Сергей хохотнул, я хмыкнула и качнула головой:

— Все-таки тебе нужно было идти в театральный…

— Представлений и актерских тренингов мне хватает и в адвокатуре, — заверил Андрюша.

— Кто б сомневался! — расплылся в улыбке Сергей.

— Ну-с, милая леди, я удовлетворил ваш интерес? — заглянул мне в лицо брат.

— Отчасти.

— Может, перенесем стол на кухню? Родителей выгоним и продолжим активную дискуссию? — спросил Алеша, заглянув на кухню. Мы дружно встрепенулись и, похватав кто что успеет, двинулись в комнату, где мама уже закипала от недовольства, готовя обличительные тирады, а папа загрустил и, вздыхая, лениво жевал грушу.


— Чудесный был день рождения, на удивление, — заметила я со вздохом сожаления. Все хорошее отчего-то быстро заканчивается, а плохое длится бесконечно.

Сергей лишь кивнул. Он лежал рядом и пытался разглядеть что-то одному ему ведомое в моей руке, выставленной в темноту потолка. Ночь уже плотно окутала и наш дом, и город, и давила сном граждан и гражданок, а мы не спали. Нам было уютно и приятно лежать вместе просто так в постели и шептаться в темноте, перебирая прошедшие моменты, фантазируя о грядущем.

— У тебя кожа светиться, — наконец, выдал Сережа и прижал мою ладонь к своей груди.

— Я лампочка, — рассмеялась я.

— Обогреватель, — хохотнул Сергей и посерьезнел, развернулся ко мне. — Анюта, у тебя точно все в порядке? Может, опять в клинику ляжешь?

— Зачем? — неподдельно удивилась я. — Чувствую себя прекрасно. Беспокоиться не о чем.

— Да? Ты — хитрюшка.

— А это ты к чему?

— К тому, что так и не оповестила родственников о нас. А обещала, между прочим, вот и верь вам, Евиным потомкам.

— Сережа, мы не последний день живем, скажем еще. А сегодня не хотелось. Мама была на удивление мила, зачем ее раздражать и толкать на резкость? Да и папу волновать не стоило. Услышать такое в день рождения! Ты сам понимаешь, к чему бы наше заявление привело: мама в крик, папа хватается за сердце, глаза Андрея наливаются кровью, Алеша начинает контрнаступление. Оно надо?

— Да-а…а зачем тогда обещала?

— Чтоб отстал, — рассмеялась я.

— Вот она любовь женская! — заблажил Сергей и полез целоваться.


На работу мы дружно проспали и заметались по квартире, собираясь в путь. Выкатились, смеясь, на улицу и загрузились в Сережину машину. Он дал по газам, а я раскрыла пачку чипсов:

— Позавтракаем, милый?

И оба засмеялись.


Симаков, конечно, был не в восторге от моего опоздания, но за много лет привык, и оттого лишь смешно дулся да пытался изобразить строгость на лице. В итоге загрузил работой и успокоился. К обеду опять пребывал в самом радушно-лучезарном настроении и милостиво отпустил меня на обед и далее куда захочется. И видимо опомнившись, уже мне в спину кинул грозно:

— Завтра чтоб в 8.30. в офисе была!

Ага, ага, — кивнула я, не поворачиваясь. Сгребла шубку и рванула вниз по лестнице, прямо в объятья Андрея.

— Привет, — расцеловал он меня. — Куда пойдем? «Радо», "Степли"?

— "Радо". Давно там не была.

— Ничего не изменилось, уверяю.

— Тогда сразу заявляю, хочу все! Голодная. С утра на завтрак лишь чипсы, а я девушка прожорливая.

— Хорошо, — рассмеялся Андрей и открыл передо мной дверцу машины.


— Что мне нравится в «Радо», это обслуживание и салаты, — заявила я, удовлетворенная сытым обедом.

— Еще порцию заказать?

— Нет! — испугалась я и рассмеялась, увидев, смех в глазах Андрея.

Мы сидели на втором этаже, возле огромного аквариума. Симпатичный, уютный интерьер ресторана располагал к приятным, неспешным беседам. Зал внизу был заполнен лишь наполовину, а здесь, и вовсе никого не было. Второй этаж открывали после семи вечера, но Андрей был вне законов и правил. И мы сидели, по-домашнему уютно расположившись в креслах, одни на весь этаж, слушали мерное жужжание компрессора в аквариуме, потягивали сок и наслаждались обществом друг друга.

Вкусный обед сделал свое черное дело — я расслабилась, потеряла резвость мыслей и сонно посматривала на вуалехвостых рыбок и прочую экзотическую живность, снующую в аквариуме меж керамических замков и сундуков с фальшивыми сокровищами, и вяло потягивала сок из высокого фужера. Где-то на задворках сознания, как те рыбки, плавала пара мыслей, не очень приятных, диссонирующих с общим состоянием души и тела, и оттого изгнанных на время: позвонить Татьяне Леонидовне и Олегу. Первой на счет завтрашней процедуры, второму на счет свидетельства о браке. Андрей словно угадал мою последнюю мысль:

— Малыш, я договорился о восстановлении свидетельства. Через пять дней оно будет у меня. Начинаем развод?

Я вяло кивнула: дерзай. Пузырьки воздуха, бегущие вверх за стеклом аквариума, меня увлекали больше, чем прения о столь неприятном процессе.

— У меня к тебе предложение.

— Угу, — выдавила с трудом. Это все, на что я была способна в таком состоянии.

Андрей вздохнул и повторил более жестким тоном, привлекая мое внимание:

— Серьезное предложение.

Я сонно хлопнула ресницами и милостиво качнула ладонью:

— Излагайте, сударь.

— Я предлагаю тебе стать моей женой.

Если б я пила, я бы подавилась. Но этого, к счастью, не случилось. Однако сонливое состояние сбежало и затерялось где-то в районе опальных мыслей. Я встрепенулась и воззрилась на брата с долей недоумения:

— Прости?

— Я думаю, нам стоит оформить наши отношения официально. Ты знаешь, как я отношусь к тебе и что ты для меня значишь. Уверен, я значу для тебя не меньше…

— Стоп! — я даже выставила ладонь, желая остановить не только признание брата, но и само время. Получить пару минут форы, чтобы сообразить, переварить услышанное. Но Андрей знал, когда затевать подобный разговор. Пока мой желудок переваривал пищу, голова основательно отдыхала и фактически не работала. Как бы сказал господин адвокат — клиент был не способен на сопротивление.

И все же я смогла мобилизовать силы разума, мужественно преодолев приобретенную за обедом релаксацию всего организма. Подобралась и вполне четко спросила:

— Андрюша, хочу тебе напомнить, что мы брат и сестра, и даже с твоими связями сей факт обойти будет очень трудно.

— Да? — выгнул бровь Андрей, а я насторожилась. Его взгляд словно сомневался в моем заявлении, не верил и не знал о той непреложной истине, что я поведала.

— Открыла тебе великую тайну? — мой голос не скрыл скепсиса и удивления.

— Нет, но…Кого именно смущает степень нашего родства, малыш? Тебя? Меня?

— Маму, — подсказала первого и самого главного кандидата, нашего палача и добровольного гонителя. — Ату их, ату, она закричит первой.

— Не думаю, — безмятежно протянул Андрюша, и я потеряла остатки вялой расслабленности. Меня изрядно настораживала уверенность брата, странный загадочный блеск глаз и его абсолютное, более того, искреннее, спокойствие.

Я что-то не знаю?

— А что ты думаешь? — спросила осторожно.

— Думаю, что легко смогу убедить родителей не предавать нас анафеме.

— Как? — разговор становился все интересней.

— Не важно. Малыш, тебя больше не коснуться проблемы, обещаю. Я решу их сам, а как, к чему тебе знать?

— Любопытно.

Он рассмеялся:

— Удовлетворю позже.

Естественно — подкрасит, подлатает, наведет лоск и подаст на золотом блюдце заманчивую конфетку правды, внутри которой возмутительная начинка самой бессовестной лжи.

Ах, Андрюша…

— Да, выдашь очередную ложь за истину? — не сдержалась я от намека на новогодние события.

Андрей вздохнул и придал лицу покаянно несчастное выражение:

— Ты же знаешь, Аня, обман порой необходим, более того привлекателен именно тем, что скрывает правду. Ты могла бы заметить, что люди чураются истины, ложь им милей и понятнее. Мир обмана привычен и приятен сердцу, глазу, слуху. Правда давно уже не в чести.

— Почему мама назвала тебя Андрей? По-моему, самое верное имя — Мефистофель.

— Сравнила!

— Констатировала.

Андрей задумчиво посмотрел на меня и грустно заметил:

— Если б я был праведником, мы бы не выжили.

Мне стало не по себе: он прав. А какое право я имею судить его? Как посмела?

— Прости, Андрюша, я не хотела тебя обидеть.

— Я не умею на тебя обижаться, малыш. Согласен с тобой, методы выживания, увы, не очень красивы и, увы, именно этим действенны. И я стану кем угодно, буду совершать, что угодно ради тебя…и ради ребят.

— Андрюша…

Я совершенно расстроилась, почувствовала одновременно стыд за свои выпады и жалость к этому самому славному, самому сильному, но такому ранимому человеку. И безмерную любовь, слепую до самопожертвования

— Чем собираешься заняться вечером? — решил сменить тему брат.

— Не знаю. Возможно пойду к Оле.

— А если вместо девичника устроить культпоход? В театре премьера. Пойдем?

— Нет, не могу, — протянула, искренне жалея, что не могу согласиться.

Мне предстояло звонить Татьяне Леонидовне и после собираться, морально настраивать себя. Сидеть в таком состоянии в ложе, рассеянно поглядывая на сцену, и не воспринимать ни актеров, ни сюжет постановки…К чему так издеваться над собой и окружающими? А завтра тем более — меня ждет самое отвратительное событие в моей жизни, и вряд ли я смогу после идти в театр, вообще кого-то видеть и адекватно воспринимать. Нет, лучше в пятницу, как раз немного приду в себя, и развлечение будет кстати.

— Пойдем в пятницу?

— В пятницу? — Андрей огорчился и не скрыл этого. — Я планировал забрать тебя в конце недели на горнолыжный курорт в Бовец. Сделать подарок к восьмому марта, как ты мечтала. Документы уже оформили…ребята в курсе, собираются.

Я чуть не вспрыгнула с места и не кинулась на шею Андрюше: в Бовец! На лыжах! С гор! О-о-о!! Ветер в лицо, солнце, слепящий снег и виражи! И с кручи за руку с братьями!…

— А-а-а!! — взвизгнула и все ж кинулась к брату, снося фужеры со стола.

— Тихо, — приложил он палец к губам, усмиряя мой восторг, и улыбался:

— Значит, идея по нраву? Мы отчего-то так и подумали.

— Вы самые хитрые…нет, вы самые лучшие братья на свете! — заявила я с патетикой, гордо вскинув подбородок, и опомнилась. — А загранпаспорт, Андрюша?

— Еще действителен, я проверял. Год спокойно терпит.

— Ура! Когда летим?!

— В четверг. Самолет на одиннадцать. И не вздумай собираться сегодня, я тебя знаю.

— Как скажешь, — заверила с самым честным видом, мысленно уже прикидывая, что и где лежит, что возьму, что еще куплю…


Естественно, вернувшись домой, я в первую очередь позвонила Кравцовой, чтобы поделиться радостью:

— Олька! Я уезжаю в четверг в Бовец! На горнолыжный курорт! Представляешь?!

— Представляю, — буркнула Оля. — И поздравляю, завтра тебе к Лазаренко идти.

Меня словно спустили с небес на землю, причем не в лифте и без парашюта.

— Спасибо, Оля, умеешь ты настроение поддержать, — ответила глухо, и сама свой голос не узнала.

— Да какое настроение, Аня? О другом думай. Ты звонила, назначилась?

— Нет.

— "Нет". Так и знала, — и неожиданно всхлипнула. — Ты мне сегодня снилась, отвратительно. Позвони завтра, как сможешь, только обязательно позвони! Не забудь, Ань!.. А может, стоит все-таки Алешу твоего в известность поставить?

— Зачем? Мало им от меня волнений? Хватит уже, Оля, сколько можно за их спины прятаться? Сама виновата, сама и разберусь. Перестань нервничать. Не из-за чего. А сны — суеверие. Большая уже девочка, чтобы ерундой заниматься.

— Не спокойно, Ань.

— Тебе. А теперь представь, как мне замечательно «радостно»?

— Аня, звони Татьяне и мне перезвонишь, хорошо?

— Ладно, — бросила обреченно и опустила трубку. И замерла, рассматривая корпус телефона. Внутри меня апатия боролась со страхом, страх с необходимостью. Побеждал внутренний голос, вопя в истерике, повторяя слова Оли — звони Алеше!!

Я через силу полезла в свою сумочку и достала визитку Лазаренко. И опять застыла, разглядывая ровную вязь печатных слов и цифр. Чувствовала, что готова сбежать на край галактики от необходимости набрать простой номер, задать не менее простой вопрос и вновь увидеть, в общем-то, симпатичное лицо женщины — врача. Врача-палача — тут же всплыла рифма ассоциация.

На меня вновь нахлынули все те эмоции и переживания, что я так усиленно прятала в глубь сознания, зарывала под яркие жизнерадостные впечатления и сама, и с помощью Оли. Страх, боль, неприязнь ко всему, что окружает: к миру, к себе и к той вурдалачке, что лишит меня ребенка, части меня, жуткая, способная на убийство ненависть к Кустовскому и его лицемерной, расчетливой девке душили меня, рвались наружу нервными всхлипами.