сейчас все изменилось. Мальчишка не может пропадать годами, будучи графом Даремом; хочет он того или нет, ему придется появиться в Англии. Каждый дворянин знает свой долг перед обществом, и, поверь мне, Александру он тоже прекрасно известен. Все, что требовалось от него, как от лорда Уэйнрайта, он исполнял, но требовалось-то немного. Я весьма ценю его доверие, и мне нравится управлять тем, что у нас есть, однако я не вечна. Александр это знает. – Еще несколько колечек медленно поплыли к потолку, украшенному деревянной резьбой: надувшие щеки херувимы, головки беспечных чертенят… – Когда он был здесь в последний раз, мы обо всем договорились.

– И ты мне об этом рассказывала, – нетерпеливо произнесла Роуз. – Тогда в чем же вопрос? Александр наверняка иногда получает почту. Нужно разослать письма – в отели, где он привык останавливаться, или его друзьям – и ждать. Он объявится.

По правде говоря, кузен Александр не слишком волновал Роуз. Она не видела его с тех пор, как была тринадцатилетней девчонкой, и почти не помнила. Кузен не любил Англию и редко появлялся здесь – по правде говоря, с тех пор его никто не видал ни разу, – а правила семьи были довольно просты: каждый волен делать то, что ему заблагорассудится, и распоряжаться своей жизнью в меру своего разумения.

Только однажды Роуз пришлось поступить так, как желала не она сама, а как требовалось семье. Об этом не хотелось вспоминать, но Роуз не сожалела. И решение тогда принимала все равно она.

– Не думаю, – покачала головой бабушка. – Ты же понимаешь, что это может затянуться. Потому я и позвала тебя.

Роуз заподозрила подвох немедля.

– Не хочешь ли ты сказать, – медленно произнесла она, – что этим должна заняться именно я?

– Приятно, что ты так догадлива. Да, я хочу просить тебя об этой услуге.

– Написать несколько писем? Охотно.

– Найти Александра. Отправиться в Каир и отыскать его, а если его там нет – выяснить, куда он уехал. Ведь ты уже бывала в Каире и намеревалась посетить его вновь.

– Но, бабушка! – воскликнула Роуз в замешательстве. – Ты же знаешь, что я собираюсь в Россию!

Почти все уже было готово к путешествию: вещи собраны, билеты на пароход приобретены, наступившая весна вскрыла лед на реках даже на далеком Севере, а значит, корабль без проблем достигнет Санкт-Петербурга… Роуз давно манил блеск дворцов русской Венеции, о которой она много читала, и с недавних пор мечта побывать там превратилась практически в навязчивую идею. Из таких вот идей рождались все ее путешествия. И все они оказались блестящими. В общем, откладывать столь давно желаемую поездку из-за того, что кузен Александр не позаботился оставить адрес…

– Я все помню; или ты хочешь намекнуть, что память у меня уже не та? – возмутилась Эмма. – Твой пароход должен отплыть через неделю. Однако бывают обстоятельства, которые сильнее нас. Конечно, я могу послать кого-нибудь из слуг разыскивать Александра, только вот… нет никакой гарантии, что, даже если этот слуга разыщет твоего кузена, новоиспеченный граф Дарем станет его слушать. А тебя он послушает. Ты умеешь заставить человека обратить на себя внимание.

Роуз хмыкнула.

– Это, наверное, комплимент. Спасибо.

– Конечно, комплимент, девочка моя! Есть еще одна причина, по которой я хочу просить именно тебя заняться этим делом. У тебя есть нюх, точно такой же, как у нас всех, и такой же, как у Александра. Ты сможешь поймать в силки его мятежную душу – если ты понимаешь, о чем я говорю. Сможешь догадаться, куда он мог отправиться, если его нет в Каире. И я тебя знаю, ты словно ищейка: если уж встала на след, бежишь до конца.

– Это я тоже посчитаю комплиментом… Бабушка, но как же мои планы? Я так хотела отправиться в Россию. У меня уже все готово. А ты хочешь, чтобы я перепаковала сундуки и уехала в Каир, тогда как меня ждут в Санкт-Петербурге…

– Подождут. Семейные дела иногда требуют нашего участия.

– Я это знаю, – тихо промолвила Роуз.

Эмма виновато на нее посмотрела.

– Извини! Временами я говорю что думаю, не заботясь о том, как это прозвучит. Я очень сожалею, что вынуждена обращаться к тебе с такой просьбой; ты же знаешь, меньше всего я желаю тебя огорчить. Но нынче мне и вправду нужна твоя помощь. Я компенсирую тебе все затраты на путешествие, а также – поездку в Россию тоже оплачу. Или нет, еще лучше! Ее оплатит Александр.

Роуз не удержалась от смеха.

– Скупым он никогда не был, как ты говорила, только возвращению не обрадуется… Мне не нужны такие жертвы. Я могу подумать?

– Не слишком долго. Если ты не согласишься, все-таки придется посылать кого-нибудь из слуг.

– Тогда я дам ответ к вечеру. А сейчас мне нужно пройтись.

Бабушка кивнула. Роуз поднялась, кивнула в ответ и вышла, оставив Эмму в комнате, залитой табачным дымом, как туманом.

В саду благоухали мелкие розочки и пахло надвигающейся грозой; ее косматое сине-серое покрывало уже затянуло половину неба. Туча надвигалась неотвратимо и очень медленно, словно растягивая удовольствие и пытку страхом для тех, кто боится грома и молний. Роуз не боялась, однако неразумно далеко уходить от дома в такую погоду. Она побрела по тропинке, уводившей вниз с холма, сквозь жасминовые заросли, в которых гнездились – и сейчас недовольно возились – соловьи.

Тропка, усыпанная гравием, привела Роуз к беседке, стоявшей под ивами на высоком берегу реки; крохотная речушка разливалась только весной, когда приходили очищающие дожди, питавшие ее. После грозы, подумала Роуз, вода в ней снова поднимется, станет зеленовато-бурой от взметенного со дна песка и ила, а затем муть успокоится и осядет, и тогда будет видно темное дно. Над редкими камнями начнут сновать узкие серебристые рыбки, которые годятся разве что кошкам на корм. А ивы станут печально шелестеть, выпевая свою невеселую песню – что-то о потерях, утратах и тех, кто не вернулся. Роуз иногда казалось, что ива – самое грустное дерево на свете.

Она села на скамью в беседке так, чтобы видеть реку, положила руки на перила, а подбородок – на руки. Солнце светило сквозь ивовые ветви, хотя это был уже не радостный, а тревожный, предгрозовой свет. Отсюда Роуз прекрасно видела долину с ее темными пятнами кустарников и перелесков, изумрудно-зелеными полями, желтыми глиняными полосками дорог и белыми пятнышками на склонах холмов – это паслись овцы. Далеко по дороге ехала телега, запряженная двумя лошадьми, за нею поднималась пыль, которую вскоре прибьет дождь.

Многие бегут из Англии для того, чтобы возвращаться сюда как можно реже, например, кузен Александр именно таков. Роуз любила свою страну. Путешествия прекрасны, там столько всего нового, столько яркого и даже волшебного, но хороши они не в последнюю очередь тем, что из них можно возвратиться домой. Пройтись по старому саду, провести ладонью по корешкам книг в библиотеке, которые читала в детстве, услышать осторожный писк мышей в старом амбаре или самой вычистить лошадь, на которой только что проехалась вдоль реки… Спать в своей комнате, которую любишь так, как не любишь ни один роскошный номер в отеле, ни одну экзотическую стоянку под открытым небом, когда звезды мерцают едва ли не в твоих волосах, а ветер заметает в палатки песок, словно поземку. В долгом странствии вспомнишь иногда золу на каминной решетке в гостиной, скрип полов и лестниц, тявканье собак на заднем дворе, мшистый запах у выложенного камнями источника – улыбнешься и подумаешь: «Как будет хорошо вернуться».

Каждый раз, прежде чем уехать, Роуз приходила сюда, в эту беседку. Здесь мысли текли неторопливо и вольно, словно облака над долиной, и казалось, что все всегда будет хорошо. За пределами беседки могли таиться неожиданности и даже неприятности, а в ней самой, за деревянными стенками с большими проемами, под куполом облезлой крыши, цветом сливавшейся с ивовой листвой, время точно останавливалось, запечатанное в спокойный, созерцательный миг, как насекомое в янтарь.