Она не знала телефонов Шабуриных, пришлось идти к Татьяне и спрашивать про Анины вещи, в надежде, что у нее в сумке есть сотовый со всеми номерами. Татьяна ничего говорить не могла: пила корвалол, истерично всхлипывала и икала. Сумку отдала Наташа, медсестра Лазаренко. Телефон был на месте.

— Привет, Анюта! — раздался бодрый голос Сергея, словно из другого мира, из другой жизни

— Извините, Сергей Дмитриевич, это не Аня, — голос Тамары дрожал и срывался на всхлипы, но она держалась и гнала слезы и горестные стенания.

— Не понял…

— Сергей Дмитриевич, вам нужно подъехать в центральный роддом.

— Зачем?

— Анна Дмитриевна….умерла…


Телефон выпал из руки Сергея. Его затрясло. С минуту он смотрел перед собой, и вот взвился, рванул к выходу с четким и горячим желанием найти эту шутницу и придушить.

Конечно, так не шутят, но разве можно иначе расценить услышанное? Нет, потому что тогда придется поверить…

Нет, не-ет, Анюта жива и здорова, с ней все хорошо, он же помнит — утром она спала, целая, живая, здоровая. Что могло случиться за несколько часов?

А Бовец? Аня так радовалась, так ждала…Они же едут в четверг, Анечка заказала ему привезти каталог спортивной одежды и горнолыжного снаряжения….

Да что с тобой, котенок?…

Нет, а как же?….

Нет….


Андрей понял лишь одно, у какой-то мадам из свиты Алеши о-очень своеобразное чувство юмора. И сильно хотел в это верить, и даже готов был простить за звонок, только бы Аня была и жива, и здорова, мирно пила чай дома и листала дамский журнал.

Но домашний телефон сестры выдавал лишь гудки, и сердце Андрея сдавило от плохого предчувствия. Он побежал к машине, отталкивая своих сотрудников с дороги.


Андрей и Сергей влетели в отделение один за другим и заметались, не зная куда двинуться, у кого спросить. И что спрашивать?

— Андрюха, я…скажи, что это не правда…Скажи! — вцепился в брата Сергей.

— Не знаю… Не знаю!! — закричал ему в лицо Андрей и оттолкнул.

Открылись двери — в коридоре появился Алеша и двое мужчин в белых халатах. У каждого лицо, что восковая маска. Андрей только посмотрел на Алешу и понял — Ани больше нет.

И рухнул на пол у стены, закрыл глаза, зажал уши, зная, что сейчас услышит и увидит, и, не желая ничего знать, видеть, слышать. Пусть еще минуту, но надежда на то, что Аня жива, будет с ним.

— Леха, что за бред?!! Где эта кикимора, что про Анюту наплела?! Я ее порву, слышишь?!…Где Аня?!! Где Аня, Леха?!! — схватил за грудки брата Сергей. Алексей поднял на него полные немой скорби глаза и ответил, через силу заставив себя озвучить страшное известие:

— Умерла…

— Нет! — отпрянул тот. Лицо мгновенно исказила судорога боли и неверия. — Ты что?.. Ты пьян?.. Нет, Леха! Нет…да вы что?…Что за?….Она…она жива. Ты не можешь так говорить… Да как ты смеешь?…Да как?…

Нелепые, бессвязные вопросы уже не спасали Сергея от осознания, и по лицу потекли слезы, и руки ослабили хватку. Алексей оторвал его пальцы от ворота халата и обнял брата:

— Тихо, Сережа, тихо… — прошелестели губы.

Кугарин и Косторенко опустились на кушетку у дверей в операционное отделение и замерли в ожидании. Будет плохо — они помогут, ну а — нет, уйдут со спокойной совестью…

Хотя какая совесть и спокойствие, к черту?!


Андрей и Алеша сидели с понурыми лицами и рассматривали рисунок линолеума под ногами. Сергей же не мог найти себе места и метался по коридору, бился в стены, кричал. И подскакивал к братьям:

— Ну, что вы сидите?!…Что?!…Я не верю…Вы…Я не видел ее. Где она? Где, Леха?!.. Отведи меня к ней, отведи или я сам найду!!

Алеша посмотрел на него и сжал челюсти до хруста, качнул головой. Нельзя им в морг. Нельзя…

Он прекрасно понимал, что стоит только ему или кому другому из братьев войти в морг, они больше не уйдут оттуда, и будут стоять возле Анечкиного тела. И гладить ее пепельные волосы, звать ее, разговаривать с ней, всматриваться в лицо, надеясь увидеть признаки жизни, и верить, что она спит, принимать игру камушка в виде паучка на шее за легкую пульсацию сонной артерии…Нет, не-е-ет…

Сергей сник, сел на пол:

— Кто?…Почему здесь? Она?…

И понял и, встретившись взглядом с глазами Алеши, получил подтверждение: Аня была беременна!

— Сволочь! — прошептал в отчаянье Сергей, желая Кустовскому самой жуткой смерти, и, вскочив, ринулся на улицу.

Братья проводили его тоскливыми взглядами, понимая, куда он направился и зачем, но сил остановить безумца, не было.

— Он? — тихо спросил Андрей у Алеши. Тот лишь кивнул — зачем говорить — и так все ясно. Сергей даже не догадывается, что мог стать отцом, а стал причиной Аниной смерти…Впрочем, он ли причина?

— Что ж не сказал ему?

— Зачем? — одними губами прошептал Алеша. — Думаешь, сможет он после этого жить?… Пусть лучше на другого думает.

— Убьет он Кустовского, — протянул бесцветным голосом Андрей.

— Может быть, — равнодушно пожал плечами Алеша, и Андрей кивнул, соглашаясь:

— Отмажу…

И поползли минуты в немоте сознания, незамеченные, ненужные. Время кончилось для Шабуриных, как и сама жизнь. Умерла не только Аня, умерли они.

— Алексей Дмитриевич, — вывел из прострации голос Тамары. Он вскинул непонимающий взгляд — кто ты? Что тебе надо? И увидел виноватые, полные сочувствия глаза и услышал знакомую мелодию Аниного телефона: "как упоительны в России вечера"…

Алешу подкинуло, он резко отошел к окну и зажмурился — не могу, не хочу!!…

Андрей с благоговением взял сотовый, который, казалось, еще хранит тепло Аниных рук и дыхания. Долго смотрел на рисунок в дисплее — милую, сонную киску и бережно, словно, надеясь услышать Анин голос, приложил трубку к уху:

— Да.

— Аня, ты, почему не отвечаешь? — прошипела Оля. — Ты коза, Шабурина! Я здесь уже трубку изгрызть, готова от тревоги, а ты прячешься!

Андрей закрыл глаза и застонал…

— Ты что там стонешь?!

— Ани больше нет, — с трудом выговорил Андрей горькие и не знакомые ему прежде слова. Сколько бы он отдал, чтоб не знать их, не произносить никогда?…

И не выдержал, кинул трубку в стену и дико закричал, давая выход горю:

— А-а-а-а!!!


Сергей летел по трассе и утирал с лица слезы, и разговаривал сам с собой и Аней, уговаривал ее подождать, уверял, что все решит, всех накажет. Кустовскому не жить!

Вот только как он сам будет жить дальше, он не знал…


Сергей выскочил из машины у дома N 26 и, с силой пнув ногой, препятствие из чахлых досок, без труда образовал проход. Одна створка вздохнула и, треснув, легла в снег. Сергей шагнул во двор и застыл. На снегу, на каком-то тулупе лежал синий, неестественно худой и длинный Олег. Рядом, прямо в снегу сидела, раскачиваясь, Гуля и все гладила его по лицу, шепча сумбурные слова. Вокруг стояли люди. Никто не видел Сергея и словно не слышали треска сломанных ворот. Они скорбели по усопшему и им, как и Сереже, не было дела до окружающего мира.

Он на негнущихся ногах дошел до машины, сел и медленно поехал обратно, уже не понимая — зачем. И где-то на полпути к городу, понял, что незачем — направил машину в железобетонную стену завода, шепча, как заклятье:

Я же обещал, что всегда буду с тобой, Анюта!…

Но буквально в метре от стены то ли морок, то ли видении выросла фигура Ани. Она выставила руку, то ли пытаясь задержать железо, то ли прикрыть себя. И настолько четким был ее образ, настолько явным крик: Нет!! Что Сергей закричал в унисон и резко нажал на тормоз, вдавив педаль. Фары треснули, врезаясь в бетон, толчок и тишина.

Сергей с минуту тупо смотрел на серую поверхность стены и не понимал, где он, кто, что вообще произошло? Открыл дрожащей рукой дверцу машины, вылез наружу, оглядываясь в поисках сестры. И вспомнил — ее нет в живых. И понял — она и из страны мертвых приглядывает за ним, заботится.

Застонал от бессилия, поднял голову, подставляя лицо солнцу:

— Как же мне жить теперь, Анюта? — прошептал, с надеждой вглядываясь в пелену облаков. И снова произошло чудо — облака чуть разошлись, и их края в позолоте солнечных лучей превратились в лицо Ани. Она, улыбаясь, смотрела на Сережу и выглядела вполне счастливой.

— Живи… — донеслось еле слышное. Миг и облака вновь пошли по небу, стирая образ любимой.

— Буду, — пообещал Сергей через силу. Слеза покатилась по его щеке и упала на воротник куртки.


Они шли к машине, не видя дороги, и если б не сопровождение Тамары и Галины, которые неотступно следовали за ними, наверное, так и не дошли. Андрей с третьей попытки открыл дверцу, с трудом сел в салон, Алеша сел рядом, следом хлопнула задняя дверца. Мужчины обернулись с удивлением и непониманием, поглядывая на женщин:

— Мы с вами! — твердо заявили дуэтом подруги.

— Нельзя вам одним, — пояснила Тамара, глядя в глаза Андрея. Он с минуту рассматривал хорошенькое личико молодой женщины, напоминающее своей утонченностью черт лицо Ани, и кивнул не в силах ни говорить, ни сопротивляться. Машина плавно тронулась в путь.

До дома родителей они добирались в полной тишине на скорости велосипедиста. И долго стояли у подъезда не в состоянии сдвинуться с места. Первым вылез Алеша, взглядом остановив двинувшуюся за ним Галину. Андрей проводил его до входа и встал:

— Я не пойду, Леша, извини, здесь подожду, — и добавил тише, отводя взгляд. — Документы в комоде…во всяком случае, год назад, они там лежали…

Тот внимательно посмотрел на брата и, кивнув, поднялся по лестнице.

Андрей же, спросив у женщин сигареты, забрал протянутую Тамарой пачку и вернулся. Сел на грязные ступени у подъездной двери и неумело закурил.


Мать, видимо, спала, долго не открывала двери, а потом столько же сонно таращилась на сына, загораживая проход. Хотела что-то сказать, спросить, но вид у Алексея был такой, что слова вязли в горле и не ложились на язык. Он молча отодвинул ее с прохода и, не раздеваясь, прошел в комнату, начал рыться в ящиках комода.

— Что ты ищешь? — нахмурилась мать.

Сын молчал, как-будто онемел. Продолжал перетряхивать содержимое комода. Из нижнего ящика вместе с бельем выпала тонкая картонка, размером с обложку паспорта.

— Не трогай! — кинулась к нему мать, желая отобрать документ, но Алеша лишь отвел руку и раскрыл картонку. В ней было свидетельство об удочерении ребенка. Пять минут на тщательное изучение, и мужчина застонал от бессилия, отчаянья и ярости: Как же так? Почему он узнал об этом только сейчас? Мать Ани какая-то пятнадцатилетняя девица — отказница…

Аня им не родная сестра!

— Алешенька, она работала у нас лаборанткой! Я лишь помогла ей, — запричитала мать, торопясь с объяснениями. — У меня мертвый мальчик родился, а у нее девочка… А родители против, а Дима дочку хотел, из-за нее и вернулся к нам…Так вовремя все…

Алешу качнуло. Он медленно повернулся к женщине и вперил в нее немигающий, обвиняющий и одновременно убивающий взгляд:

— Ч-что-о?.. — прохрипел, вопрошая и силясь понять — как она может говорить об этом с таким спокойствием? Кто она — человек, женщина, мать или бездушный робот, просчитанная, беспринципная особь без названья?

Женщина застыла, в ужасе глядя на искаженное ненавистью и горем лицо сына, и прикрыла рот ладошкой, отвела взгляд, не зная куда кинуться, где прятаться.

— Что же ты молчала? Как ты могла?!… - шагнул к ней Алексей, выставляя улику — свидетельство об удочерении Ани. И понял весь ужас сотворенного матерью, кинулся к ней и, схватив за плечи, затряс, жалея, что не сможет ее убить. Закричал в лицо:

— Что же ты натворила, мама?!!!…


Андрей выронил сигаретку и вжал голову в плечи, услышав дикий вопль брата, который разнесся по всему кварталу. И скривился, вздохнул, качнув головой:

— Жизнь — сука…

И достав другую сигарету, посмотрел на солнце:

— Ну, что ты светишь? Кому? — спросил с тоской и неприязнью.

А в небе весело кружились птицы, радуясь наступающей весне, и не знали ни горя, ни печали, не задумывались о справедливости и правильности мироустройства.

Жизнь шла своим чередом. Невозможно было повернуть ее вспять, остановить мгновения, отсчитать минуты назад и хоть что-то изменить…

Кто ж в этом виноват?


25 декабря 2004

25 мая 2005.


Заболевание с тяжелым поражением системы свертываемости крови.

Внезапная коронарная смерть.