Больше всего меня огорчало то, что Анечка молчала о планах семьи. И как можно было смотреть мне в глаза, общаться со мной, зная, что наша разлука неизбежна? Мне казалось, что это и есть самая настоящая подлость.

Расстроенная, с трудом сдерживая слезы, я дважды обошла вокруг торгового центра, но успокоиться так и не смогла. Постояв несколько минут и упорно говоря себе, что отныне Анечка для меня умерла, я завернула за здание и направилась к своему дому. Но войдя во двор, замерла. У торца за кустами сирени стоял мой отец и довольно громко говорил по мобильному.

– А что ты хочешь, дружище? Деваха она кровь с молоком, тело литое, не то что моя жена-квашня. Тронешь и колышется. – И он громко захохотал. – Что ж, я упускать такой шанс буду? Что?.. Нет-нет, не офисный работник… Она две недели назад уборщицей к нам устроилась… ну я и… ага, в подсобке вчера…

И он снова довольно захохотал. Меня передернуло от отвращения. Я выглянула из-за куста и окинула отца презрительным взглядом с ног до головы. Ему было всего сорок два года, но выглядел он намного старше. Одутловатое лицо землистого цвета, мешки под глазами, лысеющая голова, большой пивной живот – вот вам портрет современного Казановы. Заметив меня, он начал краснеть и мгновенно закончил разговор. Зовут моего отца Иннокентий Федорович, и я с детства терпеть не могла это имя, и когда злилась на него, про себя называла «Кеша».

– Катерина, ты откуда? – задал он глупый, на мой взгляд, вопрос. – Домой идешь?

Но я не ответила. Мне было противно смотреть на его растерянное лицо с отвисшей нижней губой, из головы не шел только что услышанный разговор.

– Я вот сейчас маме все доложу… Кеша! – с угрозой проговорила я. – Она тебе живо отобьет охоту лапать молоденьких уборщиц!

– Дочка, что ты! – явно испугался он и шагнул ко мне. – Ты все не так поняла!

– Не делай из меня идиотку! – закричала я. – Бабник!

– Ну хочешь я тебе денег дам, а? – заискивающим тоном предложил он.

И меня снова передернуло от отвращения.

– Я к бабушке! – сухо ответила я, глянула на него презрительно и быстро пошла прочь.

Сегодня явно не мой день! Он как-то сразу не задался, начиная еще со стычки с этой идиоткой Мартой. Потом Анечка со своим сообщением о скором отъезде. И в довершение мерзкий разговор отца по телефону. Я быстро двинулась вдоль дома, стараясь не глядеть по сторонам. Но сверху раздалось:

– Катя!

На балконе стояла мама. Она перевесилась через перила и махала мне рукой. Я вспомнила определение моего отца «квашня» и испытала приступ жалости. Мама была еще полнее, чем я, ее тело выглядело бесформенным, а светлый, к тому же сильно выцветший трикотажный халат делал ее еще крупнее. Тонкие русые волосы с остатками химической завивки растрепались, и прическа казалась крайне неопрятной. Она была младше отца на четыре года, но выглядела его ровесницей, если не старше.

– Добрый день, Нонна Васильевна, – раздалось с соседнего балкона.

– Привет, Анечка! – ответила мама, подняв голову.

– Кать, зайдешь ко мне? – спросила «предательница» и ясно улыбнулась.

– Обед давно простыл, – недовольно заметила мама. – Вообще-то суббота, а дома нет никого! Зачем только еду готовлю? И отец где-то застрял!

– Сейчас прибудет, – ехидно проговорила я.

– Кать! – снова позвала Анечка. – Поднимешься?

Я замедлила шаг. После ее «предательства» боль не уходила. Но я уже не пыталась понять, почему Аня так долго молчала о своих планах, решила, что меня жизнь бывшей подружки больше не должна волновать и уж тем более побудительные мотивы ее поступков. Единственно правильным было вычеркнуть Аню из памяти, постараться забыть о ее существовании. Только так можно избавиться от боли. Значит, сейчас мне нужно делать вид, что ее не существует. Но как же это трудно!

– Мам, я к бабушке! – громко сказала я, подняв голову к нашему балкону.

– Зачем? – удивилась она.

– Надо, – кинула я и быстро пошла прочь.

Мне не хотелось никого видеть, необходимо было успокоиться. Лишний раз я порадовалась, что мама совсем не умеет пользоваться мобильным. Отец как-то отдал ей свой старый телефон и пытался научить обращаться с ним, но мама лишь усвоила, какую кнопку нажать, чтобы ответить на звонок. Так телефон и валялся на тумбочке в коридоре безо всякой пользы. А вот если бы она овладела этой премудростью, то мне точно не было бы покоя. Знаю по одноклассницам, родители им звонят по каждому пустяку и без конца выясняют, где они, когда домой явятся и почему задерживаются. А вот моя жизнь в этом плане полна спокойствия. Отцу, по-моему, давно до меня нет никакого дела, мать, знаю, переживает, но высказывает мне претензии только лично, старших братьев у меня нет.

Услышав гудение мобильного из сумочки, я вздрогнула, достала его и глянула на дисплей. Ну, конечно, Аня! Я могла бы и сразу догадаться, что она так просто не смирится с нашей ссорой. Такой уж у нее характер, она любит все делать как можно правильнее и доводить начатые дела до конца. И даже расставание должно быть безупречным. Я смотрела на дисплей с ее именем и мучительно раздумывала, отвечать или нет. Потом сбросила звонок и выключила телефон. Но когда дошла до конца дома, все-таки оглянулась. Аня по-прежнему стояла на балконе. Она даже перегнулась через перила и смотрела мне вслед. Когда я оглянулась, она подняла телефон и помахала им. Но я реагировать не стала, лишь ускорила шаг. Хватит! Не о чем нам с ней больше разговаривать.

Но сердце сжималось и даже хотелось плакать. После отъезда Ани я останусь совсем одна. У меня нет круга общения, я нигде не учусь, у меня нет работы. Все мои одноклассники куда-то поступили, многие в учебные заведения в нашем городке, некоторые попали в московские, только я осталась не у дел. Конечно, я всегда училась неважно и даже хотела уйти из школы после окончания девятого класса. Но родители резко воспротивились и настойчиво уговаривали «поднапрячься», я подтянулась по многим предметам и благополучно перешла в десятый. И что сейчас? Родители пока молчат, но вот их косые взгляды говорят без слов: «Растили тебя, учили, думали на старости лет подмогой будешь, а ты оказалась тунеядкой!» Конечно, мне нужно подыскивать какую-то работу. Мать, правда, робко предложила к ним в бухгалтерию уборщицей, но я резко воспротивилась. Чтобы я тряпкой махала да туалеты мыла? Ни за что! Отец тоже пытался пристроить меня к ним на фирму курьером. Но побегав пару дней с пакетами по организациям, а в промежутках выполняя поручения сотрудников типа «Кать, дуй в киоск, купи мне сигарет», я быстро поняла, что это не для меня. Из-за полноты мне тяжело находиться весь день на ногах. Даже давление подскочило, это и спасло. У матери дома имеется тонометр. И когда я пожаловалась на плохое самочувствие и не вышла на работу, она мне несколько раз за день измерила давление и ужаснулась высоким цифрам. Отец ехидно заметил, что давно известно, если человек не хочет что-то делать, то тут же начинает болеть. Но я не стала отвечать, а легла на диван с несчастным видом. И на семейном совете было решено, что я отдохну до сентября, а там видно будет. Странно, но мое давление тут же нормализовалось, и уже вечером я отправилась на прогулку с Анечкой. Весь июль я просидела в деревне у бабушки со стороны матери. В августе вернулась домой, но пока работу не нашла. По правде говоря, я особо и не старалась. Да и куда меня могут взять без образования? Опять курьером или уборщицей? Нет уж! Такие должности не по мне. Мать, правда, заикнулась, что на химический завод, где ее подруга работает инженером, нужна лаборантка, но это все равно что работать уборщицей. Пробирки мыть, полы и бегать по поручениям. Я даже не поехала на собеседование, сразу отказалась. Отец сильно возмутился, голос на меня повысил, но я заявила, что они сами разрешили мне отдыхать до сентября. И они оставили меня в покое. Но это затишье перед бурей, дома постоянно чувствуется напряжение, поэтому я стараюсь уходить с самого утра и возвращаться как можно позже. Хорошо, Анечка всегда меня поддерживала и отлично понимала. Я часто у нее время проводила, даже ночевала. Но она уезжает!

Снова подступили непрошеные слезы, стало невыносимо обидно, что жизнь так ко мне несправедлива. Одно утешение – бабуля, к которой я сейчас иду. Это мать моего отца, зовут ее Алла Андреевна, но она не выносит, когда я обращаюсь к ней «бабушка», «баба Алла» или по имени-отчеству. Поэтому с раннего детства она для меня просто Алла. И как же она не похожа на всю нашу семью! Отец после долгих лет семейной жизни приблизился по комплекции и внешнему сытому виду к жене и всем ее родственникам. А вот Алла выглядит подтянутой, спортивной и ухоженной, несмотря на то, что ей уже шестьдесят два года. В семье к ней относятся по-особому, потому что ходят слухи, будто она богата, только скрывает это от всех. Мне смешно наблюдать, как перед ней лебезят родственники, когда мы собираемся на семейные праздники. Алла мне нравится не из-за ожидания каких-то выгод в будущем, а просто сама по себе. Она очень интересная и неординарная личность, хотя ни дня не работала, так как ее обеспечивали мужья. А их у нее было трое. Мой отец от ее первого мужа Федора Ивановича. Тот занимался бизнесом, затем развелся с ней, уехал на ПМЖ в Испанию и оставил ей прекрасную трехкомнатную квартиру. Второй и третий тоже были далеко не бедными, и Алла имела возможность не работать, а жить в свое удовольствие. И всегда говорила мне, что это целое искусство удачно выходить замуж, и ему не мешало бы начинать обучать юных девиц еще в школе. И она одна из всей моей родни постоянно ругает меня за избыточный вес и неопрятный внешний вид. И зачастую очень резко.

Когда я подошла к ее дому, а он находится от моего всего в одном квартале, то сразу увидела Аллу. Она быстро шла к подъезду, и я невольно залюбовалась ее упругой и совсем молодой походкой. Алла всегда носила каблуки и упорно твердила мне, что «изысканность женщины часто измеряется в высоте ее шпилек» и что «сняла каблук – сошла с дистанции». Издали ей никто не давал ее возраста. Около сорока и не более. Подтянутая фигура, облаченная в элегантный светло-серый костюм с коротким приталенным пиджаком, серые туфельки на шпильках, аккуратно подвитые и уложенные волосы красивого золотистого оттенка, свежее лицо с ясными голубыми глазами и очень легким макияжем – именно так выглядела моя шестидесятидвухлетняя бабушка. Она в таком виде выходила даже просто в булочную, и это меня восхищало. Мне всегда хотелось быть похожей на Аллу, но мешала природная лень.

– Катерина! – искренне обрадовалась она, когда я ее окликнула. – Какая молодец, что решила зайти! А я как раз медовик купила. Хотя… тебе бы лучше обойтись без таких высококалорийных продуктов!

Алла легко обняла меня за плечи и чмокнула в щеку. От нее пахло каким-то тонким цветочным ароматом, и это было приятно.

– Обновки купила, – сообщила я, – хочу, чтобы ты заценила. Мать-то, сама знаешь, в этом ничего не понимает!

– А когда ей? Она ж все по хозяйству хлопочет, – возразила Алла. – Твоя мамочка золотая женщина и мечта любого мужчины!

– Это почему? – изумилась я, вспоминая ее бесформенную фигуру, серое уставшее лицо и одышку.

– Потому что она без особых запросов и очень добрая. А значит, всем и все прощает, – пояснила с улыбкой Алла. – Надеюсь, и ты будешь такой. Только внешний вид вам бы изменить!

Она засмеялась и снова поцеловала меня, пробормотав: «Ты моя толстушка!»

Ее квартира всегда восхищала меня чистотой, ухоженностью и изысканным интерьером. Однако я знала, что у Аллы есть помощница по хозяйству, которая приходит к ней каждое утро на пару часов.

Мы вошли в холл, Алла сняла туфельки, поставила их в шкафчик для обуви, засунула ноги в красивые домашние сабо на танкетке, затем повесила пиджак на плечики, поправила прическу перед зеркалом и обернулась ко мне.

– Чего стоим? – с улыбкой поинтересовалась она.

– На тебя смотрю, – тихо ответила я. – И почему, почему я удалась не в тебя! Все ж родная кровь! Но я вот копия мамы! От этого и вес не могу сбросить!

– Глупости! – засмеялась Алла. – Просто меньше есть нужно и больше двигаться. И сразу от лишнего жирка избавишься. Это уж всем известно, желудок сжимается и аппетит не такой сильный. Поверь мне!

Алла отправилась на кухню, а я разулась и подошла к большому трюмо. Тяжко вздохнув, оглядела себя в зеркало. Но моя полнота никуда не делась, так что надеяться, что отражение словно по мановению волшебной палочки станет стройным, бессмысленно. Я смотрела на бесформенную фигуру, полные ноги, еще и «обрезанные» широкими до колен шортами, и мое настроение стремительно падало. Внезапно я будто увидела рядом с такой «коровой» стройного подтянутого Ираклия с его красивым лицом, слегка прикрытым длинной темной челкой, яркими глазами и белозубой открытой улыбкой. Я даже улыбаться не умела, наверное, от этого уголки губ были всегда опущены, и выражение лица казалось угрюмым. Я приблизилась к зеркалу. Натуральным был только цвет глаз. Они у меня голубые с легким серым оттенком. Но я настолько привыкла обильно их красить, что рассмотреть их форму было весьма проблематично. Толстые жирные линии обводили их со всех сторон. Густая тушь утяжеляла ресницы, и они становились для меня словно завесой от окружающего мира. Частенько я еще и накладные приклеивала. Тонкие, выщипанные и четко прорисованные брови обрамляли глаза. Волосы у меня от природы каштановые, но я с седьмого класса окрашиваю их в черный цвет. Они падают мне до плеч, но я не люблю прилизанные прически, мне кажется, что от них лицо выглядит еще круглее, поэтому постоянно укладываю пряди гелем или начесываю, поднимая их повыше. Так как моя кожа никогда не бывает чистой, то я не выхожу на улицу, не замазав прыщики толстым слоем тонального крема. Темными румянами стараюсь создать визуальный эффект впалости щек. На губы всегда накладываю яркую помаду. Конечно, я кажусь неформалкой, но, на мой взгляд, это лучше вида толстушки-простушки. А именно так я и выгляжу без макияжа. Периодически мечтаю о пирсинге и тату, но в глубине души я жуткая трусиха и боюсь боли. И этот страх останавливает меня.