Антон Вереютин - Бальтазар

Девушка зашла в дом и после ужина села за письменный стол, чтобы выразить свой ответ на бумаге. Она не стала признаваться в несуществующей любви к адресату, лишь намекнула, что испытывает своего рода симпатию к Бальтазару, а её родители были бы не прочь с ним породниться, естественно через дочь.

Вивиан без утаивания изложила все свои за и против этого брака с её точки зрения. Так, среди плюсов замужества она видела независимость от отца, счастье материнства после рождения совместных детей, уважение друзей и соседей и зависть подруг, возможность управлять слугами в качестве полноправной хозяйки, безопасность в доме супруга, поскольку из-за проблем лорда Эшби с безработными ей пришлось десять лет провести в Монастыре.

Минусами же брака с сэром Барроу она назвала его состоятельность по праву рождения, а не в результате собственных усилий и опыта зарабатывания первичного дохода. Да-да, богатство Бальтазара она включила не в плюсы, а в минусы брака с ним. Кроме того, ей не нравился его эгоизм, самовлюбленность и неспособность воспринимать критику в свой адрес. Также она не забыла напомнить ему о постыдном посягательстве на честь родной сестры, хотя просила прощения, если подобные сплетни являются клеветой.

Так началась переписка между предполагаемыми женихом и невестой. Со временем ответы мисс Эшби стали намного теплее, что не ускользнуло от внимания владельца Барроу-хаус. Он отмечал для себя игривый тон ее изложений и видел, как искренне она улыбается при виде него на званых обедах в Роуз-Гроу. В итоге родители Вивиан разоблачили их тайную платоническую связь и попросили дать, наконец, согласие на официальное оповещение в газету об их помолвке.

9 сентября 1852 года сэр Бальтазар Барроу и мисс Вивиан Эшби сыграли блистательную свадьбу в фамильном особняке новоявленного супруга. На празднестве присутствовало практически всё графство Миддлсекс, не явилась только кузина невесты Сильвина Шоу. Причинами отказа она делиться не стала, но отправила молодоженам трогательную открытку с поздравлениями.

Лорд и леди Эшби не скрывали своего счастья и всепоглощающего удовлетворения от происходящего. Направо и налево они хвастались перед гостями тем, какую чудесную партию составила их обожаемая дочь первому холостяку графства. Их нельзя винить в излишней эмоциональности, поскольку многолетняя разлука с дочерью в итоге смягчила их характер, и с момента ее приезда они превозносили все достижения девушки и успехи.

Больше родителей мисс Эшби радовался только её супруг сэр Барроу. Он смотрел на жену с гордостью и уважением и был уверен, что нашел свою судьбу, теперь можно вздохнуть с облегчением, не боясь больше разочарованных взглядов юных девушек, оставшихся по его вине бывшими женами.

Вивиан лежала на постели вся в испарине и со слезами на глазах. Повитуха требовала от нее тужиться сильней, но вторые сутки родовых мук совсем измотали леди Барроу, и она лишь беззвучно плакала.

– Да, сделайте же что-нибудь! – в исступлении кричал будущий отец. – Вы её смерти хотите?

– Я пытаюсь спасти и мать, и дитя, – кряхтя, озвучила старая женщина, которая принимала роды еще у матери Вивиан.

– В первую очередь Вы должны спасти мою жену!

– Нет! – завопила роженица. – В первую очередь я хочу живого, здорового и невредимого ребенка! Для меня он важней всего на свете!

Бальтазар подошел к ней и поцеловал в лоб.

– Дорогая, у нас с тобой еще будут дети, родная. Главное, чтобы ты выжила и чувствовала себя в порядке.

– Я буду в порядке, когда увижу своего новорожденного плачущего ребенка у себя на груди! – вспылила леди Барроу и велела мужу удалиться.

Он нехотя исполнил её приказ, но уже вскоре услышал сначала странную возню и суету за дверью в спальне, а затем детский крик. «Слава Богу!» – вздохнул он с облегчением и вошел. Повитуха как раз вынимала послед, при виде которого Бальтазара вырвало на ковер.

– Такое бывает, – пробурчала старуха и ушла, прихватив с собой грязные тряпки и свои инструменты.

– Посмотри на него! – с нежностью произнесла супруга и приподняла голову малыша. – Правда, это самое прекрасное чудо на свете?

– По мне так сморщенный пунцовый кусок мяса, – брезгливо ответил новоиспеченный отец.

– Какой же ты бесчувственный! Если бы у меня были силы, я бы бросила в тебя лампой.

– Для меня самое главное, что ты чувствуешь себя хорошо, моя леди Барроу.

– А самочувствие сына? Для тебя оно что-то значит?

– Конечно, значит, милая. Просто сейчас я несколько дезориентирован происходящим, – оправдывался Бальтазар.

– Пошли за моими родителями! Они хотя бы не испортят мне настроение своим безразличием!

Хозяину Барроу-хаус не нравилось, что жена позволяет себе повелевать им и выливать на него агрессию, однако, списав все на послеродовой психоз, он всё же послал за лордом и леди Эшби.

* * *

– Это самый прекрасный малыш на свете! – нарочито раскидывая руки, протянула состоявшаяся бабушка. – Как Вы назовете дитя? – спросила она у Бальтазара.

Он же с абсолютно равнодушным выражением лица посмотрел на супругу.

– Мы еще не приняли обоюдное решение, мама. Но я склоняюсь к Артуру или Чарльзу.

– Бог мой! Как избито, – пробурчал дедушка и предложить назвать внука Генрих в честь бывшего короля Англии из Тюдоров.

– Сейчас, конечно, самое время, чтобы давать ребенку столь неоднозначное имя, папа! – вспылила леди Барроу. – В конце концов, это наш сын, и мы сами наречем его.

– Что-то я не услышал ни одного предложения от твоего супруга, дорогая, – рассмеялся лорд Эшби.

Бальтазару было неловко стоять, словно истукану, когда его персону так живо обсуждают, и он озвучил имя Генри как самое подходящее и являющееся компромиссом между Генрихом и Чарльзом.

– Отлично, мой мальчик! Тогда я смогу называть внука в кругу семьи Генрихом, и никто не посмеет мне слова сказать поперек. Верно?

– Верно, папочка, – вмешалась леди Барроу. – На этом предлагаю закрыть данную тему и перейти к обсуждению слуг.

– А что такое, милая?

– Дело в том, мама, что прислуга в имении моего супруга несколько нерасторопна, в связи с чем я хочу переселить Сесилию в Барроу-хаус на место моей камеристки и компаньонки.

– Но, милая, это самая быстрая горничная в Роуз-Гроу! Я не могу проститься с ней.

– Вирджиния, перестань! Если дочери требуется одна из наших служанок, то пусть забирает! – громогласно заявил лорд Эшби.

– Ну, хорошо, – нехотя согласилась мать. – А что насчет кормилицы для Генри?

– Моему сыну не требуется кормилица. Я и сама в состоянии покормить его своим молоком.

– Но, дорогая! Как какая-нибудь крестьянка?

– Я не знаю, что найденная тобой кормилица использует в пищу, мама. А мое питание говорит о пользе материнского грудного молока.

– Эта беседа совсем не для мужских ушей! – громко произнес новоиспеченный дед и вывел зятя из комнаты. – Скажи мне, мой мальчик, как у Вас с Вивиан обстоят финансовые дела?

– Что Вы имеете в виду, лорд Эшби? – опешил Бальтазар.

– Просто Вы не покупаете обновок моей дочери, не нанимаете дополнительных слуг в поместье, и ей приходится одалживать нашу горничную.

– Уверяю Вас, Уильям, с доходами у меня все в порядке. По поводу гардероба спросите у своей дочери, это ее личное дело. А нашу семью я могу обеспечить.

– Очень рад это слышать, – хмыкнул тесть и похлопал владельца Барроу-хаус по плечу.

После ухода четы Эшби супруг не осмелился тревожить недавно родившую жену намеками её отца и, поцеловав новорожденного Генри в лоб, удалился в свой кабинет. Через час к нему зашел О’Теренс и передал визитную карточку от некоей дамы, которая ожидала в прихожей.

– Мисс Харон. Хм, не знаю такую, но пусть войдет, – велел Бальтазар и с интересом стал ожидать.

Через несколько минут он услышал стук каблучков по деревянному настилу и ощутил запах цветочных духов еще до входа незнакомки в кабинет. Дверь открылась, и в помещение вошла молодая стройная женщина в темной шляпке с вуалью, прикрывающей пол лица, и темных ажурных перчатках. На ней было платье до колен с поясом то ли черного, то ли темно-синего цвета. Странный выбор, если учитывать, что на дворе конец июня, и все барышни, наоборот, стараются наряжаться в светлые и яркие одеяния.

Она поблагодарила чужого дворецкого и сказала, что его помощь ей больше не требуется, и он свободен. Потом заперла дверь, не торопясь снимать свою ладонь с медной ручки. Звук её шагов эхом отдавался в кабинете до тех пор, пока она не села в кресло напротив хозяина дома.

– Чем могу быть полезен? – спросил он заинтересованно.

– Вы не помните меня, сэр Барроу?

– К сожалению, у меня не очень хорошая память на лица, тем более, когда эти лица наполовину спрятаны, – с улыбкой ответил Бальтазар.

– Да, пожалуй, я несколько изменилась с нашей первой встречи, но нашу беседу, думаю, Вы должны помнить.

– О чем же мы говорили?

– О любви, судьбе и счастье, – произнесла незнакомка, не отводя глаз с собеседника.

А тот, в свою очередь, изменился в лице, догадавшись, кто перед ним.

– Не думал, что когда-нибудь смогу убедиться, как из гадкого утенка можно превратиться в прекрасного лебедя. Сколько Вам сейчас лет? Ведь тогда Вы были еще девочкой?

– Да, девочкой тринадцати лет, – подтвердила гостья. – Сейчас мне семнадцать.

– Кгхм, что же привело тебя сюда снова? – обдумывая, чем она может его шантажировать, спросил Бальтазар.

Собеседница рассмеялась, словно прочитав мысли оппонента.

– Не беспокойтесь, сэр Барроу! Чем я могу Вас шантажировать? Тем, что когда-то погадала Вам на ладони?

– Тогда я не понимаю, зачем ты здесь?

– Боюсь, мне нужно предупредить, что Вы можете ошибиться выбранной дорогой и свернуть не туда в своем пути.

– Что это значит?

– Целью Вашей жизни ставился поиск единственной возлюбленной, предначертанной Вам судьбой, с которой Вы будете создавать семью.

– Я и следую этому пути. Именно поэтому женился в прошлом году на любимой женщине, и у нас с ней родился ребенок.

– Я знаю, что накануне у Вас родился сын. Это меня и встревожило.

– Что именно? Хотя постой! Откуда ты узнала о рождении моего ребенка? Ведь он родился только вчера! Ты что следишь за моей жизнью?

– Вы забываете, что я ясновидящая, сэр Барроу, – многозначительно отметила незнакомка.

– Допустим. Так что же тебя встревожило в том, что на свет появился наследник Барроу-хаус?

– А то, что Вы не должны были продолжать род, не убедившись в том, что женщина рядом с Вами является именно той женщиной, которая предначертана Вам судьбой, которая является именно Вашей половинкой среди миллионов женщин и которая так же, как и Вы, поймет, что именно с Вами она проведет века.

– Очень странное изречение, но может это лишь особая форма твоей речи, чтобы добавить себе значимости. Не суть. Так вот сообщаю тебе, что леди Вивиан Барроу, в девичестве Эшби, и есть моя единственная, предначертанная судьбой.

Гадалка хмыкнула, чем рассердила собеседника.

– И впредь прошу больше не являться в мое поместье без приглашения! – гневно бросил Бальтазар. – Более того, вообще не являться сюда! Твои экстрасенсорные способности понадобились мне лишь раз, а дальше я сам решаю, как прожить свою жизнь. Ты мне не указ! Убирайся!

На звонок хозяина явился дворецкий и любезно выпроводил незваную гостью. Однако владельца имения это не успокоило, поскольку высказанные шарлатанкой обстоятельства и аргументы намекали на то, что его третья жена не является той девственницей, на которой он остановится. Кроме того, если расшифровать пояснения ясновидящей, то рождение детей предусмотрено на его роду именно с последней представительницей женского пола, либо что-то иное, но что именно ускользнуло от его внимания.

Уняв свои нервы, сэр Барроу, наконец, поднялся наверх и присоединился к любимой женщине с сыном. Они мирно сопели в теплой кровати под уханье ночных сов, объявивших охоту уличным грызунам. Супруга проснулась от его прикосновения.

– Который час, Бальтазар?

– Это не важно. Поздно. Я просто хотел спросить у тебя кое-что. Скажи, ты любишь меня?

– Разумеется, люблю за то, что ты подарил мне это чудо, – прошептала Вивиан, с нежностью глядя на Генри.

Муж разочарованно вздохнул и покинул спальню.

Последующие несколько месяцев вплоть до зимы прошли у Бальтазара, словно во сне или в тумане. Он ел, скакал на коне, говорил и двигался, но как-то на автомате. Молодая мать не замечала этого, потому что была занята только малышом. Её интересовали интервалы приема пищи Генри, его отрыгивания и колики, время сна и игр, – всё, что угодно, касающееся сына, но не отца.