Стеклов голову на бок склонил и лукаво улыбнулся.

— Да, где мои семнадцать лет.

Марина вспыхнула.

— Извините, я не имела в виду…

— Значит, фотография есть?

— Есть.

— И что?

— Что? — не поняла Марина.

— Что Маша говорила?

— Да ничего, — растерялась Маша. — Она не любила фотографии.

Стеклов кивнул.

Марина на его чашку посмотрела, в которой кофе уже на донышке осталось, и предложила:

— Давайте, я вам ещё кофе налью?

Николай Викторович только рукой махнул.

— В кофейник Рита коньяка точно не налила.

Марина на это замечание никак не отреагировала, просто не знала как, а Стеклов сказал:

— Марина, я думаю, что я твой отец. — И сразу головой замотал: — Точнее, я уверен.

Она на спинку кресла откинулась и на Стеклова уставилась. Потом покачала головой. Но промолчала, и тогда Николай Викторович сам спросил:

— Что?

Она снова головой качнула, совершенно ошарашено. А Николай Викторович снова оправдываться принялся.

— Я, правда, не знал, Марина. Она мне ничего не сказала. Маша не хотела, чтобы я уезжал. Я обещал, что вернусь за ней, но она, видимо, не поверила. Поругались. Я потом ей писал, не раз писал, но она не отвечала. И ничего не сказала, даже не намекнула. А сейчас вот приехал, решил её найти… И узнал.

Марина глаза на него подняла.

— Но почему… почему вы так уверены? Ну… что я…

Он печально улыбнулся.

— Я Машу знаю. И ты родилась через восемь месяцев после моего отъезда, и отчество у тебя…

Марина кивнула, в знак того, что с доводами его согласна. Только потом лицо руками закрыла.

— Господи.

Стеклов руки в кулаки сжал.

— Я ведь ничего не требую, просто решил, что ты знать должна. Марина, ты моя единственная дочь.

Она руки от лица отняла и принялась слёзы вытирать. А Стеклов перепугался.

— Марина…

Она руками на него замахала.

— Всё хорошо. Я сейчас успокоюсь… — Снова слёзы вытерла. — Она никогда мне ничего не рассказывала. Я спрашивала, а потом перестала. Думаю, раз она не говорит, значит, вспоминать не хочет…

— Да, в этом вся Маша, если уж рубила, то с плеча.

Марина грустно кивнула.

— Была у неё такая черта.

Николай Викторович тоже заметно волновался, на Марину то смотрел, то отворачивался, и каждый раз морщился, когда она всхлипывала.

— Марина, я… очень бы хотел познакомиться с тобой поближе. У меня ведь и родных-то не осталось, зато теперь… дочь есть. Мне бы очень хотелось, чтобы была.

Марина даже всхлипывать прекратила. Судорожные рыдания встали комом в горле, она на Николая Викторовича уставилась, с трудом сглотнула.

— Как это… не осталось?

Он плечами пожал.

— Ну, вот так. Три бывшие жены не в счёт. Наверное. Кроме алиментов, им ничего от меня не нужно. И слава богу, я тебе скажу. — Стеклов вдруг замолчал, потом подбородок потёр. — Не смешно, да?

Марина головой покачала, к нему приглядываясь.

— Не смешно.

— Вот так.

— А… дети?

— Был сын. Тоже авария, на мотоцикле разбился пять лет назад, ему девятнадцать было.

— Простите.

Он на это никак не отреагировал, вместо этого совершенно ровным тоном спросил:

— А у тебя дети, я знаю.

Она всё-таки улыбнулась.

— Двое. Сыну двенадцать, и дочке четыре.

— Вот видишь. У меня двое внуков.

Он улыбался, а Марина никак не осмеливалась. Никак не могла уложить в голове, что вот этот человек, солидный такой, в костюме и при галстуке, с сединой на висках и, не смотря ни на что, задорным, каким-то мальчишеским взглядом, её отец. Её отец, которого у неё никогда не было, кого можно было называть папой, таким непривычным, почти иностранным лично для неё словом. Бывает же такое… Судьба, судьба-шутница. Любимая мамина физика: если в одном месте убудет, то в другом обязательно прибудет. И не поспоришь ведь!

Это был самый странный день в жизни Марины. Ей всё вокруг казалось непривычным и удивительным. Обстановка, её присутствие в этом офисе, люди, а особенно человек, который смотрел на неё с заметным трепетом и ожиданием, и который недавно сообщил ей, что он её отец. Самый настоящий, родной и ему очень хочется с ней общаться, он даже готов идти на какие-то уступки. Марина его слушала, моргала и не знала, что ответить. В смысле, не по поводу того — согласна она или нет с ним общаться, а вообще. Даже сказать что-то Стеклову боялась. Смотрела на него, в лицо его вглядывалась, о маме думала, которая всегда наотрез отказывалась говорить о её отце, видимо, на самом деле была на него обижена, а потом мысли Марины скакнули в другом направлении, и она об Антоне подумала. Какое-то неуловимое сходство было между её сыном и Стекловым. Николай Викторович так же порывисто рукой взмахивал, слова растягивал на особый манер, когда приходилось думать, что сказать. Антон так делал, когда Марина устраивала ему допрос, заставляя его рассказывать о школьных делах. Антон в такие моменты настораживался, и начинал тянуть — и время, и слова. И Стеклов точно так делал, и когда Марина себя на этой мысли поймала, сразу ему поверила. Господи, кажется, у неё теперь на самом деле есть отец. Вот только совершенно не понятно, что с ним делать и как себя с ним вести. У неё ведь никогда не было своего, только своего папы, откуда ей знать?

— Я приеду в гости. Можно?

Николай Викторович вместе с Мариной из кабинета вышел, решив её до лифта проводить.

— Конечно, — согласилась Марина.

— Хочу с детьми познакомиться. Я буду в городе до конца недели… Может, завтра?

Марина торопливо кивнула.

— Хорошо. Только… вечером. Я работаю.

Николай Викторович вдруг улыбнулся.

— А я ведь не спросил, где ты работаешь.

— Я кассир, в "Сбербанке". — И на свой зелёный шейный платок указала.

— А я смотрю и думаю: что-то знакомое.

Марина улыбнулась.

— Николай Викторович, — к ним подошла девушка, которая Марину до кабинета провожала, и очень деловым тоном сообщила: — Дмитрий Алексеевич просил вам передать. — Протянула Стеклову записку. Тот текст глазами пробежал и кивнул.

— Спасибо. А он…

— Дмитрий Алексеевич уехал.

Девушка ушла, и ни одного взгляда в сторону Марины не бросила — ни любопытного, ни заинтересованного. Очень занята была. А вот Марина ей вслед посмотрела, оглядела прямую спину и идеально скроенный пиджак. Как в кино, честное слово. Раньше Марина даже не догадывалась что такие девушки — идеально-деловые-стройные в её городе живут.

— Дима — мой заместитель, — сказал Стеклов, а та спохватилась и изобразила интерес. Хотя, про того типа, который над ней посмеялся, когда она впросак у всех на глазах попала, ей слушать было совсем не интересно.

На прощание Николай Викторович её за руку взял и смотрел так, что впору было расплакаться, Марина была почти готова к этому. Не от трогательности момента, а всё от той же сумятицы в душе. Никак не могла избавиться от чувства нереальности происходящего, на Стеклова смотрела, и постоянно приходилось себе напоминать, что он её отец. Отец! И всё сходство искала, хоть какое-нибудь. Но она сама была на маму похожа, очень похожа, и Николаю Викторовичу, кажется, это нравилось.

— Я очень рад, что мы друг друга поняли, Марина. Правда, рад. Я переживал по этому поводу. Думал, ну что я тебе скажу? Ты уже взрослая, ты меня не знала никогда, ты должна на меня злиться…

— За что? Вы же обо мне не знали.

Стеклов вдруг испугался чего-то и почти поклялся:

— Не знал.

Его пыл и огонь в глазах, выдававший неподдельное волнение, заставили Марину улыбнуться.

— Да если бы и знали, Николай Викторович… Вы сами сказали, что мы взрослые люди. По крайней мере, понять бы я попыталась.

— Это хорошо.

Весь день на работе Марина обо всём с ней случившемся раздумывала. Впервые за несколько месяцев отвлеклась от мыслей об Игоре, и подумала о себе. Что теперь может измениться в её жизни? Как вообще, присутствие отца в жизни человека влияет на его судьбу? И какими, интересно, отношения у них со Стекловым сложатся? Найдут общий язык или останутся дальними родственниками, созванивающимися по особому случаю и в дни рождения? Всё это Марину очень волновало. Не хотела сама себе признаваться, но внутри уже зрела уверенность, пусть пока и слабая, но приятная и согревающая душу, что она теперь снова не одна. Появился человек, который при необходимости, её сможет поддержать, пусть и одним словом, но это уже много. Марина знала, что много.

Вечером рассказала Антону. Осторожно, подбирая слова, заметила, что сын сразу насторожился, не понимая, о каком дедушке мать говорит, а потом, когда имя услышал, глаза на неё вытаращил. И совершенно неприлично поинтересовался:

— Гонишь, да?

Марина тут же губы поджала и посмотрела с укором.

— Антон, что за выражения?!

— Ой, мам, да ладно. — Отмахнулся он и на стол почти лёг, к Марине придвигаясь. — Тот самый Стеклов?

— Да.

— И он наш дед? Настоящий?

Марина сникла немного.

— Я не могу утверждать это наверняка, Антон, но я склонна согласиться с его доводами.

Антон брови сдвинул.

— Чего?

Марина всмотрелась в лицо сына.

— Что ты получил за диктант?

Его лицо просветлело.

— Четыре.

— Антон.

— Ну, ладно, три. Мам, какое это имеет значение? Когда такое происходит!

— Пока ещё ничего не происходит, не нужно лишних фантазий. И я очень тебя прошу, пока никому об этом не рассказывай.

— Почему? — тут же возмутился он.

— Потому что. Не надо, и всё. Я не хочу. — Марина подула на чай. — Если это станет известно, все набегут с вопросами и расспросами, а я к этому не готова. Я не знаю, что отвечать. И вообще, стоит ли об этом говорить. Мы ведь не знаем… как мы общаться будем. — Посмотрела на сына. — Так что, договорились?

Тот неохотно, но кивнул. И сполз обратно на свой стул.

— Договорились.

— И отцу не говори.

— Не скажу. Это теперь не его дело.

— Антон, — предостерегающе начала Марина, а он невинно поморгал.

— Что?

Марина только вздохнула. И попросила:

— Дневник мне принеси.

— Зачем?

— Посмотрю. Чем ты в школе занимаешься. На тройку по диктанту полюбуюсь. Вот Николай Викторович завтра в гости придёт, и что ты ему скажешь?

— А он что, собирается мой дневник проверять?

Марина попыталась спрятать улыбку.

— А вдруг?

— Вот ещё!..

— Неси дневник.

— Мам, там нет ничего интересного, про тройку я сам тебе рассказал. Я её исправлю. — Помолчал. — Тогда и покажу.

Марина подбородок рукой подпёрла и смотрела, как сын, торопясь, допивает чай и в рот ещё одну конфету суёт. И пообещала ему:

— Вот как только всё успокоится, я займусь тобой всерьёз.

Антон совершенно нахально усмехнулся.

— Это как?

— Узнаешь. Отдам тебя в военное училище.

Он смешно вытаращил глаза.

— Мам, ты что? Я водителем трамвая буду, я тебе это ещё когда сказал?

— У нас в городе нет трамваев.

— Значит, будут. — Поднялся из-за стола. — Я в компьютер поиграю.

Марина провела пальцем по краю кружки. И попросила:

— Только недолго, и Элю не разбуди.

Весь следующий день прошёл в волнениях. Марина раздумывала, что ей приготовить, в какой магазин зайти, как всё успеть, а ещё — как заставить детей вести себя прилично. Если за Эльку не беспокоилась, та бойкость и энергию проявляла только дома, при чужих становилась тихой и неразговорчивой, то Антон, воодушевлённый неожиданными перспективами и своими бурными фантазиями, Марину волновал. Ничего экстраординарного она от него, конечно, не ждала, Антон всегда ведёт себя прилично, но волновалась Марина из-за того, что сын снова мог обмануться в своих надеждах. Кажется, он заочно записал Стеклова в близкие родственники. Что ещё больше заставило Марину задуматься о том, что с сыном всё не так гладко, как тот показать пытается. И уход отца он переживает намного сильнее. Настоящая трагедия в их семье, а им всем не до Антона, у них у всех свои переживания.

Совсем некстати к концу рабочего дня явился Игорь, принёс деньги на детей. Причём не просто деньги, он их в конверт положил, словно взятку ей давал, и Марина очень долго этот самый конверт в руках крутила.

— Марина.

Она глаза на него подняла.

— Что?

— У тебя всё в порядке? У тебя взгляд…

— Какой?

— Обеспокоенный.

Улыбнулась.