Он соскочил с постели, подошел к огню и сунул в него ветку. Как только она занялась, Джейми вернулся, встал на кровать и, подсвечивая себе факелом, начал всматриваться в крышу в попытке обнаружить злодейскую течь.

– Мммм? – Иэн, спавший внизу на выдвижном ярусе кровати, повернулся на другой бок и вопросительно замычал. Ролло, деливший с ним постель, коротко вздохнул, сбился в комок серого меха и снова оглушительно захрапел.

– Крыша течет, – пояснила я Иэну, не сводя глаз с факела Джейми. Мне вовсе не хотелось, чтобы моя чудная постель, набитая птичьим пухом, загорелась от случайной искры.

– А-а, – протянул Иэн, локтем заслонившись от света. – Опять снег пошел?

– Наверное. – Окна были затянуты квадратиками из промасленной оленьей шкуры, и снаружи не доносилось ни звука, однако воздух пах по-снежному.

Снег укрывал крышу, а затем, подтаяв от тепла, шедшего изнутри, скользил вниз, и на карнизе вырос серебряный частокол из сосулек. Время от времени растаявший снег просачивался в зазоры и трещины и, пробираясь через крышу, тянул к нам свои ледяные пальцы.

Джейми воспринимал подобные наскоки как личный вызов и, не медля ни минуты, вступал в борьбу со стихией.

– Смотри-ка, вон она! Видишь?

Я отвела остекленевший взгляд от волосатых лодыжек, что торчали из-под рубашки прямо у меня перед носом, и посмотрела наверх. И верно, в свете факела было заметно, что в одной из дранок, разбухшей от сырости, темнела трещина. Под моим взглядом тяжелая капля, бликующая красным в свете факела, набухла и сорвалась вниз, звонко плюхнувшись рядом со мной на подушку.

– Может, немного сдвинем кровать? – предложила я, правда, без особой надежды. Это мы уже проходили. Все доводы о том, что крышу лучше чинить при солнечном свете, натыкались на недоуменное молчание; мне давали понять, что настоящий мужчина не станет считаться с такими мелочами.

Джейми слез с кровати и пнул Иэна в бок.

– Поднимайся, парень, и постучи там, где течет. А я снаружи все заделаю. – Схватив новую дранку, молоток, топор и мешочек с гвоздями, он направился к двери.

– Давай ты в этом на крышу не полезешь! – воскликнула я и резко села в постели. – Шерстяная рубашка совсем новая!

Джейми застыл в дверях, смерив меня недовольным взглядом, а затем с укоризненным взором христианского мученика положил инструменты, развязал рубашку, скинул ее на пол, подобрал инструменты и величественно выплыл из дома заделывать течь, обличительно сверкая голыми ягодицами.

Я закрыла ладонью припухшее от сна лицо и тихо простонала.

– Да ничего с ним не станется, тетя! – заверил меня Иэн. Он широко зевнул, не позаботившись о том, чтобы прикрыть рот, и неохотно выкатился из теплой постели.

Глухие тяжелые шаги по крыше – явно не цокот от копыт восьми северных оленей – возвестили о том, что Джейми на месте. Я поднялась с постели, чтобы не мешать, уступив место Иэну, который влез на кровать с лучиной в руке и стучал по сырым пластинкам изнутри, чтобы Джейми снаружи мог определить, где течет.

Сверху раздался стук – Джейми извлек треснувшую дранку и заменил на новую. Течь исчезла, лишь комочек снега провалился в дыру от вынутой дранки.

Вернувшись в постель промерзшим насквозь, Джейми обнял меня, прижав к ледяной груди, и тут же уснул, полный удовлетворения от выполненного мужского долга – он защитил очаг и дом от всех напастей.


Мирок у подножия горы, в котором мы обитали, был хрупким и шатким. Мы почти не ели мясо – охотиться было не на кого, за исключением белок и кроликов, остальные грызуны впали в зимнюю спячку, – но у нас оставалось еще прилично сушеных овощей, от ямса до дикого лука с чесноком, бушель-другой земляных орехов и запас трав, которые я собрала и засушила. Рацион не блистал разнообразием, однако при разумном расходе до весны продержаться хватит.

Количество повседневных хлопот во дворе сократилось, оставалось время для прогулок, разговоров, мечтаний. Помимо полезной утвари вроде чашек-ложек, Джейми выстругал из дерева шахматные фигуры и подговаривал меня или Иэна сыграть с ним партию.

Иэн с Ролло – обоим невмоготу было сидеть в душной хижине – часто выбирались в Анна-Уку, а порой уходили на долгую охоту вместе с парнями из деревни.

– Мальчишка лопочет на языке индейцев куда лучше, чем по-гречески или по-латыни, – заметил Джейми с некоторой долей суровости, наблюдая, как Иэн препирается с одним из охотников на подобной вылазке.

– Знаешь, если бы Марк Аврелий писал о том, как выследить дикобраза, ему бы внимали гораздо внимательнее, – успокаивающе изрекла я.

Я прекрасно относилась к Иэну, но мне по душе были его частые отлучки. В жизни есть моменты, когда третий, что называется, лишний.

Нет в мире ничего лучше пуховой постели и открытого огня. Когда Иэн уходил, мы не утруждались разжиганием лучины, а ложились в постель, окруженные тьмой, обнимались, грея друг друга, болтали до поздней ночи, смеялись, делились историями из прошлого, строили планы на будущее и прерывали разговор лишь для того, чтобы без слов насладиться настоящим.

– Расскажи о Брианне. – Джейми больше всего любил истории о ее детстве. Что она говорила, во что была одета, что делала.

– Я тебе не рассказывала, как меня позвали в школу, чтобы поделиться опытом врача?

– Нет. – Он слегка отодвинулся, устраиваясь поудобнее, повернулся на бок и прижался ко мне. – А что они от тебя хотели?

– В школе устроили день профориентации, и учителя пригласили множество разных специалистов, чтобы те объяснили, чем занимаются. Дети должны таким образом получить представление о работе юриста, или, например, пожарного…

– Думаю, уж это и так понятно.

– Слушай внимательно! Или ветеринара – это доктор, который лечит животных, или дантиста, специального врача, который лечит только зубы…

– Зубы? Да как их можно вылечить, разве только вырвать?

– Ты не поверишь. – Я откинула волосы назад, убрав пряди с лица. – А вообще они каждый раз просили, чтобы пришла я, потому что в те времена женщина-врач была явлением не слишком-то привычным.

– Думаешь, сейчас это дело привычное? – Джейми расхохотался, и я шутливо пнула его в голень.

– Вообще-то, вскоре так и стало. Но в то время было иначе. А когда я закончила рассказывать и поинтересовалась, не хочет ли кто-нибудь задать вопрос, один мерзкий мальчишка заявил, что, по словам его матери, работающие женщины ничем не лучше проституток, им бы дома сидеть с семьей, а не отнимать работу у мужчин.

– Сомневаюсь, что его мать в жизни видела хоть одну проститутку.

– Да, трудно себе представить… Тогда Брианна встала и сказала очень громко: «Знаешь, очень хорошо, что моя мама – доктор, тебе он скоро понадобится». И стукнула его по голове задачником, а когда он свалился, насела на него и отхлестала по губам.

Я спиной почувствовала, как затряслись у Джейми грудь и живот.

– Какая храбрая девчонка! Надеюсь, учитель ее за это не высек?

– Теперь в школах детей не секут. Ей нужно было написать покаянное письмо маленькому гаденышу, но ему следовало написать такое же мне, и дочь решила, что это по-честному. Самое удивительное другое: позже выяснилось, что отец парня тоже работал врачом, он был одним из моих коллег в больнице.

– И тебе дали работу, на которую рассчитывал он?

– Как ты догадался?

– Хм. – Теплое дыхание Джейми защекотало мне шею. Я обернулась и погладила длинные, покрытые волосами бедра, с наслаждением ощущая под пальцами бугорки мышц.

– Ты сказала, она в университете училась, изучала историю, как Фрэнк Рэндалл. А ей никогда не хотелось стать доктором, как ты? – Крупная ладонь легла мне на задницу и принялась нежно поглаживать.

– Хотела, когда была маленькой. Я иногда брала ее с собой в больницу, и ей жутко нравились инструменты. Она играла с моим стетоскопом и отоскопом – это штука, чтобы заглядывать в уши, – но потом она передумала. С детьми часто так происходит.

– Правда? – Для Джейми это звучало как сказка. Большинство детей того времени просто-напросто перенимали профессию отца или шли в подмастерья к тому, на кого укажут родители.

– Да, правда. Вот смотри… Сначала она хотела стать балериной, как большинство девочек. Это такая танцовщица, которая танцует на цыпочках, – пояснил я, и Джейми удивленно хмыкнул. – Потом ей захотелось водить мусоровоз, потому что наш мусорщик как-то прокатил ее в своем грузовике, а потом аквалангистом, а потом почтальоном, а еще…

– О боже, кто такой аквалангист? А мусорщик?

К тому времени, как я вкратце перечислила популярные профессии из двадцатого века, мы лежали лицом друг к другу, переплетясь ногами, и я с восхищенным интересом наблюдала, как его сосок твердеет под подушечкой моего большого пальца.

– Я не знаю, в самом деле ей так хотелось изучать историю, или она пошла туда, чтобы порадовать Фрэнка. Она очень его любила. А он ею гордился… – Я на минуту умолкла, пока Джейми гладил меня по спине ладонью. – Брианна стала ходить в университет на занятия по истории, еще когда училась в старших классах… Я же рассказывала тебе про школьную систему? А потом, когда Фрэнк умер… По-моему, она решила продолжать с историей, потому что считала, что он бы этого хотел.

– Верная.

– Да. – Я запустила пальцы в его шевелюру. – Даже не знаю, от кого у нее эта черта.

Джейми коротко вздохнул и притянул меня к себе.

– Не знаешь? – Не дожидаясь ответа, он продолжил: – А не может случиться, что она как-нибудь наткнется на нас? В смысле, вдруг где-то что-то написано?

Честно говоря, такая мысль впервые пришла мне в голову, и несколько минут я лежала задумавшись. Затем я слегка потянулась и положила голову на плечо Джейми, невесело улыбнувшись.

– Вряд ли. По крайней мере, до тех пор, пока мы не сотворим что-нибудь значительное. – Я махнула рукой на стену хижины и необъятную даль, что простиралась за ней. – Боюсь, на это шансов мало. Да и не станет она специально искать.

– Не станет?

Я помолчала немного, вдыхая его терпкий, мускусный аромат.

– Надеюсь, что нет, – в конце концов тихо проронила я. – У Брианны должна быть своя жизнь, не стоит все время оглядываться в прошлое.

Джейми ничего на это не ответил, лишь взял мою руку и положил ее между нами, вздохнув, когда я попыталась его обнять.

– Ты такая умная, саксоночка, а дальше своего носа не видишь. Или притворяешься из скромности?

– С чего ты решил? – спросила я с легкой досадой.

– Ты сказала, девочка отличается верностью. Она так любила отца, что строит свою жизнь согласно его желаниям даже после того, как тот умер. Считаешь, что тебя она любит меньше?

Я отвернулась. Локоны упали мне на лицо.

– Нет, – наконец прогудела я в подушку.

– Что ж. – Джейми схватил меня за бедра и повернул к себе, медленно надвинувшись на меня сверху. Больше мы не говорили, и расплывчатые границы между нашими телами вовсе пропали. Я поставила ступню ему на лодыжку, чувствуя и гладкость кожи, и плотную волосяную поросль, мозолистую ладонь и нежную плоть, нож и ножны в одно и то же время. Ритм наших движений слился с биением сердца.

Огонь медленно догорал, отбрасывая красно-желтые блики на деревянные стены нашего укромного прибежища. Мы мирно лежали, не заботясь о том, где чьи ноги и руки. Меня клонило в сон, и я почувствовала теплое дыхание Джейми у себя на щеке.

– Она станет искать, – уверенно произнес он.


Двумя днями позднее случилась короткая оттепель, и Джейми, сам несколько утомленный царившей в хижине духотой, решил воспользоваться благосклонностью природы и пойти на охоту. На земле нерастаявшими островками еще лежал снег, однако таких островков оставалось совсем чуть-чуть; спуститься будет нетрудно, решил он.

Я все же засомневалась в этом, когда позже тем утром сгребала снег в корзину, чтобы получить немного талой воды. Под кустами снег лежал толстым слоем, хотя на открытых участках он и впрямь подтаял. Я надеялась, что Джейми прав, тем более что припасы наши подошли к концу и уже больше недели мы обходились совсем без мяса; капканы, которые расставил Джейми, замело снегом.

Я занесла в дом корзину со снегом и опрокинула содержимое в бак, при этом, как всегда, чувствуя себя колдуньей.

– Пламя, прядай, клокочи! Зелье, прей! Котел, урчи! – забормотала я на манер макбетовских ведьм, глядя, как комочки снега с шипением растворяются в мутной воде.

У меня в хозяйстве имелся огромный бак, доверху наполненный водой, постоянно бурлящей на слабом огне. Она была нужна не только для мытья, но и для того, чтобы варить все, что нельзя пожарить. Я складывала нарезанное мясо или другие продукты, которые хотела приготовить, в выдолбленную тыкву или в глиняный кувшин, плотно запечатывала горлышко и на веревках спускала в бурлящие глубины котла, время от времени выуживая, чтоб проверить на готовность. Одного котла хватало, чтобы приготовить еду на день, а после оставалась еще и горячая вода для стирки.