Стелла Чаплин - Бабник

Робин покраснела.

– Я не понимаю, почему ты поднимаешь такой шум, – сказал Эндрю.

– Через несколько лет дети будут не нужны, – объявил Рассел. – Продолжительность жизни будет 175 лет. И людям вообще не придется воспроизводить себе подобных.

175 лет! Мне бы этот вечер пережить!

Я знала, что Эндрю может часами сидеть с Расселом и Робин после обеда за выпивкой и игрой в триктрак, но я извинилась и под предлогом головной боли рано ушла спать. Эти трое – старые друзья. Мне совершенно необязательно разыгрывать любезную хозяйку: они отлично обойдутся без меня.

– Спасибо за вкусный ужин, – прошептала Робин.

– Не за что, – ответила я ей, намеренно игнорируя Рассела и Эндрю и направляясь наверх с кружкой горячего шоколада.

В следующем месяце мы собирались на длинный уикэнд в Италию вместе с Расселом и Робин. Я запланировала это для нас с Эндрю на мой день рождения сто лет назад, но у него появилась гениальная идея пригласить еще этих двоих.

– В компании будет веселей, – объяснял он.

Но в моей голове Рассел и Робин никак не сочетались со словом «веселье». Мне даже думать не хотелось о том. Как я выдержу четыре дня в их обществе? При одной мысли об этом у меня начиналась головная боль.

Было еще довольно рано, поэтому я сидела на кровати, пила горячий шоколад и просматривала свои работы последних лет. Меня все больше охватывало уныние. Едва ли здесь найдется что-то, что можно показать в «Сливках». Несколько портретов знаменитостей, за которые мне не было стыдно, но среди них ни одной яркой звезды. Уровня Брэда Питта, например. Если только не считать Кэролл Вордерман. Несколько рекламных снимков косметики. Все лучшие фотографии были сделаны еще в колледже. Ничего выдающегося. Я обманывала себя, у меня нет никакой надежды.

Я вспомнила об экземпляре «Стандарта», который позаимствовала у Дебби, и решила получше рассмотреть фотографию, сделанную Ником. Насколько он хорош в профессиональном плане? Газета лежала в стопке у моей кровати уже больше недели, пока я наконец набралась храбрости заглянуть в нее.

Вот оно: беспризорные дети, попрошайничающие на улицах в Бразилии. Сердце у меня в груди забилось сильнее, когда я прочитала подпись: «Фотографии Ника Вебера». Но я велела себе не быть дурой. Хорошо ему, его отправляют на съемки в Южную Америку. В «Слухах» поднимали бучу насчет моих транспортных расходов, когда я ездила в Южный Лондон. Я смотрела на снимок, изображая из себя критика. Н-да. Отличная композиция и соблюдение политкорректности. «Хавьер готов убить за пару футбольных ботинок», – написано под фотографией.

А я что сделала, чтобы соответствовать этому уровню? Пожалуй, только эту рекламу пасхальных яиц для «Слухов», где в качестве одной из моделей Холли, маленькая дочка Джил. Я смотрела на свою пасхальную фотографию и на бразильский снимок Ника, и, клянусь вам, мне будто молния в голову ударила.

Я чуть не свалилась с кровати, хватая трубку телефона. Я звонила Джил. Было всего десять часов. Она наверняка не спит.

– Джил! Ты можешь сделать мне одолжение? Мне нужна Холли и чемодан разной обуви. Ты свободна в следующую субботу?

Когда Эндрю через несколько часов поднялся наверх, я откатилась как можно дальше к своему краю постели и притворилась спящей.

– Зайчик? – заискивающе прошептал он. – Ты больше не сердишься, правда?

– Я не сержусь, – сказала я.

– Давай сделаем ребеночка?

– Боже, да ты совсем пьян.

– Нет, – хихикнул он и громко пукнул.

– Ну слушай! – Я старалась не дышать.

– Прости! Прости! – захихикал он и стал размахивать рубашкой.

– Не разгоняй это по всей комнате! Гадость какая!

Билли вошел, прыгнул на кровать и начал устраиваться на ночь у моих ног. Он топтался и мурлыкал. Кто из двенадцатилетних парней будет каждую ночь спать со своей мамочкой? Может, на этот раз Рассел был прав – кому нужны дети?

– То, что надо! Фантастика! У тебя есть такие шестого размера? – спрашивала я у Джил, держа в руках пару вышитых шелковых тапочек.

– Мое! – завопила Холли довольно злобно, отнимая их у меня.

Она уже надела на одну ногу блестящую босоножку девятого размера, а на другую – сиреневую тапку с головой котенка. Самая юная в мире жертва моды. Наверное, это из-за того, что ее мама работает пиарщиком в обувной компании.

– Как мило, что Джеф разрешил тебе пользоваться студией, – сказала Джил. – Ведь ты у них больше не работаешь.

– Ну, теоретически я еще две недели должна отработать. И вообще, в воскресенье эта студия никому не нужна.

Я установила свет, расставила несколько золотых кресел и развернула розовую драпировку, которая заслужила одобрение Холли. Девочке исполнилось всего три года, но она оказалась более требовательной, чем все модели, с которыми мне когда-либо приходилось работать. Джил привезла всю любимую одежду и сумочки Холли и ее набор для рисования. Мы начали с демонстрации шелковых тапочек. Крошечные ножки Холли утонули в них, когда она важно вышагивала по студии, визжа от восторга. Я очень быстро отказалась от мысли говорить Холли, что ей делать и где встать. Мы давали ей обувь и ждали, что она сделает. Так получалось естественней.

– Ладно, а теперь надень эти синие туфли, – сказала Джил.

Холли расставила ноги, уперла руки в бока, подняла сердитую мордочку и твердо сказала маме:

– Нет!

Получился потрясающий снимок.

– Ну и ну, – засмеялась я. – А какой она будет в восемнадцать лет!

– Наверное, будет управлять нашей фирмой, – простонала Джил. – Надеюсь, она меня не уволит.

Мы с Джил весь день гоняли чаи и хохотали, а Холли взяла на себя команду фотосъемкой, меняла платья, чтобы они подходили к туфлям, и выбирала соответствующую крошечную сумочку. Для нее все это было большой игрой в переодевания, которая ей ужасно нравилась. И мне тоже. Я уже не помнила, когда в последний раз снимала просто для развлечения или фотографировала кого-нибудь, кто бы был в таком восторге от съемок. Я еще не отнесла пленку в лабораторию, а уже знала – все будет отлично.

Иссиня-черный ежик на голове и золотой штифт в ямочке подбородка – вот вам заместитель главного редактора «Сливок».

Она сказала мне «хелло» вместо «привет», и ее звали Атланта Пэрриш.

Специально для этого визита я купила в «Манго» платье из змеиной кожи, но черные мешковатые брюки, кроссовки «Найк», кельтская татуировка на тонкой белой руке и крошечная маечка, позволяющая увидеть кольцо в пупке Атланты, сказали мне, что я бездарно промахнулась.

– Н-да.

Она небрежно пролистала мои снимки, практически не глядя на них. Рука прижата ко лбу, между пальцами дымится сигарета.

Она задержалась на снимках, где Холли держала в руках серебряные сандалии и розовые тапочки, расшитые жемчугом. Девочка улыбалась в камеру: «Какие выбрать?»

– Неплохо, – сказала Атланта, почему-то укоризненно, словно ее это не устраивало.

Она вернулась к другим снимкам Холли. У нее вырвался звук, напоминающий смешок, и она нацарапала что-то в блокноте.

Но я еще не успела сказать спасибо и рассказать ей о Холли, как она захлопнула альбом и отдала его мне. Она оттопырила нижнюю губу так, что показалась ее слюнявая десна.

– Здесь есть интересные снимки, но это не для нас, – самодовольно объявила она мне. – У «Сливок» более передовое направление.

Она говорила с безапелляционным северным акцентом. Думаю, ей около двадцати четырех лет.

Именно этого я и ожидала. Меня выставляли вон. В следующую минуту эта новоявленная Лара Крофт, ангел тьмы, скажет мне, что я слишком стара и несовременна для «Сливок». Наверное, их кадровая политика состоит в том, чтобы не допускать в штат людей без пирсинга.

– Дело в том, – начала я, – что до сих пор я работала только в ежедневных газетах. Там требуется абсолютно другой материал, поэтому и хотела бы сменить направление.

На секунду я почувствовала странное желание защитить «Слухи». Может, это и мусор, но мы продавали больше экземпляров в день, чем «Сливки» продают за месяц. И нечего ей так задирать передо мной нос.

Атланта ничем не показала, что слышала меня. Она просто продолжала:

– Наш отдел моды – это не только одежда. Мы стремимся передать дух времени, стиль жизни. Это касается и знаменитостей. Нас не интересуют банальные фотографии, наша цель – сцены из жизни, раскрытие тех аспектов личности, которых раньше никто не замечал. Своего рода духовный рентген. Необходимо уметь сблизиться с объектом съемки. Херве общался с Брэдом Питтом три недели, прежде чем сделал первую фотографию. Тут важно заслужить доверие. Умение провести грань между имиджем и личностью. Я всего лишь пытаюсь вам объяснить, что у моей уборщицы есть фотоаппарат, но я не собираюсь давать ей задания для «Сливок», потому что нам нужны фото не того, кого вы видите, а того, кого вы знаете.

– Я знакома с Натали Браун.

Клянусь вам, эти слова слетели у меня с языка раньше, чем я поняла, что собираюсь сказать.

– Натали Браун? – Атланте не удалось скрыть интерес. – Как близко вы знакомы?

– С пяти лет мы были с ней лучшими подругами.

– Правда?

Атланта снова открыла мой альбом и принялась внимательно рассматривать фотографии Холли.

– Нас вместе купали. – Черт, зачем я это говорю? – В следующем месяце она приедет в Англию, чтобы сняться здесь в нескольких эпизодах «Не звоните нам». Натали звонила мне вчера, чтобы сказать, когда приедет. Было приятно снова поговорить с ней. Она ничуть не изменилась.

– Ну-у, – протянула Атланта. – Если вы добудете для нас Натали Браун, мы можем взять ее на обложку. Мы пытались заполучить ее для первого номера, но она категорически отказывается общаться с прессой.

– Я договорюсь с ней, если хотите, – любезно пообещала я. – Я уверена, что, если буду ее фотографировать, никаких проблем не возникнет. Я дам высокую оценку вашему журналу и все такое. Есть только одна трудность: она может предпочесть другой журнал, с большим тиражом.

Я не добавила: «Что, съела, заносчивая сука?», хотя мне очень хотелось. Но, думаю, общую идею я все-таки донесла.

Атланта написала на обратной стороне своей визитной карточки домашний телефон и протянула ее мне.

– Позвоните мне, как только с ней договоритесь, – попросила Атланта. Теперь она превратилась в леди Любезность.

– Хорошо. А если вас не будет дома, я передам сообщение через вашу прислугу.

– Ха-ха-ха, – пропела Атланта.

– Ха-ха-ха, – подхватила я.

Что ж, я выиграла этот раунд, самодовольно думала я, спускаясь в лифте. Это была стеклянная кабина, так что я видела, как мимо меня проплывало все здание. На каждом этаже – свой журнал, целый мир новых возможностей, и я только что раскусила это – отлично.

– Сцены из жизни! – фыркнула я. – Претенциозное название пачки снимков и ничего более.

Но еще до того, как двери лифта открылись на первом этаже, мое настроение изменилось.

Зачем я притворилась, что мы с Натали до сих пор лучшие подруги? Неужели мне так хотелось сбить спесь с этой гонористой девицы? Натали не звонила мне, чтобы сказать, когда прилетает. Мы с Натали не разговаривали с шестого класса. С того дня, как она отбила у меня парня, и я потеряла их обоих.

Когда я познакомилась с Натали, она уже была звездой. Я увидела ее, когда в первый раз пошла в школу. Она прощалась с мамой. Когда я представляю себе эту картину, я снова вижу ее в голубом костюмчике и ее маму в облегающем шерстяном платье цвета морской волны, которое повторяло все соблазнительные линии и изгибы ее тела, курящей сигарету через черепаховый мундштук.

Но, скорее всего, этот образ сложился позднее: ни одна мать не оденется таким образом, провожая ребенка в школу. Даже мать Натали, которая работала моделью. Но сияние успеха окружало Натали уже тогда. Может быть, потому, что она держала спину чуть прямее, чем другие девочки – ее водили на уроки балета с трех лет, – или потому, что серебряная заколка, державшая ее блестящие темные волосы, была из взрослого, модного мира, или потому, что ее серьезные голубые глаза под бровями идеальной формы смотрели на пугающий большой мир с непоколебимой уверенностью. Но, как бы то ни было, она меня околдовала. Я сразу бросилась занимать место за ее партой, пока меня никто не опередил.

Натали была единственным ребенком у своих родителей, отец с ними не жил, у нее был серый кролик по кличке Флэш, и она собиралась стать балериной, когда вырастет.

Натали решила, что будет забавно, если тыкать мне в бок остро заточенным карандашом, но, когда выяснилось, что я не взвизгиваю, ей стало скучно, и она переключилась на других одноклассников. После этого мы ни разу не подрались.