– Сохрани его, саксоночка. Благословим наш очаг перед отъездом Дункана.

Джейми был явно тронут подарком. Я не понимала, почему, пока Иэн не объяснил: под новым очагом нужно заложить железо, чтобы защитить дом.

Иокаста таким образом благословила нашу затею, смирилась с решением Джейми и простила его за то, что он ее оставил. Иокаста проявила далеко не просто щедрость. Я осторожно завернула железку в носовой платок и спрятала в карман.


Мы благословили очаг два дня спустя, посреди домика, по-прежнему лишенного стен. Майерс в знак уважения снял шляпу, а Иэн хорошенько умылся. Ролло тоже присутствовал, как и свинка, которая олицетворяла наши «стада», хотя и была от этого совсем не в восторге. Мало того, что ей пришлось участвовать в непонятном ритуале без еды, так ее еще и от вкусных желудей оторвали.

Не обращая внимания на пронзительные, полные недовольства повизгивания свинки, Джейми взял железный ножичек за кончик, словно крест, и произнес:

Благослови, Господь, весь мир и все сущее.

Благослови, Господь, мою супругу и детей.

Благослови, Господь, глаза мои, чтобы были остры,

И благослови руки, чтобы силу имели.

Благослови час, когда я просыпаюсь ото сна рано поутру

И когда ложусь в постель уже затемно.

Джейми коснулся меня, потом Иэна и – с усмешкой – Ролло и поросенка этим подобием креста.

Господи, защити мой дом и семью.

Господи, освяти будущих детей и мать их.

Господи, не дай сбиться с пути ни людям, ни скоту,

И пребудь с ними, и заботься о них

В час, когда стада пасутся на холмах,

Час, когда я отхожу ко сну,

Час, когда стада пасутся на холмах,

Час, когда я мирно отхожу ко сну.

Пусть пламя Твоего благословения вечно горит

над нами, Господи!

Опустившись на колени, Джейми положил ножик в заранее подготовленную ямку и тщательно его закопал. Потом мы с ним, взяв каменную плиту, заложили основу нашего очага.

Наверное, я должна была чувствовать себя очень глупо. Я стояла в доме без стен, в компании волка и свиньи, посреди глуши, слушая, как в небе ехидно кричат пересмешники, и принимала участие, по сути, в языческом ритуале. Однако мне было хорошо.

Джейми притянул меня за руку к себе. Я уставилась на плиту и вдруг вспомнила брошенный дом, который мы видели по пути на север. Осыпавшуюся крышу, проросший сквозь трещину остролист. Благословили ли свой очаг жители того дома?.. Несчастье все равно постучалось в их дверь… Джейми сжал мою ладонь, словно желая приободрить.

Дункан развел небольшой костер на плоском камне неподалеку. Майерс помогал – держал огниво. Огонек ярко вспыхнул, и Дункан взял горящую головню единственной рукой и стал обходить фундамент по часовой стрелке, громко распевая на гэльском. Джейми переводил для меня.

Да защитит тебя Финн Маккул,

Да защитит тебя Кормак Прекрасный,

Да защитят тебя Конн и Кулл

От волков и стай хищных птиц,

От волков и стай хищных птиц.

Дункан прерывал напев, когда останавливался с каждой стороны света и, поклонившись, взмахивал своим факелом. Ролло, явно не одобрявший забавы с огнем, глухо зарычал, но Иэн тут же на него шикнул.

Да будет с тобой щит короля Фианы,

Да будет с тобой щит короля солнца,

Да будет с тобой щит короля звезд,

При любой напасти и в любой нужде,

При любой напасти и в любой нужде.

Куплетов было множество. Дункан сделал три круга. Только когда он наконец замер у будущего очага, я поняла: Джейми рассчитал все так, что очаг оказался на севере. Утреннее солнце согревало мое левое плечо и тянуло наши сплетенные тени на запад.

Найдешь ты прибежище у царя царей,

Найдешь ты прибежище у Иисуса Христа,

Найдешь ты прибежище у Святого Духа

От злых деяний и раздора,

От дурного пса и красного пса.

Покосившись на Ролло, Дункан передал головню Джейми, а тот поджег заранее заготовленную кучу сухих веток. Иэн радостно гикнул, и все дружно захлопали в ладоши.


Позже мы проводили Дункана и Майерса в дорогу. Они направлялись не в Кросс-Крик, а в Мон-Геликон. Каждую осень там собирались местные шотландцы, чтобы вознести благодарность за богатый урожай, обменяться новостями и обговорить дела, отпраздновать свадьбы и крестины, да и вообще повидать весь клан и дальнюю родню.

Иокаста тоже намеревалась посетить этот сбор, как и Фаркуард Кэмпбелл с Эндрю Макнилом. Лучшего места, чтобы найти бывших заключенных Ардсмура, и не придумаешь – в Мон-Геликон съезжались все шотландцы еще из Южной Каролины и Вирджинии.

– Я вернусь весной, Макдью, – пообещал Дункан, уже сидя верхом. – Приведу всех, кого смогу. И передам письма, не сомневайся. – Он похлопал седельную сумку и надвинул шляпу на глаза, спасаясь от яркого солнца. – Ничего не передашь своей тетушке?

Джейми задумался – письмо Иокасте он написал, но все ли упомянул?..

– Скажи тетушке, что я не смогу встретиться с ней на сборище этой осенью и даже следующей. Зато через два года я появлюсь уже со своими людьми. С Богом, Дункан!

Джейми хлопнул его лошадь по крупу и встал рядом со мной. Мы махали всадникам вслед, пока те не скрылись из виду. Их отъезд поселил у меня в душе странное одиночество. Дункан был последней ниточкой, связывавшей нас с внешним миром. Теперь мы с Джейми действительно остались одни.

Ну, не совсем, поправила я себя. У нас есть Иэн. Не говоря уже о Ролло, поросенке, трех лошадях и двух мулах, которых Дункан оставил, чтобы весной мы смогли вспахать землю. Неплохое хозяйство. Я несколько воспрянула духом. Через месяц будет готов наш домишко, и над головой появится крепкая крыша. А потом…

– Беда, тетушка, – раздался у меня над ухом голос Иэна. – Свинка стрескала твою муку из орехов!..

Глава 20

Белая ворона

Октябрь 1767-го

– «Тело, душа, разум, – вещал Джейми, склоняясь вперед и хватая отесанное бревно, – тело – ощущения, душа – побуждения, разум – убеждения. Даже буйвол в загоне способен ощущать; побуждениям следуют и скоты, и люди недостойные, даже те, кто в богов не верит, предает родину или…» Ой, осторожно!

Иэн, внявший предупреждению, ловко перепрыгнул через рукоятку топора, подался влево и схватил другой конец бревна, водрузив его на место – в полусложенную стену деревянной хижины.

– «…или всякое злодейство втихаря творит, есть разум, способный вернуть его на путь истинный, – пересказывал Джейми «Размышления» Марка Аврелия. – Исходя из сказанного…» Шаг вперед! Ага, вот так, хорошо… «Исходя из сказанного, все перечисленное свойственно в том числе особям примитивным, единственное, что остается человеку достойному, – отважно принимать превратности судьбы, не осквернять высокий дух, заключенный в его груди, и не смущать его соблазнами…» Теперь отлично! Раз-два, взяли!..

Лицо Джейми покраснело от напряжения. Не в силах больше разглагольствовать о размышлениях императора, он давал указания племяннику кивками и односложными командами. Бревно водрузили в пазы, специально выщербленные в поперечных бревнах.

– Побуждения, значит? Ну-ну. – Иэн локтем отвел прядь волос со вспотевшего лба. – Мои побуждения, например, велят мне попи́сать. Выходит, что я – человек недостойный, так, что ли?

– Думаю, ничего страшного, коли ты внемлешь зову тела, – великодушно разрешил Джейми, слегка усмехнувшись, в то время как они пытались загнать бревно в паз. – Чуть левее.

Бревно наконец стало как надо, и оба отступили назад со вздохом удовлетворения. Иэн ухмыльнулся дяде.

– Небось проголодался, а?

Джейми ответить не успел – Ролло, насторожившись, повел ушами и зарычал. Иэн как раз утирал пот со лба краем рубашки, однако замер и повернул голову.

– Дядя, их много, – сказал он, кивнув в сторону леса.

Джейми замер. Но еще до того, как он схватился за ружье, я узнала людей, которых Ролло с Иэном углядели в скудных лучах света, пробивающегося сквозь кроны деревьев.

– Без паники, – весело заметила я. – Это ваши старые собутыльники, просто принарядились, идя в гости. Небольшие превратности, заготовленные судьбой для отважного преодоления, полагаю.

Накогнавето почтительно выждал в тени каштанов, покуда не удостоверился, что мы его заметили. На этот раз за ним шли не сыновья, а три женщины; две из них тащили на спине какие-то вязанки.

Первая – совсем девчушка, лет тринадцати, вторая – очевидно, ее мать, женщина чуть за тридцать. Третья была значительно старше – даже не бабушка, подумала я, глядя на ее согбенную фигуру и седые волосы, – скорее, прабабушка.

Они и в самом деле приоделись для встречи; Накогнавето щеголял в широких укороченных муслиновых штанах, из которых торчали голые ноги в кожаных сандалиях, и в свободной розовой холщовой рубахе с шикарным поясом, отделанным иглами дикобраза и белыми и сиреневыми ракушками; поверх рубахи сидел расшитый жилет. На распущенных волосах красовалась хлопковая голубая повязка, сбоку он засунул под нее два вороньих пера. Ко всему прочему индеец добавил украшения из ракушек и серебра: в ухе блестела сережка, на шее – несколько ожерелий. Образ завершали изящная пряжка и тонкие ленты, вплетенные в волосы.

Женщины смотрелись немного скромнее, хотя тоже принарядились – на них были свободные длинные платья, доходящие до колен, из-под платьев торчали ноги в обтягивающих штанах из кожи, обутые в мягкие мокасины. Поверх платьев они повязали фартуки из оленьей кожи с выписанными краской узорами; женщины помоложе накинули расшитые жилетки. Они шли друг за другом и, дойдя до середины расчищенной поляны, остановились.

– Боже правый, – буркнул Джейми, – посольская делегация!

Он вытер лицо рукавом и подтолкнул в бок Иэна.

– Принимай гостей, я скоро вернусь.

Слегка обескураженный, Иэн шагнул вперед, церемонно приветствуя индейцев широким жестом. Джейми схватил меня за руку и утянул за угол наполовину выстроенной хижины.

– Ты что…

– Переоденься, – перебил Джейми, подталкивая ко мне сундук с одеждой. – Нарядись попраздничнее, ладно? Иначе нехорошо выйдет.

Нарядиться «попраздничнее» было весьма затруднительно, учитывая тот скромный гардероб, которым я располагала, но я сделала все, что было в моих силах, затянув вокруг талии желтую льняную юбку и сменив белый вылинявший платок на вышитый вишенками, который прислала мне Иокаста. Надеюсь, сойдет, тем паче что, по всей вероятности, мне лишь предстоит наблюдать за мужскими играми.

Джейми скинул бриджи и молниеносно обернул вокруг талии темно-красный клетчатый плед, закрепив его небольшой бронзовой пряжкой, достал из-под кровати бутылку и вышел через недостроенную стену раньше, чем я успела привести в порядок волосы. Оставив напрасные попытки, я поспешила за ним.

Женщины взирали на меня с тем же восхищением, с каким и я глядела на них, но они отступили назад, пока Джейми с Накогнавето вершили обязательный приветственный обряд, во время которого следовало разлить бренди и сделать по глотку. Иэна привлекли к обряду. После того, следуя повелительному жесту Накогнавето, вперед вышла вторая из женщин, скромно склонив голову.

– Bonjour, messieurs, madame[13], – негромко сказала она, переводя глаза с одного на другого. Ее взгляд остановился на мне, и она принялась разглядывать меня с неподдельным любопытством, не упуская ни малейшей детали, так что я, не испытывая ни капли смущения, сделала то же самое. Метиска, подумала я, возможно, есть примесь французской крови.

– Je suis sa femme[14], – сказала она, изящно кивнув в сторону Накогнавето. Ее речь подтвердила мою догадку насчет происхождения женщины. – Je m’appelle Gabrielle[15].

– М-м… je m’appelle Claire[16], – сказала я. – S’il vous plait…[17]

Я повела рукой в сторону груды сложенных бревен, приглашая гостей присесть, про себя прикидывая, хватит ли на всех жаркого из белки.

Тем временем Джейми со смесью любопытства и раздражения разглядывал Накогнавето.

– Ах, «франци – не»? – вопросил он. – Так ты сказал?

Индеец отрешенно взглянул на него и кивнул жене, предлагая продолжить знакомство.

Пожилую леди звали Найавенна. Скорее всего, она приходилась прабабушкой не Габриэль, а Накогнавето, решила я. Старушка была хрупкой и сухонькой, ее слегка согнуло от ревматизма, но взгляд был ясен, и повадками она сильно напоминала воробьиху. На шее у нее висел кожаный мешочек, украшенный шершавым зеленым камнем, пробитым посередине, чтобы можно было продеть шнурок, и перьями из хвоста дятла. На поясе висел мешок побольше, из сукна. Старушка заметила, что я разглядываю зеленоватые пятна на грубом сукне, и улыбнулась, обнажив два желтых зуба, сильно торчащих вперед.

Девочка оказалась дочерью Габриэль, как я и предполагала, но явно не от Накогнавето; она была совсем на него не похожа и заметно перед ним робела. Ей не очень шло имя Берта, и еще больше, чем у матери, бросалась в глаза примесь неиндейской крови. У нее были темные и гладкие волосы, скорее каштановые, чем эбеново-черные, круглое румяное лицо с европейской светлой кожей, однако раскосые, как у индейцев, глаза.