Алексей был почти уверен в том, что не только об Олеге, но и о них с Андреем Сережа за эти дни не вспомнил. Получалось — Аня тоже? Чем же они так были заняты? А может, меж ними что-то произошло?

"Нет", — попытался успокоить себя Алеша: "Анечка и Серый?…Нет"!

Но в душе отчего-то возникла уверенность — да! Это была невыносима по сути своей. И не оттого, что Аня была в объятьях грубияна, а оттого, что в этих объятьях заключалась смертельная для нее опасность.

— Что у вас было, Серый? — глухо спросил он, страшась посмотреть на брата и увидеть ответ.

— Что?! — не понял тот, нахмурился, соображая. — Ты о ком? Ну, дал я ему в морду, и что? Да мало дал, надо было вообще так отутюжить, что суицид бы, как приз, воспринимался.

Алексей качнул головой, немного успокаиваясь, но посетившее подозрение не спешило таять, а лишь отошло на задний план, отодвинулось на время.

И вздохнул:

— Ну, ты и дебил.

— Не понял, ты наезжаешь, что ли?!

— Уже!.. Короче, недалекий мой родственник, слушай внимательно и запоминай. И не дай тебе Господи ослушаться и проявить инициативу. С сего момента ты близко к Ане не подходишь…

— Щас!

— Рот закрой, — предупредил тихо, глянув на брата так, что тот не только рот закрыл, но и взгляд отвел. И заскучал, полез опять за сигаретами. — Молодец. Умный мальчик. Так вот — свои дурные мысли ты оставляешь при себе, к Ане не подходишь, в их отношения с Олегом не лезешь. Еще лучше, если вообще уедешь из города дней на пять. Придумай какую-нибудь командировку. Я не знаю. Дело твое. Но чтоб тебя и видно не было. Зачем — понял? Или разжевать? Разжевать, значит. Затем, что ты натворил уже достаточно, и дай бог с этим управиться так, чтобы Аню не задело. Уедешь — мы все утрясем. Олег поправиться, Аня успокоиться. Совесть ее будет чиста, вины — нет. И вот тогда этот уйдет из ее жизни. Но так, что она виновной себя чувствовать не будет, наоборот, примет все за данность. А тут мы и ты. Поможем, поддержим. Начнется новая жизнь без этих нервотрепок. Не нужны они ей, понимаешь? Нельзя, Серый, не выдержит. Как этот из больницы выпишется, я Аню положу на обследование. У нас будет минимум десять дней на все. К этому времени продумаем варианты ухода, отхода, да хоть исчезновения этого.

— Почему бы тебе ее сейчас не положить?

— Не ляжет. За мужем ухаживать станет, совесть свою безразмерную успокаивать.

— Здорово, — совсем сник Сергей.

— Что наваял. Твоими молитвами наросло.

— Угу. Мне, значится, нужно было мило улыбаться и слушать, как этот гоблин Аньку полощет?

— Увозить ее не надо было. Держать два дня, словно в оккупации. Ты же видел, он от ревности с ума сходит. Зачем масла в огонь подливать? Кому ты лучше-то сделал? Себе? Защитил честь и достоинство сестры. Теперь у нее проблем выше макушки. Один — идиот, второй Отелло. Такое окружение и здорового подкосит… Этот абсолютно неадекватен, но ты-то зачем полез меж ними?! Ты думаешь, я не хотел ему по лицу дать? Или Андрей?

— Вот-вот. Про Андрюху-то ты и не упомянул. А ведь он здесь немаловажную роль сыграл, Гюрзу эту раскосую приволок, словно специально, стравить всех. Почему «словно»? Специально. И что? Ему-то нотации почитал, "отец родной"?

— Он сам все понял.

— А что хотел-то?

Алеша хмуро посмотрел на брата: неужели не ясно? И качнув головой, шагнул к подъезду:

— Пошли.

— А кто она такая Леха?

— У Андрея спроси.

— Угу, тайны Мадридского двора…

— Да хоть Карибского региона! Ты меня хорошо понял?

— Да, понял, понял, — Сергей щелчком отправил окурок в снег и шагнул за братом. — Только и ты запомни — десять дней на все, про все. Если этот невменяемый и после рядом с Аней жить останется, я его сам ликвидирую. Без затей. Надоели мне его выкрутасы.

— Кто бы сомневался, — буркнул Алеша, нажимая кнопку лифта. — На это у тебя всегда ума хватает.

— Опять оскорбляешь? — лениво протянул Сергей, скривив презрительную рожицу.

— Констатирую, — Алексей подтолкнул брата в лифт и шагнул сам. — Думай лучше, как Ане про этого сказать.

— А вы еще не придумали? — немного растерялся Сережа, и вздохнул, загрустив. — Не знаю.

— Вот и я не знаю.

Они посмотрели друг на друга и одновременно почувствовали озноб и страх, от одной на две головы мысли: что будет с Аней, когда она узнает про Олега?

— Леха, ты лекарства-то взял? — тихо, почти шепотом спросил Сергей.

Тот лишь отвел взгляд — толку?


Створки лифта открылись, и я увидела Андрея. И чуть дрогнула, не решаясь выйти. И шагнула, приободрившись — вместо ожидаемого укора и подозрения, в его глазах была лишь легкая печаль и, возможно, доля вины.

— Привет, малыш. Как дела? Как провела выходные? Повеселилась? — а голос — бархат. Завораживает, обволакивает — нежит.

Я шагнула к Андрею, прижалась к нему в благодарность за тепло и понимание и успокоено вздохнула: "Глупые страхи — подите вон!" Мне было хорошо у его груди — тихо и уютно. Но всего лишь минуту.

Одна единственная мысль, мелькнула в голове и, испортив очарование этих мгновений, повлекла за собой целую серию других — неприятных. "И что я за человек? Когда я вырвусь из этих сетей? Когда, наконец, обрету покой, раз и навсегда решу с кем я? Кто мне ближе? Кому я нужнее?"

Вот. Вот в этом и была ценность мысли. И я автоматически, не задумываясь, ответила — Сергею.

Отодвинулась от Андрея, мило улыбнулась ему и шагнула к дверям:

— У нас все хорошо. Пойдем. Был приказ накрыть на стол. Генерал голоден. Посетовал, что не завтракал, а сейчас время к ужину.

— Ужин это замечательно. Я тоже не откажусь.

Мы зашли в квартиру, и я сразу двинулась на кухню.

— И все же, как провели выходные? Ты так и не ответила, — голос Андрея застал меня у открытого холодильника.

— Хорошо, — мой взгляд рассеянно шарил по полкам — однако припасы мы почти уничтожили. Что выставлять на стол? Надо было заехать в магазин…

— Хорошо? — Андрей встал у холодильника, внимательно поглядывая на меня. — Где были?

— Не поверишь, — улыбнулась я, вытаскивая остатки вчерашнего ужина. — На елку ходили.

— Что за Елка? Новая группа? Я не слышал…

— Новогоднее представление для детей! — рассмеялась я, видя, как вытягивается от удивления лицо Андрей.

— И…как? — спросил с долей недоверия.

— Как в детстве.

— Нет, ты серьезно? На елку? С Сергеем?

— Что странного? Прекрасное представление.

— Чудеса. И как Серега? Детям ноги в хороводе не отдавил? Дед Мороз выжил? Снегурочка в обморок не упала?

— Нет.

— А подарки получили?

— Сережа купил. Огромный ларец с конфетами. Сейчас принесет, будем чай пить.

— А куклу он тебе купил?

Пришла моя пора удивиться. И внимательно посмотреть на брата — шутит? Или… да нет, не может же он помнить историю давно забытых дней.

— Куклу. С ванночкой, — уточнил он.

Я встала у окна, чтоб скрыть смущение, отвернулась, делая вид, что занята салфетницей.

— Так, купил? Что смолкла, малыш? — Андрей подошел и, нежно обняв за плечи, развернул меня к себе, отвел ладонью выбившийся локон, заглядывая в лицо. — Нас посетило одно и то же воспоминание? Я прав?

— Странно, что ты это вспомнил. Сергей долго напрягал память, прежде чем она выдала ему нужный файл.

— Он и сам был еще ребенком. Впрочем, дело не только в возрасте, вернее, не столько в нем, сколько во впечатлениях. Я помню все. Назови мне дату, и я отвечу, что ты делала в тот день. Что делали мы, о чем мечтали.

Его голос был мягок и тих, и вновь звал, как русалка в гиблые воды. Я прислонилась к его груди и, глядя в сумрак, сгустившийся за окном, заметила:

— Это как раз не трудно вспомнить. Мы всегда мечтали об одном: огромном доме, одном на четверых, но с очень высоким забором. Помнишь, Сергей еще рисовал дома, как замки, и вокруг пушки, окопы, часовые…

— А ты рисовала кошку с котятами, которую охраняет огромный пес неизвестной породы — уши сенбернара, морда пекинеса, конституция кавказца, взгляд голодного тираннозавра и зубы, как у рыбы-пилы, — пальцы Андрея успокаивали, ласково перебирая мои волосы.

Я невольно рассмеялась и зажмурилась, вспомнив тот рисунок — котята, собака и черное солнце с красными, как кровь, лучами.

— Представляю, что думала обо мне учительница.

— Ничего она не думала. Ей хватало остальных двадцать восемь учеников, кроме тебя. Если б не твоя привычка лезть во все споры и драки, она бы, наверное, не обратила на тебя внимание.

— Но я знала, как это сделать.

— Поэтому Алеша фактически дежурил в школе…

— Угу, пока дневник не попал на глаза отцу!

— Ты как раз закончила героические разборки с новеньким мальчиком, посмевшим по широте душевной дернуть тебя за косу. Согласись — ложкой в лоб за такую малость — средство радикальное.

Я спрятала лицо на груди Андрея и все ж не сдержалась — засмеялась.

— Смешно? Конечно, сейчас-то. А тогда, как твоя бедная учительница инсульт на рабочем месте не заработала, до сих пор загадка: мальчик на полу — лоб в кровь. Ты испарилась в неизвестном направлении с испуга.

— А ты бы не испугался? Я ведь не метилась, кинула и попала… Что это тебя на воспоминания потянуло?

— Так…Странные истории в жизни случаются. Если б он не дергал тебя за косы, ты бы не кинула ложку. И не разбила бы лоб, не получила бы нагоняй.

К чему он все это? Что еще за преступление числится за мной, кроме тех, что мне известны? Или?…Нет, он не настолько проницателен, чтоб раскрыть наш с Сергеем секрет. Вот если б он спросил прямо, я, наверное, не смогла бы смолчать, утаить. Но он не спрашивал и даже не намекал, и я молчала, малодушно радовалась тому, что ему еще неведомо, тому, что у меня есть время на рокировку, чтобы спрятаться за ферзя — Сергея.

Болезненные объяснения с братьями не для меня, не смогла бы, не смогу. А он с присущей ему прямолинейностью, на реверансы размениваться не станет. И зря. Причинить боль всегда легко, но как жить с виной за то? Как преподнести столь скандальное известие, чтобы не ввести братьев в состояние, близкое к шоку. Наверное, все же придется все сделать самой, тактично. Но после Олега.

А что я скажу ему?

Самая простая задача: объясниться с мужем. Виртуально — простая, реально — виртуальная.

И такая же «несложная», как отыскать корректные и весомые слова для объяснения. И высказать их. И при этом найти в себе силы смотреть в глаза, выслушать с каменным лицом все, что он скажет в ответ.

Нет, на разговор с братьями меня уже не хватит. Они вряд ли что скажут, их лексикон значительно приятней словоизлияний Олега, но молчаливые взгляды будут бить больнее, чем хлесткие эпитеты разъяренного, возмущенного супруга.

— Действительно, странная штука жизнь. Одно цепляется за другое, как колючка за подол, — вздохнула я.

— Да, и мешают высказать главное. Ты ищешь слова и понимаешь, что все равно не найдешь настолько мягких и пушистых, чтобы смягчить весть.

— Ты о чем? — мгновенно насторожилась я, отпрянула и пристально посмотрела в лицо брата. Он же смотрел по верх моей головы, будто не хотел или не мог встретиться со мной глазами. Боялся, что я прочту в них? Что?

— Видишь ли, малыш, мы можем винить себя в чем угодно, и столько, сколько нам нравится, но если подумать, реально посмотреть на события — разве мы в чем-то виновны? Разве мы не поступили бы так же, случись тоже самое вновь? Возьми Гулю. Пригласил я ее, да, с корыстными и вполне ясными целями. Да, заплатил и хорошо, много. Но не получил, что хотел. Вернее, совсем не то, что хотел. Кто виноват? Я? Она? Никто. Где-то просчитался, где-то не учел, но криминала не совершил.

— Ты решил просить прощения за эту глупость? Перестань, Андрюша. Я прекрасно поняла, чего ты добивался, вводя в наш круг эту газель. Олег, да? Но он и без нее вел бы себя не лучше. Как обычно, когда выпьет чуть больше нормы. Не стоило мудрить, тем более прибегать к подобным ухищрениям. Все, забыли. Новый год прошел.

— Плохо прошел. Отвратительно.

— Для кого как.

— Для всех.

— Ты решил взять вину на себя?

— Нет. Я хочу объяснить тебе кое-что, вернее — пояснить. И не знаю — как? Помоги?

— Андрюша, я много раз тебе говорила: чтобы ты не сделал — я тебе не судья. Все, правда, хорошо. Отлично. И забудь, не мучайся.

— Я не о том. Это меня как раз ничуть не мучает. Вернее — относительно.

Он тяжело вздохнул и встал рядом, выпустив меня из объятий. Сложил руки на груди и нахмурился, разглядывая рисунок линолеума на полу. Вот интересно — Андрей в роли мученика словесности. Новое амплуа. Еще не привычное, только примеряемое и оттого неуютное — лицо плохо держит маску задумчивой печали, скорби за всю вселенную разом. Интересно, что требуется от меня — внемлить молча? Подавать реплики? Глубокомысленно кивать?