— Да, хотелось бы! — вскричала Аврора.

Она отбросила голову назад с презрительным движением, говоря эти слова.

— Зачем мне терять время на разговоры с вами? — сказала она. — Самые жестокие мои слова не могут ранить такую натуру как ваша. Мое презрение так же мало огорчает вас, как огорчило бы вон тех противных тварей, которые ползают на краю пруда.

Берейтор вынул сигару изо рта и стряхнул пепел мизинцем.

— Нет, — сказал он с презрительным смехом, — у меня не такая тонкая кожа. Я привык к подобным вещам. Но не лучше ли, как я заметил вам сейчас, оставить этот разговор и перейти к делу. Таким образом оно у нас подвинется не скоро.

При этом капитан Проддер, очень желавший задушить собеседника своей племянницы, подошел очень близко к говорившему и наткнулся шляпой о нижние ветви дерева, под которым он находился.

На этот раз нельзя было ошибиться, насчет шелеста листьев. Коньерс вздрогнул и подвинулся к тому месту, где стоял капитан Проддер.

— Кто-то нас подслушивает — сказал он, — теперь я в этом уверен — может быть, это Гэргрэвиз, Верно, он, он такой подлец.

Коньерс прислонился к тому самому дереву, за которым стоял моряк, и своею палкою ударил по кустарникам, но ему не удалось попасть на ноги подслушивающего.

— Если этот дурак шпионит за мною, свирепо вскричал Коньерс, — уж лучше не попадайся он мне, а то я заставлю его помнить это.

— Ведь я вам сказала, что моя собака бегает здесь, — презрительно отвечала Аврора.

Тихий шелест травы с другой стороны аллеи послышался, когда мистрисс Меллиш говорила эти слова.

— Вот ваша собака, — сказал Коньерс, — а это человек. Пойдемте дальше и кончим же наше дело. Уже одиннадцатый час.

Коньерс был прав: на церковных часах пробило десять часов за пять минут перед тем, но Аврора не слыхала, прислушиваясь к сердитым голосам, бушевавшим в ее груди. Она вздрогнула и оглянулась на темноту леса, на луну, не проливавшую света, на таинственные тропинки и на пруд в лесу.

Коньерс отошел подальше, Аврора пошла рядом с ним, но настолько поодаль, насколько позволяла травянистая тропинка. Они скрылись с глаз прежде чем капитан успел выйти из остолбенения и сообразиться с мыслями.

— Мне следовало приколотить его, — пробормотал он наконец. — Муж он ей или нет. Я и сделал бы это, — прибавил капитан решительно, — если бы племянница моя сама не была такая энергичная. Побегу к своему извозчику и скажу ему, чтобы он подождал подольше. А мне не хочется отходить еще от моей племянницы и этого молодца с хромой ногой.

Капитан отправился к своему экипажу и нашел кучера крепко спящим. Лошадь, уткнув голову в пустой мешок, казалось, также крепко спала, как и кучер. Он проснулся при скрипе повернувшейся рогатки.

— Я еще не еду, — сказал капитан Проддер, — а еще похожу по лесу: вечер такой приятный. Я пришел сказать вам, что я останусь подольше, а то вы, верно, подумали бы, что я умер.

— Да, почти что так, — откровенно признался извозчик, — уж как долго вы оставались там!

— Я встретил мистера и мистрисс Меллиш в лесу, — сказал капитан, — и остановился посмотреть на них. Она кажется такая горячая? — спросил Сэмюэль с притворной беспечностью.

Кучер покачал головой.

— Не знаю, — сказал он, — только здесь все ее любят, и бедные и дворяне. Говорят, когда она прибила бедного конюха за то, что он прибил ее собаку, то ему досталось поделом. Стив такой злой.

Капитан Проддер с недоумением выслушал это известие. Ему не совсем было приятно узнать, что дочь его сестры прибила полоумного конюха. Это ничтожное обстоятельство не гармонировало с его понятиями о прелестной наследнице, игравшей на разных инструментах и говорившей на полдюжине языков.

— Да, — повторил кучер, — говорят, она славно отхлестала его и я очень хвалю ее за это.

— Мистер Меллиш хромает? — спросил капитан Проддер после некоторого молчания.

— Хромает! — закричал кучер, — Господи помилуй! даже ни капельки. Джон Меллиш красавец: уж это я могу знать — сколько раз видал я, как он входил в нашу гостиницу в неделю скачек.

Сердце капитана замерло при этом известии. Итак, человек, ссорившийся с его племянницей, был не муж ее. Ссора казалась моряку довольно естественной, когда он смотрел на нее в супружеском свете, но с другой точки зрения она наполнила внезапным ужасом его мужественное сердце и заставила побледнеть его загорелое лицо.

«Кто же это, — подумал он, — с кем это племянница моя разговаривает — поздно вечером одна, за милю от своего дома?»

Прежде, чем он успел разрешить вопрос, волновавший и пугавший его, в лесу раздался пистолетный выстрел, повторенный эхом на отдаленной горе.

Лошадь приподняла уши, сделала несколько шагов, а кучер засвистел.

— Я так и думал, — сказал он, — браконьеры! Эта сторона в лесу полна дичи, хотя сквайр Меллиш вечно грозит, что будет преследовать браконьеров, только они очень хорошо знают, что он никогда этого не сделает.

Широкоплечий, крепко сложенный моряк прислонился к рогатке и задрожал всеми членами.

— Что сказала его племянница четверть часа тому назад, когда этот человек, спросил ее: хотела ли бы она застрелить его?

— Оставьте вашу лошадь, — сказал он прерывающимся голосом. — Привяжите ее к рогатке и пойдемте со мной. Если… если… это браконьеры, мы… поймаем их.

Кучер привязал лошадь к рогатке. Он не боялся, чтобы она убежала, и оба они бросились в лес; капитан бежал по тому направлению, в котором его острый слух сказал ему, что раздался выстрел.

Луна медленно поднималась на спокойном небе, но в лесу все еще было мало света.

Капитан остановился возле беседки полуразрушенной и закрытой листьями.

— Здесь послышался выстрел, — пробормотал он. — Я мог бы присягнуть, что я стоял недалеко от этого места.

Он осмотрелся вокруг себя, но не видал никого; но целая армия могла быть спрятана между деревьями, окружающими то открытое пространство, на котором была выстроена беседка. Капитан прислушался, прижав руку к сердцу, как бы затем, чтобы утишить его шумное биение. Он прислушался с таким напряжением, как часто прислушивался на море к первому слабому дуновению поднимающего ветра; но не слыхал ничего, кроме кваканья лягушек возле беседки.

— Я присягнул бы, что выстрел был сделан здесь, повторил он. — Дай Бог, чтобы это были браконьеры. Боже мой, какой же я дурак! — пробормотал капитан, медленно обойдя беседку, чтобы убедиться, что там никто не был спрятан. — Подумаешь, будто я до сегодняшнего дня никогда не слыхал выстрела.

Он отошел на несколько шагов, все осторожно осматриваясь и все прислушиваясь, но гораздо спокойнее, чем когда он вошел в лес после выстрела.

Вдруг он остановился при звуке, который имеет на человеческое сердце какое-то таинственное и леденящее влияние. Этот звук был вой собаки. Холодный пот выступил на лбу моряка. Этот звук, всегда пугавший его суеверную натуру, был для него вдвойне ужасным в этот вечер.

— Это значит смерть! — пробормотал он, застонав. — Ни одна собака так не воет, кроме как по покойнику.

Он воротился и осмотрелся вокруг. Луна слабо светила на широкую полосу стоячей воды близ беседки, а на краю этой воды капитан увидал две фигуры, черневшиеся в летней атмосфере: фигура, лежавшая на самом краю воды, и большая собака, жалобно вывшая.

Бедному Джону Меллишу долг предписывал как хозяину сидеть на конце стола, потчивать бордоским и слушать истории полковника Мэддисона о тигровой охоте.

Может быть, к счастью, терпеливый мистер Лофтгауз хорошо знал все эти истории, знал, в каких местах надо смеяться, в каких слушать со вниманием, исполненным ужаса, потому что Джон Меллиш был очень дурным слушателем на этот раз.

Мистер Меллиш с нетерпением ждал той минуты, когда с соблюдением приличия он может уйти в гостиную и узнать, что делает Аврора в тихих летних сумерках.

Когда дверь отворили и принесли еще нового вина, он услыхал звуки фортепьяно и с радостью думал, что жена его сидит спокойно и, может быть, слушает сонаты, которые жена ректора так любила разыгрывать.

Лампу принесли прежде, чем рассказы полковника Мэддисона кончились, и когда буфетчик Джон пришел спросить, не угодно ли кофе, индийский офицер сказал:

— Да, непременно, и сигареты. В гостиной курить нельзя, Меллиш? Юбки да занавески у окон испортятся. Клара не любит, когда я курю в пасторате, и бедный Лофтгауз пишет свои проповеди в беседке, потому что он не может писать без сигарки.

Как все казалось скучным Джону Меллишу в этот вечер. Он спрашивал себя, как чувствуют те люди, у которых в семействе нет никакой тайны. Он с завистью глядел на бесстрастное лицо ректора. От него не скрывали никаких тайн. Беспрерывная борьба не раздирала его сердце; никаких ужасных сомнений и опасений не чувствовал он.

Да сжалится Господь над теми, кто терпит такое безмолвное и тайное отчаяние! Мы глядим на улыбающиеся лица наших ближних и говорим, что А счастливый человек, что Б не может быть в таких долгах, как говорит его приятель; что В и его хорошенькая жена, самые счастливые супруги, а завтра Б будет сидеть в тюрьме за долги, а К будет плакать над своим обесславленным домом; сироты будут спрашивать, чем мама так огорчила папа. Борьба происходит очень тихо, но она ведется вечно.

Джон Меллиш вздохнул с облегчением, когда индийский офицер кончил третью сигару и объявил себя готовым присоединиться к дамам. Лампы в гостиной были зажжены, занавески опущены, когда вошли три джентльмена. Мистрисс Лофтгауз спала на диване; у ног ее лежала раскрытая «Книга Красавиц», а мистрисс Поуэлль сидела за своим вышиванием, выводя узоры на белой кисее.

Полковник тяжело опустился на роскошное кресло и спокойно предался отдохновению. Мистер Лофтгауз разбудил жену и спросил ее: не велеть ли заложить карету. Джон Меллиш осмотрелся вокруг комнаты: для него она была пуста. Ректор, жена его, индийский офицер, вдова прапорщика были призраками, они не были Авророй.

— Где Лолли? — спросил он, смотря то на мистрисс Поуэлль, то на мистрисс Лофтгауз. — Где моя жена?

— Право не знаю, — отвечала мистрисс Поуэлль с ледяной развязностью. — Я не караулила мистрисс Меллиш.

Ядовитая стрела отскочила от озабоченной груди Джона. В его уязвленном сердце не было места для такого мелочного жала.

— Где моя жена? — вскричал он запальчиво. — Вы должны знать, где она. Ее нет здесь. Наверху она или вышла из дома?

— Насколько мне известно, — отвечала вдова прапорщика, — мистрисс Меллиш где-то в парке: она ушла с тех самых пор, как мы вышли из столовой.

Часы на камине пробили три четверти одиннадцатого, как бы придавая выразительность словам мистрисс Поуэлль и напоминая мистеру Меллишу, как долго жена его находилась в отсутствии. Он свирепо закусил губу и пошел к балкону. Он шел отыскивать жену, но его остановила поднятая рука мистрисс Поуэлль.

— Послушайте, — сказала она, — я боюсь, не случилось ли чего-нибудь. Вы слышите, как сильно зазвонили у парадной двери?

Мистер Меллиш воротился в комнату.

— Это верно. Аврора, — сказал он. Они опять заперли ее. Я прошу вас, мистрисс Поуэлль, позаботиться, чтобы вперед этого не было. Право, странно, что мою жену не пускают в ее собственный дом…

Он сказал бы больше, но вдруг остановился бледный и с замиранием сердца при шуме, послышавшемся в передней, и бросился к двери. Он отворил ее и выглянул, мистрисс Поуэлль, мистер и мистрисс Лофтгауз смотрели через его плечо.

Слуги окружали грубо одетого человека, который, без шляпы, с растрепанными волосами, с бледным лицом, говорил прерывистыми фразами, едва внятными по причине его волнения, что в лесу было совершено убийство.

Глава XXV

ЧТО БЫЛО СДЕЛАНО В ЛЕСУ

Человек без шляпы, стоявший в передней, был капитан Сэмюэль Проддер. Испуганные лица слуг, собравшихся вокруг него, говорили яснее его слов, хрипло срывавшихся с его бледных губ, какие известия он принес.

Джон Меллиш перешел через переднюю со страшным спокойствием на своем бледном лице и, растолкав слуг своими сильными руками, как могучий ветер разделяет волны, встал лицом к лицу с капитаном Проддером.

— Кто вы? — спросил он сурово. — И зачем вы пришли сюда?

Индийский офицер проснулся от шума и вышел, раскрасневшийся и надутый собственной своей важностью, вмешаться в дело. Полковник Мэддисон растолкал дочь и мужа и вышел в переднюю.

— Скажите нам, — сказал он, повторяя допрос Джона, — зачем вы пришли сюда в такой поздний час?

Моряк не дал прямого ответа на этот допрос; он указал через плечо на то место в уединенном лесу, которое он видел четверть часа тому назад.