Диана Гэблдон - Барабаны осени. Книга 1. На пороге неизведанного

К счастью или нет, Брианна никогда не выказывала признаков непостижимого кельтского «знания». Думаю, это к лучшему. Я сама обладала особым видом предчувствия – просто знала, что некоторые вещи обязательно произойдут, – и никому не пожелала бы жить с такой осведомленностью.

На лежащей передо мной странице я бессознательно набросала девичью головку – длинный локон, прямой нос, – но само лицо прорисовывать не стала. Я не художница. Я училась делать анатомические зарисовки в медицинских целях, я могла точно воспроизводить очертания тел, но способности Брианны вдохнуть в мертвые линии жизнь у меня не было. Этот набросок был всего лишь опорой, я смотрела на него, а память сама дорисовывала черты лица. Попытки перенести воспоминания на бумагу могли привести к тому, что память откажется воспроизводить лицо дочери, а рисковать я не хотела.

А вызвала бы я ее саму, как есть, из плоти и крови, если бы могла? Нет. Лучше тысячу раз вспоминать ее, зная, что она в своем времени – удобном и спокойном, – чем желать, чтобы она оказалась здесь, среди опасностей и жестокости. Но это не значит, что я по ней не скучала.

Первый раз в жизни в моей душе шевельнулось сочувствие к Иокасте Кэмерон, к ее страстному желанию непременно иметь наследника, оставить кого-то после себя, кто займет ее место. Убедиться, что жизнь прожита не напрасно.

За окном сгущались сумерки, темнота наступала с полей, из леса и с реки. Принято говорить «наступила ночь», но это не так. Темнота нарастала постепенно, сперва затапливала низины, затем укрывала тенью холмы, незаметно ползла вверх по стволам деревьев и сливалась с темнотой усеянного звездами неба над головой.

Я сидела у окна, глядя, как медленно бродят лошади в загоне. Темнота не столько скрывала, сколько изменяла их – четче обрисовывались изгибы шей и крутые линии крупов. Все вокруг, каждый силуэт, каждая травинка, явились теперь такими, какие есть, без иллюзорных прикрас света с тенью, искажающих восприятие днем.

Я проводила пальцем по линиям рисунка снова и снова, вперившись в окно, за которым сгущалась тьма. Тайны моего сердца предстали во всей своей простоте. Нет, я не хотела, чтобы Брианна оказалась здесь. Но это не значит, что я по ней не скучала.

Я закончила записи и тихо посидела с минуту. Хотя нужно было вставать и готовить ужин, после всех ночных испытаний сил почти не осталось. Все тело ломило, в разбитом колене пульсировала боль. Хотелось только вернуться в постель.

Вместо этого я взяла череп, который стоял на столе рядом с медицинским журналом, и пробежала по нему пальцами. Довольно мрачное украшение для комнаты, надо признать, однако меня почему-то тянуло его трогать. Я всегда восторгалась костями и животных, и человека – изящные и крепкие, это все, что после нас остается. Жизнь, сведенная к основе.

И тут впервые за много лет пришло воспоминание: крошечная темная кладовая в Париже за магазинчиком аптекаря, стены в полках, как пчелиные соты, в каждой ячейке – отполированный череп. Там были представлены все животные, от землеройки до волка, от мыши до медведя. Я сидела сейчас, положив руку на голову моему неизвестному другу, а в ушах звучал голос Мастера Раймонда.

– Нравится? – спросил он, когда я потрогала крутой лоб отполированного лосиного черепа. – Довольно необычное чувство при взгляде на череп, милочка.

Но Мастер Раймонд понимал, что я чувствую. А я знала, что он понимал, потому что, когда я спросила, зачем ему столько черепов, он улыбнулся и ответил:

– Какая-никакая, а компания.

Да, череп неизвестного господина, который я нечаянно обнаружила, составил мне неплохую компанию в той темной холодной дыре. В который раз я подумала, есть ли связь между черепом и явлением духа, которого я встретила в горах, – индейца с лицом, разукрашенным черной краской.

Я поднесла череп к окну, рассматривая его в неярком свете заходящего солнца. С одной стороны зубы у него были раздроблены так, словно он получил сильнейший удар в челюсть – камнем, дубинкой или прикладом ружья, с другой – зубы остались в прекрасном состоянии. Я, конечно, не эксперт, но, похоже, это череп взрослого мужчины лет сорока. К такому возрасту зубы должны были бы порядком истереться, учитывая то, что индейцы в основном готовят все из кукурузной муки, а для того, чтобы ее получить, перетирают кукурузные зерна между двух камней, поэтому в лепешках часто попадаются твердые зерна. Однако резцы и клыки с неповрежденной стороны у черепа почти не стерлись.

Я перевернула его, чтобы посмотреть, истерлись ли коренные зубы, но тут же застыла, вздрогнув от холода. Да, от холода, несмотря на то что за спиной горел огонь в очаге. Мне стало так же холодно, как в той темной сырой норе без огня, где я провела ночь наедине с головой мертвеца. В лучах заходящего солнца блестело серебряное обручальное кольцо на руке, а еще серебряные коронки во рту моего недавно обретенного товарища.

Я с минуту постояла не двигаясь, затем поставила череп на стол так осторожно, словно тот был хрустальным.

– Боже мой, – прошептала я, позабыв об усталости, глядя в пустые глазницы и на криво ухмыляющийся рот. – Боже правый, да кто же ты такой?

– И кем, ты думаешь, он был? – Джейми осторожно потрогал череп. Дункан отправился в уборную, Иэн пошел кормить свиней. Я не могла держать открытие при себе, хотелось кому-нибудь рассказать.

– Понятия не имею. Конечно, если он не был кем-то… вроде меня. – По моему телу пробежала дрожь.

Джейми нахмурился.

– Ты не простыла, саксоночка?

– Нет, – я слабо улыбнулась. – Мороз по коже пробежал.

Он снял с крючка на двери мою шаль и обернул меня ею. Его руки задержались на моих плечах, теплые и родные.

– Очевидно, – тихо проронил Джейми, – где-то здесь есть еще… место. Может быть, совсем рядом.

Еще один каменный круг или что-то подобное. Я тоже об этом думала, и предположение Джейми заставило меня вздрогнуть. Джейми задумчиво глядел на череп, потом вынул из рукава платок и аккуратно прикрыл пустые глазницы.

– После ужина похороню, – произнес он.

– Ах да, ужин. – Я заправила волосы за уши. – Посмотрим, есть ли яйца, тогда приготовлю все быстро.

– Не утруждайся, саксоночка, доедим это. – Джейми указал на горшок с ячменным бульоном.

На этот раз я вздрогнула от омерзения.

– Уф!..

Он ухмыльнулся.

– Что не так с отличным ячменным бульоном?

– Если с отличным, тогда конечно, – ответила я, неприязненно глядя на горшок. – Только пахнет словно каша из браги.

Суп, приготовленный из непроваренного ячменя, успел постоять и остыть, он покрылся пленкой и источал запах забродившего теста.

– Кстати, – я слегка пнула носком туфли мешок с ячменем, – зерно нужно просушить, не то заплесневеет.

Джейми смотрел на мерзкий бульон, задумчиво сдвинув брови.

– Что?.. – машинально переспросил он. – А, хорошо, сделаю.

Джейми взвалил мешок на плечо, однако остановился, посмотрев на прикрытый платком череп.

– Говоришь, ты не уверена, что он был христианином? С чего ты это взяла?

С улицы донеслись приближающиеся голоса Дункана и Иэна, времени рассказать сон не оставалось – если это был сон.

– Да так, просто. – Я пожала плечами.

– Ну ладно, – сказал Джейми, – дадим ему время, пусть определяется.

Роджер отметил, что в Инвернессе и Оксфорде дожди идут одинаково часто, но на севере дождь ему нравился. Пронизывающие ветра с Мори-Ферт и ледяные капли весьма бодрили дух.

Шотландия была его домом, и там вместе с ним была Брианна. А теперь она уехала в Америку, а Роджер осел в Англии, в промозглом и сыром Оксфорде, где улицы и здания серы, словно пепел погребальных костров. Капли дождя стекали по складкам черной оксфордской мантии. Роджер спрятал под ней стопку бумаг, когда шел через двор. У стойки портье он отряхнулся, совсем как собака. Каменный пол усеяли брызги воды.

– Есть письма?

– По-моему, да, мистер Уэйкфилд, секундочку. – Мартин скрылся в своей каморке, а Роджер остался изучать имена погибших на войне студентов, что были выгравированы на мраморной плите у входа.

Джордж Ванландингем, эсквайр, достопочтенный Филлип Мензис, Джозеф Уильям Роско. Роджер много размышлял о погибших героях, о том, какими они были. Познакомившись с Брианной и ее матерью, он пришел к выводу, что прошлое довольно часто оказывает на настоящее странное влияние.

– Вот, мистер Уэйкфилд. – Мартин перегнулся через стойку, протягивая ему тонкую стопку писем. – Одно из Штатов, – добавил он, добродушно подмигнув.

Роджер почувствовал, как его лицо расплывается в ответной улыбке, по всему телу разлилось приятное тепло, несмотря на дождливый день.

– Скоро мы вновь увидим вашу юную подругу, мистер Уэйкфилд? – Мартин вытянул шею, словно журавль, пытаясь разглядеть письмо с американским штемпелем. Портье познакомился с Брианной незадолго до Рождества, когда она заходила в общежитие вместе с Роджером, и сразу же пал жертвой ее чар.

– Надеюсь! Может быть, летом. Спасибо, Мартин!

Роджер пошел к лестнице, убрав письма в рукав мантии. При мысли о лете его охватили волнение и радость. Брианна обещала приехать в июле, но до июля еще четыре месяца; когда настроение падало, Роджер сомневался, что эти месяцы пролетят как четыре дня.

Роджер вынул письма из рукава и спрятал их во внутренний карман, поближе к сердцу. Брианна писала раз в несколько дней, у нее выходили то короткие записки, то целые романы, и каждое письмо рождало радость, которая тлела в груди до прихода следующего письма.

В те дни ее письма были наполнены чувствами: в каждой строчке сквозила теплая привязанность, каждое заканчивалось словами «С любовью», в каждом говорилось о том, как она скучает и как хочет быть с ним. Хотя, конечно, строки не пылали дикой страстью.

Возможно, это в порядке вещей: они знакомы довольно давно, и невозможно все это время изо дня в день строчить страстные послания.

Наверное, он просто вообразил себе, что Брианна держится в письмах несколько отстраненно. Зато без переборов – например, девушка его друга как-то состригла у себя лобковые волосы и отправила их в конверте вместе с письмом. Роджер больше ценил чувства, а не эксцентричные выходки.

Он откусил от сэндвича и, пережевывая, задумался о последней статье, которую показала ему Фиона. Она вышла замуж и теперь считала себя экспертом в вопросах любви и брака. По-сестрински интересуясь делами Роджера на любовном фронте, она собирала вырезки с советами из женских журналов и отправляла ему. Последняя из статей была вырезана из журнала «Мой еженедельник» и называлась «Как заинтересовать мужчину». «Наживка для простаков», – написала Фиона на полях.

«Разделяй его увлечения, – гласил один из пунктов. – Если ты считаешь, что футбол – полная ерунда, но он от него в восторге, присядь рядом и спроси, каковы на этой неделе шансы на победу у «Арсенала». Футбол, может, и скучен, зато он сам – нет».

Роджер криво усмехнулся. Что ж, он разделяет увлечения Брианны, если постоянные розыски родителей с их дурацкой историей, от которой волосы дыбом встают, считать увлечением. Значит, общие интересы у них все же есть, черт побери.

«Будь недоступной, – советовали в следующем абзаце. – Ничто не возбуждает влечение мужчины так сильно, как расстояние. Не подпускай его слишком близко и слишком скоро».

А вдруг Брианна читает подобные статьи в американских журналах?.. Роджер тут же прогнал эту мысль. Нет, она лишь порой листала журналы мод; Брианна Рэндалл, как и сам Роджер, не могла играть в глупые игры.

Она не станет отталкивать его только затем, чтобы разжечь интерес. Для чего? Она и так знает, как он к ней относится.

Точно знает?.. С тяжелым чувством Роджер пробежал глазами следующий совет из «Еженедельника»: «Не думай, что он читает твои мысли, намекни ему о своих чувствах».

Роджер, не глядя, впился зубами в сэндвич и стал жевать. Он ведь намекал. Раскрыл свою чертову душу. А она прыгнула в самолет и сбежала в Бостон.

Роджер вздохнул и положил надкушенный и абсолютно безвкусный сэндвич на пластиковый поднос. Он взял чашку с напитком, который в университетской столовой гордо именовали «кофе», но пить не стал, лишь посидел угрюмо, грея руки о чашку.

Проблема была в том, что, хотя ему и удалось отвлечь Брианну от поисков в прошлом, сам он не мог перестать о них думать. Клэр и чертов шотландец занимали его мысли с утра до ночи, он проникся к ним, будто к собственным родителям.

«Всегда будь честной», – советовали в пункте № 3. Может, если бы он последовал совету и помог Брианне все выяснить, дух Джейми Фрейзера угомонился бы, а вместе с ним и Роджер.

– Сволочь, – выругался он сквозь зубы.

Девушка рядом швырнула чашку на поднос и резко поднялась.