– Мое дело – беречь тебя от опасности!

Я попыталась освободить руку, но Джейми держал крепко.

– Слушай, я не маленькая девочка, чтобы меня защищать, и уж точно не идиотка! Если мне чего-то нельзя, то объясни, и я пойму. Но не смей решать, что мне делать и где быть, даже не поговорив со мной!..

Лодка вновь накренилась, и в шуршащей листве показалась голова Джейми.

– Да я не пытаюсь решать, где тебе быть!

– Ты решил, где мне нельзя появляться, а это одно и то же!

Ивовые ветви соскользнули с его плеч. От яростного движения лодка сдвинулась с места, и мы выплыли из тени дерева.

Джейми вырос передо мной, огромный, как лесопилка за его спиной. Длинный прямой нос едва ли не ткнулся в мой, синие глаза сузились.

Я моргнула. Джейми – нет.

Запястье он выпустил, когда прошел сквозь завесу из листьев. Теперь он схватил меня за обе руки выше локтей. Я чувствовала жар его ладоней, огромных и твердых, и от этого вдруг осознала, насколько хрупки мои собственные кости. Я жесток…

Когда-то раньше ему удавалось встряхнуть меня пару раз. Мне не понравилось. Поэтому теперь я, на всякий случай, успела просунуть колено между его ног, готовая врезать по самому уязвимому месту.

– Я был не прав, – произнес Джейми.

Охваченная напряжением, я уже занесла колено и только потом расслышала его слова. Однако Джейми успел сжать мою ногу бедрами.

– Сказал же, саксоночка, я был не прав, – повторил он нетерпеливо. – Что не так?

– А… ничего, – отозвалась я, чувствуя себя немного глупо. – Отпусти, пожалуйста, а? – вежливо попросила я. Сердце еще колотилось как бешеное.

– Нет уж. Теперь ты меня выслушаешь?

– Думаю, да, – смиренно согласилась я. – Других дел у меня пока не намечается.

У Джейми дернулся уголок рта. Хватка стала сильнее, однако потом он меня отпустил.

– Очень глупая ссора вышла, ты понимаешь.

– Нет, не понимаю. – Злости у меня поубавилось, однако просто так оставлять тему я не собиралась. – Для тебя это, может, и не важно, а вот для меня – да. И это не пустяк, сам знаешь, иначе не признавал бы свою неправоту.

Губы Джейми дрогнули еще заметнее. Он глубоко вздохнул и уронил руки.

– Что ж, согласен, наверное, следовало сказать тебе про Бирнса. Но ты все равно к нему отправилась бы, даже предупреди я тебя о столбняке. Ты ведь поехала бы, зная, что ничем не сможешь помочь, верно?

– Да. Даже если… да, поехала бы.

Я и в самом деле ничего не сумела бы сделать. То «обезболивающее», что вырубило Майерса, при столбняке не помогло бы. Спазмы способен ослабить лишь укол кураре. Поэтому Бирнса я смогла бы лишь утешить своим присутствием. Правда, сомневаюсь, что он оценил бы или вообще меня заметил.

– Я врач, – произнесла я уже мягче. – Разве ты не понимаешь?

– Понимаю, – буркнул Джейми. – Думаешь, я тебя совсем не знаю, саксоночка?

Не дожидаясь ответа, он продолжил:

– О случившемся на лесопилке пошли разговоры… естественно. Когда у тебя на руках умер… ну, прямо никто не говорил, что ты убила его намеренно. Но эти мысли легко прочесть на лицах окружающих. Даже не про убийство, а что ты могла позволить ему умереть, чтобы спасти от петли.

Я уставилась на свои руки, настолько бледные, что они почти сливались с атласом платья.

– А я думала об этом.

– Знаю, – сухо отозвался Джейми. – Прочел по глазам, саксоночка.

Я глубоко вздохнула, будто хотела удостовериться, что в воздухе больше не витает запах крови. Ноздри лишь щекотал терпкий аромат соснового леса. Я вдруг живо вспомнила больницу и хвойное обеззараживающее средство, которое перебивало, но не могло избавить помещение от въевшихся в стены запахов болезни.

Еще один вздох, и я подняла взгляд на Джейми.

– Ты думал, убила ли я его намеренно?

Джейми слегка удивленно глянул в ответ.

– Ты поступила бы, как сочла нужным. – Вопрос самого убийства он опустил. – Лучше бы тебе не связываться с обеими смертями, если ты понимаешь, о чем я.

Я понимала. И уже не в первый раз убедилась, что Джейми – часть невидимых хитросплетений, которые мне никогда не постигнуть. Эти земли для него чужие, как и для меня, но он знает не только, что люди вокруг говорят, – это легко выяснить, стоит лишь заглянуть в таверну или пройтись по рынку. Джейми знает, как люди мыслят.

А еще больше меня раздражало, что он знает, как мыслю я.

– Так вот, – продолжил он, – я видел, что Бирнс умирает и что ты ничем ему не поможешь. Узнай ты о его болезни, то сразу же отправилась бы к нему. А после его смерти… люди, может, и не стали бы обсуждать, мол, странно, что оба умерли, так сказать, на твоих руках, но…

– Они бы об этом думали, – закончила я.

Джейми криво усмехнулся.

– Тебя сложно не заметить, саксоночка.

Я закусила губу. Не знаю, хорошо это или плохо. Такое внимание уже не раз могло стоить мне жизни.

Джейми встал. Придерживаясь за ветку, он шагнул на землю и накинул на плечо плед.

– Сказал миссис Бирнс, что заберу пожитки ее мужа с лесопилки. Можешь подождать здесь.

Лесопилка мрачно вздымалась на фоне звездного неба. Зловещей некуда. Куда ты пойдешь, туда и я пойду…

Вот чего он хочет. Осмотреться, прежде чем принять решение. Увидеть все, сознавая, что оно может принадлежать ему. Пока мы гуляли по садам, плыли по реке мимо сосен и теперь добрались до лесопилки, Джейми изучал предложенные земли, взвешивая и оценивая, желая оценить, с какими сложностями придется столкнуться, и сможет ли он принять этот вызов.

В конце концов – промелькнула горькая мысль – Дьявол так настойчиво показывал Иисусу то, что Он отвергал, возвел его на вершину Храма, чтобы Он взглянул на все города мира. Увы, в нашем случае, если Джейми решит сигануть вниз, вряд ли неподалеку окажется ангельское войско, которое не позволит ему переломать ноги – и все остальное – о шотландский гранит.

Только я.

– Погоди, – промолвила я, выбираясь из лодки. – Я с тобой.


Во дворе лесопилки по-прежнему высились кипы бревен. Ночь скрадывала расстояние, и груды свежей древесины будто парили над невидимой землей то где-то вдалеке, то совсем рядом. Пахло елью и опилками.

Из-за темноты и собственных пышных юбок я совершенно не видела, куда ступаю. Джейми придерживал меня под руку. Сам он, конечно, никогда не спотыкался. Прожив почти всю жизнь там, где вне стен дома после заката не бывает ни лучика света, он выработал некое чутье, как у летучей мыши.

Среди хижин рабов горел одинокий костер. Наверняка там спят, час поздний. В Ост-Индии всю ночь гремели бы барабаны, всю неделю рабы громко оплакивали бы покойного собрата. Здесь же стояла тишина, лишь поскрипывали на ветру ветви сосен да мигал слабый огонек у самого края леса.

– Они боятся, – негромко сказал Джейми, замерев и прислушавшись.

– Неудивительно, – буркнула я себе под нос, – я тоже.

Джейми хмыкнул.

– И я. Только не призраков, – пробормотал он и распахнул боковую дверь лесопилки.

Тишина внутри была осязаемой. Сперва она показалась мне зловещей, подобно той, что охватывает поле битвы после сражения. Потом я поняла: здесь тишина была живой.

Я глубоко вдохнула и похолодела от ужаса. Пахло кровью. Свежей. Я вцепилась в руку Джейми. Он тоже почуял неладное – мышцы под моей ладонью напряглись, – молча высвободился и исчез в темноте.

На мгновение мне почудилось, что он и в самом деле исчез. Я попыталась его коснуться, но пальцы схватили лишь воздух, и я чуть было не ударилась в панику. Однако потом сообразила – Джейми попросту накинул на голову темный плед, скрыв под ним светлое лицо и рубашку. Послышались шаги, быстрые и легкие; затем они стихли.

Неподвижный горячий воздух пропах кровью. Омерзительной, сладковатой вонью, от которой на языке оставался металлический привкус. Прямо как неделю назад. Перед глазами тут же возникли видения. Я рывком развернулась и, охваченная липким страхом, уставилась на дальний конец просторного помещения. Мне мерещилось, что из темноты вот-вот выступят образы, въевшиеся в память. Натянутая веревка, огромный крюк, стонущая жертва…

В тишине раздался стон. Крик комом встал в горле – от опрометчивых звуков меня удерживал страх привлечь чужое внимание.

Где же Джейми? Я отчаянно хотела его позвать, но не осмеливалась. Глаза привыкли к темноте, и я уже различала очертания пилы – нечеткое пятно неподалеку, – однако дальнюю стену по-прежнему скрывала черная пелена. Я напрягла глаза, запоздало сообразив, что меня саму очень легко рассмотреть из-за светлого платья.

Стон повторился, и я подскочила. Ладони взмокли. Нет, твердо сказала я себе. Нет, не может быть!

Оцепенев от страха, я не сразу поняла, что звук донесся не из темноты, где стоял подъемник с крюком, а откуда-то сзади. Я развернулась – и ничего не увидела, кроме белеющего прохода открытой двери. Я быстро шагнула к ней, готовая рвануть прочь, подальше от этого проклятого места, но замерла. Я не могла бросить Джейми.

Опять этот полный муки всхлип, словно от боли жертва уже не в состоянии позвать на помощь. А вдруг это… Джейми?

Наплевав на предосторожность, я громко выкрикнула его имя. Звук отразился эхом от высокого полотка.

– Джейми! Да где же ты?!

– Здесь, саксоночка, – раздался откуда-то слева его взволнованный голос. – Подойди-ка сюда, а?

С ним все в порядке! Я едва не разрыдалась от счастья и побрела сквозь тьму. Плевать, кто там издает эти звуки, главное, что не Джейми.

Ладонь уткнулась в деревянную стену. Я слепо зашарила по ней, пока не нащупала открытую дверь. Жилище надсмотрщика!

Внутри воздух был плотнее, жарче, чем в самой лесопилке. Деревянный пол скрадывал шаги. Запах крови усилился.

– Где ты? – снова позвала я, теперь уже шепотом.

– Тут, – отозвался Джейми совсем рядом. – У постели. Помоги, здесь девчонка.

Я обнаружила их на ощупь в кромешной тьме крошечной спальни без окон: Джейми на коленях у узкой кровати, а на ней – тело.

Дотронувшись, я сразу поняла, что это женщина, как Джейми и сказал. А еще, что она истекает кровью. Щека, которой я коснулась, была прохладной и липкой. Все остальное – теплым и влажным. Даже юбка намокла, когда я опустилась на пол.

Пульс на шее я не нашла. О том, что девушка жива, говорили заметно вздымающаяся грудь и еле слышное дыхание.

– Все хорошо, – услышала я свой голос словно со стороны, ровный и спокойный, без следа паники. Хотя сейчас для нее было самое время. – Ты не одна, мы рядом. Что с тобой?

Мои руки сами собой скользили по ее голове, шее, груди и животу, сдвигали насквозь вымокшую одежду в поисках раны, но ничего не находили. Ни разорванной артерии, ни пореза. И все время я слышала тихое кап-кап, кап-кап, как будто рядом топали крохотные ножки.

– Скажи… те… – послышалось даже не слово, а выдох.

– Кто это с тобой сделал, милая? – прозвучал бестелесный голос Джейми, негромкий, но настойчивый. – Кто?

– Скажи… те…

Я проверила все места, где под кожей пролегали крупные сосуды. Они оказались целы. Приподняла девушку за безвольную руку и прощупала спину, где сосредоточилось все тепло ее тела. Корсаж вымок от пота, однако и там крови не было.

– Все хорошо, – повторила я. – Ты не одна. Джейми, возьми ее за руку.

Меня охватило отчаяние – я начинала понимать, в чем дело.

– Уже, – сообщил Джейми и снова обратился к несчастной: – Не волнуйся, все будет в порядке, слышишь?

Кап-кап… кап-кап… Крошечные ножки замедлили шаг.

– Скажи… те…

Ничего не поделаешь. Я вновь скользнула ладонью под юбку, на этот раз – между разведенных бедер. Там все еще было тепло. Кровь мягко хлынула по пальцам, горячая и липкая, как воздух вокруг нас, и неукротимая, как поток, вращающий водяное колесо мельницы.

– Я… умираю…

– Тебя убили, милая, – произнес Джейми. – Скажи кто, а?

Из ее горла вырвался хрип. Кап-кап. Кап… Теперь ножки едва слышно шагали на цыпочках.

– Сер… жант… Скажи… те… ему…

Я убрала руку из-под юбки и сжала вторую ладонь девушки, не боясь испачкать ее кровью. Едва ли это имело значение.

– Скажи!.. – раздалось с неожиданной силой, и воцарилась тишина.

Тяжелый вздох – и снова тишина, теперь дольше. Еще вздох.

– Хорошо, – отозвался Джейми шепотом. – Я ему расскажу, обещаю.

Кап.

Кап.

В горах Шотландии это называют «каплей смерти» – звук капающей воды в доме, где вот-вот умрет кто-то из обитателей. Здесь была не вода, но знак оставался знаком.

Теперь из темноты не доносилось ни звука. Я почувствовала, как Джейми наклонился.

– Господь тебя помилует, – шепнул он. – Покойся с миром.


Я расслышала жужжание, как только мы следующим утром шагнули в жилище надсмотрщика. Огромная пыльная лесопилка поглощала все звуки, однако здесь, в отдельных комнатках, стены отражали каждый шорох. Я почувствовала себя мухой, застрявшей внутри барабана. Меня чуть не охватил приступ клаустрофобии в узком проходе, учитывая, что я еще и шла между двумя мужчинами.