Антон Вереютин - Бальтазар

Когда всё было кончено, и Бальтазар извергнул свое семя, леди Барроу вскочила с кровати и помчалась в ванную комнату. Там с помощью подручных средств она постаралась смыть и изнутри и снаружи ненавистную жидкость. Это не значило, что девушка не желает стать матерью. Отнюдь. Только требование, которое она предъявляла к семье, – любовь – до сих пор не присутствовало в их с супругом отношениях.

– Куда ты так быстро убежала?

– В уборную, – промычала Сильвина.

– Живот прихватило что ли?

– Эм, да.

Вернувшись в постель, леди Барроу заметила неприятный огонек в глазах Бальтазара. Он снова положил ладонь ей на шею, погладил кожу и отвернулся, продолжая улыбаться.

Каждая близость с ним все последующие ночи оканчивалась одинаково: Сильвина бежала в ванную и старалась смыть любые следы мужа со своего тела. Его физические и психологические игры напоминали пытки, и, в конце концов, жена напрямую спросила, проделывал ли он то же самое с её кузиной. Ответ Бальтазара ошеломил девушку: «Разумеется, нет! Ведь Вивиан не позволяла ему так с собой обращаться».

Однажды вечером Сильвина заперлась в другой спальне, подготовленной для нее горничной, чтобы уберечь себя от притязаний супруга и постараться выспаться, однако ее планам не суждено было сбыться: разъяренный муж вломился в комнату, ударом ноги сняв дверь с петель. Леди Барроу в это время стояла у окна и от страха и неожиданности даже вскрикнула.

– Решила отказаться от исполнения супружеских обязанностей?

– Нет, Бальтазар! Я просто…

– Что, просто? В одностороннем порядке съехала из общей спальни, выставив меня дураком перед прислугой!

– Пожалуйста, я не хотела обидеть Вас!

– А что хотела?

Хозяин дома с угрожающим видом обогнул кровать и приближался к жене. Но она не намерена была давать себя в обиду этой ночью и схватила клинок, найденный дотоле в одном из ящиков комода. Этот клинок был подарком отца на совершеннолетие отпрыска.

– И что ты собираешься с ним делать? – рассмеявшись, спросил Бальтазар.

Сильвина сжала рукоятку и выставила лезвие перед собой. Однако опрометчивое действие лишь раззадорило мужчину, который буквально наткнулся на нож.

– Если на что-то идешь, то будь готова идти до конца, – сказал он, хищно осматривая «жертву».

Его супруга стояла в это время такая же бледная, как и длинная сорочка на ней, прикрывающая тело от ключицы до пят. Она не осмелилась поднять на Бальтазара глаза, когда выронила оружие. Только закрыла лицо дрожащими руками и отвернулась к стене.

Её муж в этот момент пригнулся к ней, освободив шею и ухо от распущенных локонов так, чтобы шепотом произнести: «Я сделаю с тобой всё то, что желаю и представляю».

– Тогда представьте, что любите меня! – воскликнула Сильвина, обернувшись со слезами на глазах.

Бальтазар отпрянул, словно что-то кольнуло его в сердце. Он не мог понять, что с ним происходит, но жажда повелевания и власти над этой девушкой куда-то улетучилась. Ему захотелось обнять ее и пожалеть.

Супруга в это время рыдала у стены. Её влажные дрожащие ресницы и покусанная губа лишь усугубляли положение, поскольку в таком виде она казалась ему особенно беззащитной. Страсть потухла, возбуждение сменилось ненавистью к себе, и Бальтазар крепко обнял Сильвину, твердя, что не причинит ей боли, не даст в обиду, не унизит.

– Девочка моя, прости меня!

– Я не могу, – отвечала она, но он словно не слышал.

Еще крепче прижав жену к себе, он поднял её и понес на кровать; заботливо уложив на простыни, растирал ей холодные стопы и озябшие от холода или страха ладони. Сильвина вдохнула запах его волос, мокрых от майского дождя. Ненависть боролась в ней с нежностью к этому мужчине. Каким образом ему удалось завладеть ее сердцем? Ведь Бальтазар совсем не был похож на героев многочисленных романов, зачитанных ею в детстве до дыр.

Супруга положила руку ему на голову и слегка погладила. Он посмотрел на нее. Каким же опустошенным сэр Барроу выглядел в этот момент. Сильвина не могла дальше бороться с чувством и ответила на его поцелуй. Этот поцелуй отличался от других: нежный, нетребовательный и мягкий, – он взывал к чистоте и ласке. Когда Бальтазар стал раздевать Сильвину, она не сопротивлялась, лишь кротко наблюдала за его действиями, слегка улыбаясь.

В момент их единения боли и презрения она не чувствовала, как было раньше. Физическая близость доставила ей удовольствие, хотя пика она и не ощутила. Но всё было не зря. О таком муже она и мечтала всю жизнь: терпеливом, заботливом и в меру страстном. После акта любви они оба уснули сладким сном, а утром проснулись в хорошем расположении духа. Сильвина принарядилась перед завтраком. Их шутки с супругом за столом рассмешили даже прислугу, которая впервые заметила близость между хозяевами.

Леди Барроу, наконец-то, была счастлива, однако теплые взаимоотношения с Бальтазаром продлились не так долго, как она рассчитывала. В беседе он оставался таким же галантным кавалером, как и в присутствии гостей, так и наедине с ней, но в постели становился чужим и отталкивающим. Было видно, что «любить» Сильвину ему давалось нелегко. На волю рвался другой Бальтазар – тиран и деспот.

Все свои переживания молодая жена изливала в дневнике, который однажды попался на глаза мужу. Она бы отдала всё на свете, чтобы этого не случилось, но, изучив содержимое безмолвной бумаги, тот перестал притворяться другим, вмиг превратившись в холодного и отчужденного сэра Барроу. Он сообщил ей, что если продолжение игры с внимательным мужем не имеет больше смысла, то он вернется к привычному образу жизни и поведению. Вместе с тем Бальтазар предупредил отчаявшуюся супругу, что жить с ней ему комфортно и терять её он не собирается, по крайней мере пока, поэтому она может не рассчитывать на развод и значительную сумму отступных.

– Ты принадлежишь мне. Ты моя до тех пор, пока не надоешь, – шепнул он как-то ей на ухо после интимных утех.

* * *

«Мне казалось, что я еще не вступила во взрослую пору, пока не вышла замуж за сэра Бальтазара Барроу. Как же я была наивна и глупа, когда мечтала стать его супругой. С самого первого момента, как я ступила на территорию Барроу-хаус, меня обуял ужас и страх. Только здесь я узнала, что помимо любви, доброты и дружбы существует еще зависть, ненависть и тщеславие. Эти чувства были мне неведомы до того.

Моя бедная Вивиан, моя милая кузина, как же ты вытерпела существование в стенах столь негостеприимного убежища для убогих рабов своих низменных инстинктов? Только дневнику я могу излить свою душу, поскольку Бальтазар меня не слышит или не хочет услышать. Лишь сейчас я понимаю, что полюбила образ, созданный мной самой. В действительности этот надменный аристократ оказался живым олицетворением эгоистичного и деспотичного представителя мужского пола. Его речь, взгляд и жесты сильно отличаются от тех, что я наблюдала у отца по отношению к маме. Просто они любят друг друга, а мы с сэром Барроу нет.

В настоящее время передо мной стоит выбор: оставаться ли его женой и притворяться на людях, что у нас настоящая семья, или дать отпор чудовищу в облике человека… Много дней я думаю над тем, покинуть ли этот бренный мир самой, а возможно именно Бальтазар Барроу заслуживает подобное, чтобы обезопасить другие девичьи души и тела от мерзких притязаний. Никогда не думала, что окажусь на пороге столь тяжкой дилеммы. Одно я знаю наверняка – любви и страсти, что я испытывала к мужу когда-то, больше нет. Я не люблю его и готова признаться в этом родителям. Но как же быть с тем, что они бросили всё ради моей прихоти и переехали в Миддлсекс, потеряв прибыльное дело отца? Из-за меня мы являемся заложниками обстоятельств и зависим от обеспечения благодетеля с черствым сердцем. Я не могу так с ними поступить и развестись, потеряв и статус, и ротацию.

На что способен человек в безвыходной ситуации? На что способна Я в подобной ситуации? Страшно представить, кем я стану, если меня загнать в ловушку. Бальтазар уже знает о моих чувствах к нему из дневника. Только такой человек, как он, мог бесстыдно посягнуть на таинство личной мысли, прочитав чужое слово. Что ж, тем легче для меня. Не придется притворяться другой. Он исковеркал мое представление о настоящем мужчине, о джентльмене, об англичанине. Одно лишь осталось для меня не ясным, во мне ли дело, и был ли он таким и прежде? Если Вивиан решилась родить от него сына, то почему потом рассталась с отцом своего ребенка? Значит ли это, что до рождения Генри сэр Барроу являл собой чуткого и любящего мужа?

Как много вопросов и ни одного однозначного ответа…»

Из дневника леди С. Ш. Барроу.

Теплым июньским утром сэр и леди Барроу прогуливались по зеленому парку вдоль уютных магазинчиков, тянущихся с параллельной стороны дороги. Они оба молчали, оглядывая то верхушки деревьев, то носки своих туфель. Им навстречу шли счастливые пары с детскими колясками впереди, а Сильвина мечтала понянчить двоюродного племянника. Правда, вряд ли её тетка с лордом Эшби позволят такое неразумной кузине их дочери. С того самого дня, как мисс Шоу стала леди Барроу, они перестали общаться с ее родителями, не смотря на критические замечания Вивиан в их адрес. Дочь пыталась объяснить матери и отцу, что как раз Сильвина вступила в брак с Бальтазаром по любви, в отличие от нее, но для них племянница все равно осталась предательницей и родственницей, унизившей честь их семьи.

В момент тягостных раздумий леди Барроу вдруг ощутила странный толчок сбоку и увидела, как кто-то в оборванных одеждах выхватил ее сумочку в виде бархатного мешочка, привязанного к кисти руки, и убегает. Она еще не успела опомниться, как муж догнал воришку и стал осыпать его ударами. Подойдя ближе, Сильвина разглядела худого юношу с застоялыми синяками и кровоподтеками на лице и теле. Потухшие глаза во впалых глазницах отражали безысходность, как у человека, смирившегося со своей участью.

– Бальтазар, прекрати! Оставь его, прошу тебя! – взмолилась супруга. – Разве ты не видишь, ему больно?

Но спутник лишь огрызнулся в ответ, и тут ему на помощь подоспел блюститель порядка, который ударом дубинки по задней стороне колен сбил подростка.

– Ах, ты мерзкий вор! – завопил констебль, попеременно прикладывая надутые губы ко свистку.

– Перестаньте дуть в чертов свисток! – не выдержал Бальтазар и вырвал его из рук правоохранителя. – Забирайте его, и больше я не желаю видеть этого вора на свободе! Отправьте его в работный дом!

– Но ты даже не осведомился, что заставило беднягу пойти на этот шаг! – вступилась за бродягу Сильвина, ограждая его от мужа и констебля.

– Я просто очень голоден, господа, – чуть слышно произнес юноша. – Я рос в интеллигентной семье, мой отец был учителем, но проклятая война забрала его, а следом ушла мать, не выдержав жизни без него. Мы с братом доели все припасы, дом забрали кредиторы из-за долгов, а меня, как сына чартистов, отказываются брать на официальную работу. Если бы не ответственность за младшего брата, то я бы не посмел обворовывать почтенных подданных, – объяснил нищий.

– Уверяю Вас, мэм, подобные заученные фразы такие бродяги повторяют каждый раз, как попадутся! – ехидно заметил блюститель порядка.

– А я ему верю, – не унималась Сильвина, хотя супруг сжимал ей предплечье, давая знак замолчать. – Бальтазар, прошу тебя, дай ему место на твоей фабрике!

– Если ты не перестанешь позорить меня на людях, то я вынужден буду огранить наши совместные выходы в свет, – сквозь зубы процедил ее муж.

– Можешь вообще запереть меня в доме, только устрой на работу этого несчастного. Хотя бы в знак солидарности с его отцом, который принял участие в той же войне, что и ты.

Супруг нехотя взглянул на воришку и спросил его имя.

– Том Синглтон, сэр!

– Под чьим командованием воевал твой отец?

– Под командованием Капитана Барроу, – ответил бродяга и заметил, как вытянулся лоб у возможного работодателя.

Сильвина раскрыла рот, затем широко улыбнулась.

– Теперь ты возьмешь его? – с надеждой спросила она.

– Констебль…

– Констебль Уилкс, сэр!

– Констебль Уилкс, Вы можете быть свободны. Благодарю Вас за усердную работу, – произнес Бальтазар и вручил служителю закона соверен.

К удивлению аристократа последний отказался от денежной благодарности, заявив, что выполняет свою работу во благо Короны, и удалился. Тогда золотая монета была передана Тому Синглтону с тем, чтобы он в назначенный день и час явился к нему на фабрику опрятно одетый и гладко выбритый.

Сильвина в грубой форме была отчитана дома за свое вмешательство в мужские дела и помещена под домашний арест, как сама того и просила ранее. Её внутренняя Я негодовала, но подчинилась воле мужа. Слуги были предупреждены, что леди Барроу не имеет право две недели выходить из особняка и принимать гостей. Тем самым Бальтазар пытался унизить ее в глазах прислуги, не соизволив деликатно предупредить лишь дворецкого о своем решении.