— Угу, — с сарказмом глянул на него брат и хмыкнул. — "Ну, вы, блин, даете"! Ладно, Леха, как скажешь. Я был у Ани. Она заявила, что как любая женщина желает стать матерью, и ее муж-ш-ш…объелся груш-ш…полностью поддерживает ее в этом вопросе. Короче, они думали — думали, и, наконец, придумали. Гениально, да? Главное, что случись — он не при делах. И ни один мент его за уши не притянет…

— Я же просил тебя, оставь за дверью вольный лексикон.

— Лешь, ты больше-то ничего не слышал? — поддался к нему Сергей.

— Нет. Ничего из того, что заслуживает внимания, — Алексей расслабленно развалился в кресле и, чуть склонив голову, рассматривал родственника, как диковинного, но совершенно лишенного смысла существования зверька. — Для тебя что новость? Что тебя настолько потрясло? Желание Ани иметь детей? Было бы странно, если б она об этом не мечтала.

— А ты не допускаешь мысли, что ее желание может исполниться? Этот постарается и…Что тогда? Мне тебя просветить или сам догадаешься? Светило, блин!

Алеша задумчиво нахмурился:

— Она собирается с ним расстаться.

— Вчера собиралась! А сегодня — передумала! Говорю же — он ее убить задумал. Так не получается, так через беременность!

— Твои фантазии смешны! — поморщился Алексей. — Езжай домой, ляг спать. Вечером отправляйся в ресторан и познакомься с веселой девочкой. К утру от подобных мыслей и следа не останется. Нет, серьезно — советую.

— Леха, мы о чем сейчас говорим? Какие, косинус тебе в гипотоламус, кабаки и бабы?!

— Обычные. Ноги, руки, смазливые мордашки. Сережа, я не вижу повода к беспокойству. Аня хочет ребенка лет с восемнадцати. Это не та тема, на которую стоит обращать внимание. И потом, она вполне ясно дала мне понять, что расстанется с Олегом.

— Да не расстанется она с ним! Я ж тебе уже двадцать раз повторил — передумала!

— Уверен? Может, она только тебе так сказала? — пытливо прищурился мужчина.

Сергей нахмурился и потер шею, обдумывая услышанное. Это было похоже на правду, но в таком случае получалось, что Аня просто поиграла им, как мячиком, и откинула. Значит, она не любила его, не воспринимала всерьез? В это верить не хотелось. Да и не получалось. Она была искренней — он чувствовал это и душой, и разумом. Видел. Нет, с ним она не играла. А вот с Алешей — могла.

— Леша, мне все это не нравиться, — протянул он задумчиво, чем и насторожил брата. — Хочешь, верь, хочешь, дураком выставляй, но что-то происходит. И очень нехорошее….Они муж и жена. Они спят в одной постели и явно, не как монахи. Что из этого выйдет, предугадать не сложно.

"А вот тут ты не прав", — прищурился Алексей. И все же почувствовал в груди тревогу. Слова брата невольно разбудили давно уснувшие опасения. Ему вспомнился разговор, состоявшийся с Олегом, в этом же кабинете пять лет назад…..


— …Алексей Дмитриевич, я не понимаю вашего отношения ко мне. Чем я заслужил подобное?

— Ничем, в том-то и дело — ничем. Анечка наивна и чиста, ей неведома корысть, оттого она не видит ее в других. Но я смею вас заверить, она человек другого склада. И еще раз повторяю: вы Ане не пара. Поищите другую выгодную кандидатуру.

— Вы пытаетесь меня оскорбить? Не стоит. Это ваши измышления, и я к ним не имею ни малейшего отношения. Более того, хочу заметить, я не претендую на что-либо еще, кроме руки Ани. Я люблю ее, если вы знаете, что это такое, если можете понять.

— Ну-у, песня про любовь не нова. Мотив один и тот же на все времена, слова только разные…Разговор закончен, молодой человек. Вы свободны.

— Алексей Дмитриевич, вы не поняли…

— Это вы не поняли! — повысил голос Алексей, пресекая попытку оппонента вновь и вновь идти по одному и тому же маршруту разговора. — Вы значительно утомили меня за эти годы. Повторяю в последний раз — свадьбы не будет! Все! Если вы еще раз попытаетесь изнасиловать мой слух и разум своим нудением, мне придется применить грубую силу. Можете, конечно, не лишать себя, да и меня подобного удовольствия.

— Алексей Дмитриевич, я люблю Аню, а она меня! Вы не можете…

— Пошел вон! — бросил Шабурин, предостерегающе сверкнув глазами, и указал ладонью на выход. Олег чуть побледнел, но с места не сдвинулся и лишь упрямо уставился на него из-подлобья:

— Никуда я не уйду! Понимаю, для вас слова — не аргумент. Но я могу доказать, что действительно люблю вашу сестру.

Ладонь Алеши опустилась на поверхность стола, и он спросил с нескрываемым сарказмом:

— Вот как? И чем, позвольте спросить? Достанете ей звезду с неба?

— Нет. Я сделаю то, что вы тогда просили.

— Просил?

— Нет, говорили…неважно. Я сделаю это.

Алеша с минуту сверлил парня испытывающим взглядом и, наконец, кивнул:

— Вот когда сделаете, тогда и приходите. Поговорим, — согласился нехотя.

Через две недели Кустовский предоставил ему справку о проведенной стерилизации, подписанную довольно известным в своих кругах врачом — Геннадием Кимановым.

Взамен, Алеша дал ему согласие на брак с Аней….


Сейчас, видимо, заразившись волнением Сергея, он подумал — а если Киманов выдал фиктивную справку? Если Олег обманул его? С одной стороны — это вполне возможно, причем — легко и просто. С другой — за те пять лет, что они живут с Аней, сложности в сфере гинекологии не возникало.

Но опять же — данный факт мог говорить как за стерилизацию, так и за ее отсутствие, и точно ничего не доказывал.

— Сергей, я сегодня же поговорю с Аней, а завтра соберемся все вместе и обсудим, — уже совершенно серьезно, как и ожидалось Сергеем с самого начала, заверил Алеша. — А пока — иди отдыхай. Ты только с самолета? Как перелет?

— Как всегда, — глухо бросил тот, вставая. Ему действительно хотелось в душ и спать, в надежде, что когда он проснется, все вновь вернется на круги своя, и Аня скажет — да. И его метания по Москве не окажутся напрасными, а вот волнение и тревога — наоборот.

— Ладно, Леша, надеюсь, ты понял, что это не шутка. Займись, не откладывая, а то ведь… Не мне тебе объяснять.

Алеша внимательно посмотрел на него и кивнул.


В тишине больничной палаты слышался лишь мерный стук будильника. Круглое чудо почившей в бозе совдепии было одним из тех предметов, что я хранила и буду хранить даже в самом непрезентабельном виде. Не знаю точно, что меня греет в этих милых, но отживших свое еще в момент рождения безделушках? Наверное, атмосфера тех лет, что они впитали в себя, появившись в моей жизни. И стали уже не предметами — памятниками тем дням, мыслям и эмоциям, что я испытывала. Они вобрали их в себя и продолжают хранить. И тем греют мою душу, вызывая уютное чувство тепла и покоя в груди, щемящую нотку ностальгии.

В минуты печали, в часы грусти и сомнений я перебираю их, вдыхая запахи того времени, и словно, окунаюсь в марево долгих лет, что остались позади. Медленно, но верно в каждую пору души и тела проникает сладкий яд тех мыслей, чувств и ощущений. И я забываю причину тоски, и возрождаюсь вновь.

Каждый предмет, что хранит ящик моего стола — клад. Целая эпоха, в которой и смех и слезы, огорчения и радость беззаботного бытия, наивные мечты, глупые мысли и фантазии, трепет первых неосознанных стремлений.

Деревянный лаковый зайчик, маленький, как нэцкэ, но излучающий больше тепла и света, чем театральный софит. Копеечная цепочка, хранящая в каждом своем звене больше тайн и открытий, чем Джива вселенной. Дневник, первый, наивный и напыщенный. Записки озорной мартышки, тринадцати лет от роду, начитавшейся умных книжек и думающей, что что-то поняла, мыслит не хуже и чувствует не меньше. Глупость, сплетенная с гениальностью вязью детского почерка. До сих пор те страницы не могут их разделить…

Жаль, что сейчас у меня не было возможности перебрать мое «богатство», вновь насытиться энергией, почерпнуть силы, чтобы идти дальше по спирали из ниоткуда в никуда.

Наверное, они бы спасли меня от черной меланхолии, от ненависти к себе, от стыдных поступков и скорбных мыслей, атакующих меня, как войска Наполеона Москву. Неужели я сдамся?

Нет- нет — тикает будильник. Тик — так, нет-нет…

И я согласилась, поблагодарив взглядом доброго друга — не сдамся, ты прав.

И встала с постели, стряхивая оцепенение. Зашуршала пакетами уверенная, что Сергей обязательно вложил в передачу какую-нибудь особо стерилизующую мозговые извилины книжицу. Так и есть. Что ж, пару часов я буду жить в придуманном мире автора, потом возьму другую книгу, третью. И так до бесконечности, пока печаль не сгинет, пока мысли о Сергее не перестанут давить и мучить душу. Пока разум не начнет властвовать над чувствами.


— Что ты читаешь? — качнул головой Алеша, чтоб рассмотреть обложку, и присел на постель.

— Не одобряешь? — захлопнула я книжку.

— Да, нет, — он забрал томик и склонился, чтобы удостоить меня братского поцелуя. Слишком долгого и жадного для родственника. — Как дела?

Его ладонь укрыла мою щеку, согревая своим теплом, пальцы чуть скользили по коже — нежные, ласковые. А взгляд не просто нежит, топит в любви.

— Але-ешенька….

— Что-о-о, — протянул он, подразнивая, и улыбнулся. — Так, как дела?

— Врачам видней, — пожала я плечами.

— Да, — посерьезнел он. — Со Станиславом разговаривал. С завтрашнего дня придется тебе, Анечка, под капельницей полежать. Картина крови его не радует. И меня.

— Намекаешь, что закрыл меня надолго? Спасибо.

Он чуть пощурился, насторожившись оттого, что не услышал в моем голосе привычного по этому поводу недовольства.

— Да, Анечка, придется потерпеть три-четыре недели. Но как-нибудь, правда? Андрей вечером привезет диски с фильмами.

— Лучше книги.

— Какие?

— Разные. Про любовь, фэнтази, фантастику, сказки для взрослых.

— И детективы?

— Нет, вот их не надо. У меня жизнь — сплошной детектив. Лучше что-нибудь глубокомысленное. Вдумчивое. И душеполезное.

— Например? Меркес? Муракави? Шопенгауэр? Козловский? Апокрифы святого Иоанна?

— Уф, всех неси. Что мне четыре недели делать? А может двумя обойдемся, Алеша?

— А что? Куда-то спешишь? Или дела неотложные?

— Нет. Но четыре недели?! — я тяжко вздохнула. Да-а, перспектива безрадостная, но опять же для дитя — полезная. Все лучше под присмотром специалистов побыть, чем на авось надеяться. А «авось» этот с моим-то заболеванием в любую минуту нагрянуть может.

— Пролетят — не заметишь. Потерпи. Ты когда последний раз сюда заглядывала? Вот то-то и оно. Да и что дома делать?

— Не скажи. Дома хорошо.

— Чем это? Олег гнев на милость сменил? Надолго ли.

— Зря ты. Он изменился. Не веришь?

Алеша принялся вертеть в руках книжный том. А я опять вздохнула и вперила взгляд, в потолок, пытаясь на его белом и чистом просторе нарисовать новый образ супруга. И чуть раздуть в свете последних событий. А также позолотить, наделить нимбом, крылышками и всем тем, что несомненно сможет прикрыть образ Сергея. Заслонив собой полностью. И хорошо бы на этом этапе еще поверить нарисованному.

— Он добрый, умный, заботливый, — начала перечислять, придумывая на ходу, вспоминая все известные мне прилагательные, подходящие обстоятельствам. — Тактичный, безобидный, внимательный, красивый, верный, щедрый.

Что ж ему еще приписать?

— Ты точно список баллотирующихся в депутаты зачитала, — хмыкнул Алеша. — Монотонно, словно осенний дождик по стеклу. А где пыл и восхищение, присущие любви, коя естественным образом должна возникнуть по отношению к подобному идеалу?

Н-да, тут он прав. Нет у меня сейчас любви для мужа. Разве что росток ее чахлый. Но зато есть уважение, долг и привязанность. Многим того довольно. Попробую и я на этом зыбком материале тот самый росток культивировать.

— Алеша, у меня сейчас спад. Олег говорит, что у любви бывают спады и подъемы. И ты мне это говорил. Вот у меня спад и организовался, но уже подъем начинается. Честно.

— Значит, у вас любовь по схеме алгебраических амплитуд? Спад, подъем. Альпийский горный курорт. Интересный подход к данному вопросу. Я так понимаю, ты на счет развода передумала?

— Алеша, я погорячилась. Испугалась его поступка, вот и подумала. А потом он, правда, изменился.

— Анечка, ты меня или себя в этом уверяешь?

— Ты его видел на Рождество. Он действительно другой.

— Надолго? Не информировал? — Алексей не скрывал скепсиса, но и недовольства не выказывал. Это меня успокаивало.

— Алеша, он навсегда изменился. Верь. Я — верю, потому что вижу.

— Да? Хорошо, оставим столь важную тему. Пока. Думаю, твой супруг через пару недель вновь вернет свои, столь щедро описанные тобой достоинства в исходную точку. И мы вновь подивимся произошедшим метаморфозам.