Эмилия Остен - Авантюра леди Шелдон

Не годится больше думать о Джеймсе как о новом друге. Отныне и навек Роуз станет думать о нем как о кузене Александре.

Им подали напитки и закуски, и, лишь когда официант отошел, Джеймс заговорил:

– Вы очень рассердились на меня?

– Вы сильно меня обидели, – произнесла Роуз, глядя в его лицо – ничуть не изменившееся, и это казалось странным. Как будто лжец должен носить особое клеймо, которое позволит безошибочно выделить обманщика из толпы. К сожалению, обманщики потому и остаются таковыми: их тяжело поймать.

– Понимаю, – согласился Джеймс. – Леди Каррингтон не знала, что иногда я путешествую под другим именем.

– Почему вы не представились сразу? – спросила его Роуз напрямую. – Вы не обязаны были исповедоваться перед всеми в кают-компании на «Святой Анне», но уж мне-то могли сказать! Особенно когда я поведала вам, что вы унаследовали титул графа Дарема.

Джеймс долго молчал, крутил в руке серебряную ложечку, и сегодня его привычка не забавляла, а раздражала.

– Вы ведь понимаете, что это непростое решение, – заговорил он наконец. – Стать пэром Англии! Навсегда отказаться от того, что ты любишь, дабы просиживать штаны в душных залах, в обществе стариков, которые только и думают, как бы урвать кусок пожирнее!

– Именно так вы представляете себе английскую политику? – спросила Роуз насмешливо.

– Я вообще не хочу ее себе представлять. – Он, кажется, разозлился. – Я уже давно уехал из Англии, милая леди, и терпеть не могу туда возвращаться.

– О, вы это демонстрировали своим родственникам много лет! – согласилась она. – И если мне, которая вас не знает, все равно, то моя бабушка, представьте себе, вас любит. Она приняла вашего отца как родного, и поверьте, вы дороги ей! Бабушка хранит ваши письма и часто говорит о вас. Даже если вы так ненавидите Англию, неужели нельзя было поступать по совести и писать чаще?

– Я не люблю писать письма.

– Я поняла, милорд.

– Миледи! – Джеймс, видимо, справился с раздражением и широко ей улыбнулся. – Когда вы злитесь, то хороши невероятно.

– Так говорят мужчины, чтобы увести разговор в сторону. Продолжите свою исповедь, кузен. Вы остановились на том, что не желаете быть пэром Англии.

– Не желаю, и не вижу в том ничего странного. Это не моя жизнь, и я никогда к ней не стремился. Пустая награда. С удовольствием отдам ее любому желающему.

– Вряд ли это возможно.

– Отказ от титула? Возможно.

– Александр, – сказала она, смешавшись, – но честь семьи…

– У нашей семьи недостаточно чести? – уточнил он. – В чем вы ее измеряете? В фунтах? И скольких не хватает?

– Вы можете язвить сколько угодно, но это не меняет ситуации, – отчеканила Роуз. – До меня вам, конечно же, дела нет, но подумайте о бабушке. Она, знаете ли, обрадовалась, так как решила, что теперь вы станете чаще бывать дома. Ведь Холидэй-Корт – ваш дом, и вас там всегда ждут.

– Я никак не могу назвать место, в котором мне не хочется жить, домом! К тому же, я давно вышел из младенческого возраста, чтобы цепляться за бабушкину юбку и слушать, как надо мною квохчут, словно над несмышленым цыпленком.

– Вы точно не об Эмме говорите, кузен! Вы что, забыли, какая она?!

– Да! – рявкнул Джеймс. – Забыл!

– Боже, – пробормотала Роуз, – и как вы могли показаться мне хорошим человеком?

– А я и есть хороший человек, – произнес он. – Хороший, но запутавшийся. Еще никогда мое чувство долга перед семьей, по правде сказать, изрядно заржавевшее, не вступало в конфликт с ценностями всей моей жизни. Как бы вы поступили на моем месте?

– Я бы выполнила долг, – ответила она мгновенно.

Понимание отразилось на его лице.

– Вы так и сделали, верно? Уже сделали?

– Я не хочу говорить об этом. – Роуз заметила, что мучает салфетку, и усилием воли заставила себя отпустить на волю комочек ткани.

– Хорошо, не будем, – согласился Джеймс подозрительно быстро, – но вы не я, к тому же вы женщина. Женщины изначально более подвержены влиянию традиций, не так ли? Несмотря на то, что и вы, и я любим путешествовать, на привязанности мы смотрим по-разному. Придется с этим смириться, Роуз.

– Я готова смириться с чем угодно, если вы отправитесь в Англию, как просила бабушка.

– Вас с нею никак не отговорить?

– Нет, Джеймс. Вам, наверное, кажется, что это все шутка – титул…

– Мне, – холодно перебил он, – не кажется ничего в таком роде. Наоборот, я отношусь к сему подарку судьбы… убийственно серьезно. Вы не понимаете, что это значит для меня, и не поймете.

– Думаете, я не способна?

– Вы просто совсем ничего не знаете, Роуз.

Разговор становился бессмысленным. Она не хотела часами беседовать о тонкой натуре кузена Александра, который упорно просил именовать его Джеймсом и вел себя, как некий Джеймс Рамзи, никакого отношения к семье Роуз не имеющий. Словно он… забыл все, что их связывало.

Конечно, ему неприятно вспоминать. Бабушка говорила, что родителей он так и не простил, хотя вряд ли случившееся с ними можно назвать иначе, чем итог несчастливой судьбы. Но при чем тут титул графа Дарема? И кто мешает сделаться высокопоставленным бездельником, некоторое время проводить в Лондоне, исполняя обязанности, а затем отправляться навстречу морской синеве и ветру – если уж так хочется, если не сидится на месте?

– Почему вы меня обманули? – негромко спросила Роуз, и Джеймс, кажется, растерялся на мгновение. – Вы собирались открыть мне свое имя – или нет?

По тому, как он промедлил, стало ясно: скорее всего, не собирался.

– Вы ведь джентльмен, кузен, или являлись им когда-то. Неужели такой поступок кажется вам нормальным?

– Хватит меня стыдить, Роуз! – Он уронил ложечку на стол и взялся за свою салфетку. – Я уже понял, что не прав. Я и раньше знал, что не прав. Разве это меняет дело?

– Для вас, видимо, нет.

– Я не во всем лгал, только не сказал, кто я на самом деле. Я… хотел бы не быть этим человеком, Александром, лордом Уэйнрайтом. Но уже не получится, верно? А значит, и вам, и мне придется смириться с этим. Если вы будете поминать мой обман каждую минуту, разговора у нас не выйдет.

– Даже извиниться передо мною не хотите? – спросила Роуз тихо. Ей становилось все тяжелее и горше. Как она могла ошибиться, она уже поняла; но как она могла ошибиться настолько?

– А вы примете мои извинения? – ответил Джеймс вопросом на вопрос. – Примете и поверите им? Вряд ли. Сейчас вы меня считаете беспринципным лгуном. Значит, извиняясь, я снова могу солгать. Вы не получите никакого удовольствия от моих извинений, а потому сразу я не стану их приносить. Отложим это, Роуз, согласны? Когда вы снова сможете доверять мне, я извинюсь перед вами так, что вы не будете сомневаться: я действительно сожалею.

– Доверять? Вам? – произнесла она с плохо скрываемым презрением. – О чем вы говорите, кузен? Я не собираюсь искать пути, которые вновь приведут к доверию. Да и не настолько я вам верила.

– Вы меня обманываете сейчас, – сказал Джеймс и улыбнулся.

– Я думала, вы мой друг, – тихо произнесла Роуз, – но теперь с этим покончено.

Он помрачнел, собирался что-то сказать, и в этот миг мир вокруг вспыхнул.

Роуз оглохла и ослепла, уши словно забили бархатом, во рту ощущался гадкий привкус, и где она находится – трудно было понять. Страшная тяжесть прижимала ее к земле, казалось, вздохнуть невозможно. Роуз застонала, попыталась пошевелиться и несколько раз моргнула – и поняла, что ее буквально вжимают лицом в каменную плитку. Требовался воздух, много воздуха, немедленно. Роуз попыталась повернуть голову и наткнулась взглядом на мужскую руку. Вот и понятно, откуда тяжесть: сверху лежит какое-то… тело?! Рука не шевелилась, и непонятно, мертв лежащий сверху мужчина или жив. Белый рукав… Господи, это же Джеймс!!

Роуз дернулась и захрипела, пытаясь произнести хоть слово, и тут же закашлялась. Рука Джеймса шевельнулась, но сказал он что-нибудь или нет, неясно: Роуз по-прежнему ничего не слышала, кроме противного звона, от которого кружилась голова. Казалось, все происходит внутри огромного колокола.

Она не знала, сколько времени прошло – несколько мгновений, минута, или, возможно, больше, – когда давившая на нее тяжесть исчезла. Роуз ощутила, как чьи-то руки приподнимают ее, и увидела лицо Джеймса. Он что-то говорил, губы его шевелились. Роуз едва узнавала кузена, хотя бы потому, что по виску его крупными тяжелыми каплями текла кровь и капала с подбородка.

– Кровь, – произнесла Роуз и коснулась его лица; руки ощущались как чужие. Но они двигались, и голос Джеймса вдруг прорезался в колокольном звоне:

– Вам не больно? Что вы чувствуете? Вы слышите меня?

– Да, – сказала она и сглотнула. Ее внезапно сильно затошнило и повело в сторону, Роуз едва не упала снова на каменную плитку. Джеймс поддержал ее.

– Спокойно, Роуз. – Его голос звучал ровно, и она действительно успокоилась – таким уверенным он выглядел, несмотря на кровь на лице. – Все хорошо, вы живы. Смотрите на меня. Вы видите меня? Вот так.

Она кивнула и тут же пожалела об этом.

– Осторожно. Некоторое время вам нужно сидеть и не шевелиться или лежать. Я отнесу вас в экипаж.

– Нет. – Роуз оттолкнула его руку и выговорила непослушными губами: – Что случилось?

– Я отнесу вас в экипаж, – настойчиво повторил Джеймс.

– Что случилось?

Он кротко вздохнул: упрямство, похоже, являлось фамильной чертой.

– Был взрыв. Я должен осмотреть все и помочь людям.

Только сейчас Роуз сообразила, что, кроме голоса кузена, слышит крики, стоны и другие звуки, свидетельствующие о том, что произошло нечто экстраординарное. Она подумала об этом – и внезапно начала соображать, словно увидав всю картинку целиком, и, как ни удерживал ее Джеймс, обернулась, дабы увидеть, что происходит у нее за спиной.

Стол, за которым они только что завтракали и ссорились, лежал ножками вверх, а мирный дворик превратился в преддверие ада. Откуда-то валил дым, жирный и черный, метались люди, а неподалеку от Роуз лежал ничком тучный господин и не шевелился. Его вытянутая нога казалась такой мертвой, что ужас накатил липкой волной, подступил к горлу. Джеймс придвинулся, перехватил Роуз, удерживая ее так, чтобы было удобно, и ее вырвало.

– Тихо, тихо, – сказал он, – все будет хорошо.

Роуз стало немного легче, Джеймс отпустил ее и отодвинулся. Ничего в нем не было сейчас от надменного кузена Александра, обманщика и хитреца. Кровь по его лицу все текла, и это ужасало. Джеймс заглянул Роуз в лицо.

– Вы не хотите уходить, ладно. Посидите здесь немного?

– Да, – прошептала она. Во рту было горько и противно.

Он кивнул, поморщился и исчез, а Роуз осталась сидеть на земле, обхватив себя руками и пытаясь понять, что произошло.

Значит, взрыв. Александрию берут штурмом и в ресторан попала бомба? Ничего другого на ум не приходило. Роуз старалась не глядеть на лежавшего неподалеку человека (мертв он? жив?), а потому смотрела на свое грязное платье. Миссис Браун будет недовольна, подумалось Роуз, ей это платье так нравится… Взрыв, да, взрыв. Джеймс так сказал. Почему он… И тут она поняла: Джеймс закрыл ее собой.

Толстяк шевельнулся и застонал, подтянул ногу, и Роуз словно очнулась. Она вроде бы невредима, если не считать звона в ушах и головокружения, так почему же она сидит и ничего не делает? Наверное, есть пострадавшие, которым нужна помощь. Например, этот толстяк, сейчас приходящий в себя. Не размышляя более, Роуз на коленях подползла к мужчине и приподняла его голову.

– Сэр, вы слышите меня? Сэр!

– Уф! – Он смотрел на нее круглыми бессмысленными глазами.

– Все будет хорошо, сэр. Сейчас придет помощь.

– А?

– Все хорошо, – повторила Роуз так, чтобы он мог прочесть по губам, и толстяк понял.

Держа его голову на коленях, Роуз обернулась – отсюда открывался обзор получше, да и дым уже рассеивался – и узрела страшную картину.