— Ну, учитывая все, вплоть до второстепенных мелочей, я бы сказал — налог может доходить до двух процентов от общей суммы доходов, если включить сюда еще и налоги на рабов. Добавьте налоги на землю и урожай, и процент, возможно, будет даже немного выше.

— Два процента! — задохнулся Стэнхоуп, колотя себя кулаком по груди. — Да это просто чудовищная несправедливость! Просто чудовищная!

Ярко и живо припомнив последнюю налоговую декларацию, которую мне пришлось заполнять, я с сочувствием согласилась, что налог в два процента с общей суммы дохода есть самый натуральный грабеж, — гадая при этом, куда подевался воинственный дух американских налогоплательщиков в мое родное время, через два столетия.

— Но может быть, нам лучше сменить тему? — предложила я, видя, как головы сидящих в противоположном конце стола начинают поворачиваться в нашу сторону. — В конце концов, разговор о налогах в доме губернатора немного сродни разговору о веревке в доме повешенного, вам не кажется?

При этих словах мистер Стэнхоуп проглотил краба целиком и подавился уже всерьез.

Его сосед с дальней от меня стороны принялся услужливо колотить его по спине, а маленький чернокожий мальчишка, чьей обязанностью было стоять у открытого окна и отгонять либо бить насекомых, был поспешно отправлен за водой. Я нашла взглядом вполне подходящий нож — острый и тонкий; он лежал на краю блюда с рыбой, как нарочно приготовленный; впрочем, я от всей души надеялась, что мне не придется прямо здесь демонстрировать свое умение делать трахеотомию; я, конечно, привлекла бы к себе внимание, но немножко не того сорта, на какой я рассчитывала.

К счастью, столь крайние и суровые меры принимать не пришлось; краб извергся наружу после одного особо удачного шлепка, оставив свою жертву побагровевшей и задыхающейся, но в остальном вполне невредимой.

— Кто-то упомянул о газетах, — сказала я, когда мистер Стэнхоуп был окончательно избавлен от напавшего на него вареного краба. — Я так недавно сюда приехала, что пока что и не видела ни одной; я так поняла, в Веллингтоне есть своя периодическая пресса?

У меня были и свои собственные причины задать подобный вопрос, кроме желания помочь мистеру Стэнхоупу прийти в себя.

Среди тех немногих земных сокровищ, которыми владел Джейми, был и печатный станок, в настоящее время хранившийся в Эдинбурге.

Велмингтон, как выяснилось, имел в составе своих жителей двух печатников, но лишь один из этих джентльменов, а именно мистер Джонатан Джилетт, издавал периодическую газету.

— И вполне возможно, что скоро она станет не такой уж и регулярной, — мрачно произнес Стэнхоуп. — Я слышал, что мистер Джилетт получил некое предостережение от Комитета по безопасности, что… ах! — он закончил свою речь коротким восклицанием, и его пухлое лицо искривилось в странном, болезненном удивлении.

— А у вас к этому какой-то особый интерес, миссис Фрезер; — вежливо спросил Уайли, бросая быстрый взгляд исподлобья на своего друга. — Я слышал, что ваш муж имеет какое-то отношение к печатному делу в Эдинбурге.

— В общем, да, — ответила я, весьма удивленная тем, как это он успел так много разузнать о нас. — У Джейми там небольшая типография, хотя он не занимается газетами… так, знаете, книги, брошюры, пьесы и прочее в этом роде.

— То есть никаких политических пристрастий и предпочтений, так? Ваш муж держит нейтралитет? А ведь как часто печатники склоняют свой слух — за хорошую плату — к тем, чьи преступные страсти ищут выхода в печатном слове! Но, конечно, подобные страсти совсем не обязательно разделяются самим печатником.

В моих ушах как будто разом зазвонили десятки тревожных колокольчиков; неужели Уайли действительно что-то знает о политических связях Джейми в Эдинбурге?.. Или это всего лишь обычная застольная болтовня? Судя по замечаниям Стэнхоупа, газеты и политика в умах людей были очевидно и неразрывно связаны… и тут было нечему удивляться, учитывая эпоху.

Джейми, сидевший в противоположном от меня конце стола, услышал свое имя и слегка повернул голову, улыбнувшись мне, но тут же вернулся к разговору с губернатором, возле которого он сидел, — там шло какое-то горячее обсуждение. Я не была уверена в том, кто именно пристроил Джейми на это местечко, — то ли мистер Лиллингтон, сидевший слева от губернатора и следивший за беседой с умным и немного печальным выражением бассет-хаунда, то ли кузен Эдвин, занимавший место напротив меня, между самим Филиппом Уайли и его сестрой, Юдифью.

— О, ремесленник! — изволила заметить эта леди, многозначительно понизив голос. Она улыбнулась мне, стараясь не демонстрировать зубы, и я тут же подумала, что они, должны быть, основательно попорчены. — А вот это все, — она сделала рукой неопределенный жест, как бы сравнивая мою вольную прическу с розовой лентой и свой похожий на башню парик, — это эдинбургская мода, да, миссис Фрезер? Как это… очаровательно!

Ее брат посмотрел на нее, прищурившись.

— Я также уверен, что мне приходилось слышать вот что — мистер Фрезер является племянником миссис Камерон из Речной Излучины, — вежливо произнес он. — Я ничего не перепутал, миссис Фрезер? Мне не солгали?

Кузен Эдвин, бывший, без сомнения, источником информации для мистера Уайли, спокойно намазывал маслом булочку, вроде бы полностью сосредоточившись на этом важном деле.

Кузен Эдвин совершенно не походил на секретаря, будучи высоким и располагающим к себе молодым человеком, обладающим парой чудесных карих глаз… один из коих в данный момент вроде как едва заметно подмигнул мне.

Барон, которому равно надоели как газеты, так и налоги, слегка оживился, услышав имя Камерона.

— Речная Излучина? — переспросил он. — Так вы в родстве с миссис Джокастой Камерон?

— Она тетушка моего мужа, — пояснила я. — А вы с ней знакомы?

— Конечно, разумеется! Очаровательная женщина, в высшей степени очаровательная! — Широкая улыбка расплылась по обвисшим щекам барона. — Я давным-давно уже стал лучшим другом миссис Камерон и ее супруга, к сожалению, ныне покойного.

Когда я повернулась к лакею, чтобы тот добавил лишнюю ложку соуса на мою тарелку, я уловила взгляд Юдифи Уайли, направленный на меня, — взгляд сквозь прищуренные веки, взгляд, выражающий откровенное недовольство, которое леди и не пыталась как-то скрыть. Я самым любезным образом улыбнулась в ответ, выставив напоказ все свои безупречные зубы, и снова обратилась к барону, преисполнившись самоуверенности.

В маленьком жилище Эдвина не было зеркальных стекол, и когда Джейми уверял меня, что я выгляжу отлично, он исходил из собственных стандартов, весьма отличавшихся от требований моды. Я, правда, услышала несколько восторженных комплиментов от сидевших за столом джентльменов, но это могло быть простым проявлением вежливости; бесконечная галантность — явление обычное среди представителей высшего класса.

Но мисс Уайли была на двадцать пять лет моложе меня, одета по последней моде и увешана драгоценностями; и хотя она не была потрясающе красива, уродиной ее тоже никто бы не назвал. И ее зависть сказала мне о моей внешности куда больше, чем могло бы сказать лучшее из зеркал.

— Какой у вас красивый камень, миссис Фрезер… вы позволите мне рассмотреть его немножко ближе? — Барон наклонился ко мне, его короткие толстые пальцы осторожно протянулись к выемке между моими грудями.

— О, разумеется! — с готовностью откликнулась я и, быстро расстегнув цепочку, опустила драгоценный рубин в его широкую потную ладонь. Барон выглядел слегка разочарованным тем, что ему не позволили исследовать камень прямо на месте, но тем не менее поднес ладонь поближе к глазам и принялся рассматривать пылающую капельку с видом истинного знатока — каковым он, без малейшего сомнения, и являлся, потому что уже в следующую секунду он запустил пальцы другой руки в жилетный кармашек, предназначенный для часов, — и извлек оттуда некое маленькое приспособление, оказавшееся комбинацией нескольких сильных линз, среди которых была и особо сильная ювелирная лупа.

Я слишком увлеклась, наблюдая за его действиями, и, утратив бдительность, позволила обходившему стол дворецкому положить на свою тарелку нечто горячее, с сильным пряным ароматом. Ну что заставляет людей подавать к столу горячие блюда, когда температура в столовой поднялась как минимум до девяноста градусов?

— Великолепно, — пробормотал себе под нос барон, нежно перекатывая камень на ладони. — Sehr scbön.

Пожалуй, во многом и многом я не стала бы доверять мнению Джейлис Дункан, но уж в том, что касалось драгоценностей, я в ее вкусе и знаниях не сомневалась. А она, помнится, сказала мне, объясняя свою теорию путешествия сквозь время при помощи драгоценных кристаллов: «Это обязательно должны быть камни самого высшего сорта. Большие и абсолютно безупречные».

Этот рубин был безусловно большим; он почти равнялся в размерах с маринованными перепелиными яйцами, окружавшими фазана в полном оперении (и с клювом), возлежавшего пока что на буфете, в сторонке от стола. Да и в его безупречности я была совершенно уверена. Джелли была убеждена, что этот камень может унести ее в будущее; меня бы вполне устроило, если бы он помог нам добраться до Кросскрика. Я наконец решилась попробовать то, что лежало на моей тарелке; похоже, это было нечто вроде рагу, очень нежного и со множеством разнообразных приправ.

— Как вкусно, просто восхитительно, — сказала я, обращаясь к мистеру Стэнхоупу, который как раз отправлял в рот очередную порцию, зацепив вилкой как можно больше. — Что это такое, вы не знаете?

— О, это одно из моих самых любимых блюд, мэм, — ответил он, с блаженным видом нависая над своей тарелкой и вдыхая аромат горячего соуса. — Это тушеные свиные морды. Удивительный деликатес, вы не находите?


* * *

Я с силой захлопнула за собой дверь комнаты кузена Эдвина и прислонилась к ней, позволив наконец своему лицу полностью расслабиться и испытывая огромное облегчение от того, что мне больше не нужно любезно улыбаться. Теперь я могла снять к чертям это тесное платье, расшнуровать тугой корсет, сбросить с ног пропотевшие туфли.

Покой, одиночество, обнаженность и тишина. Я и желать не могла ничего такого, что сделало бы мою жизнь в данный момент еще более полной, — кроме, разве что, глотка свежего воздуха. Я сбросила с себя почти все и, оставшись в одной рубашке, подошла к окну и распахнула его.

Воздух снаружи оказался таким плотным, что мне показалось, будто я могу шагнуть через подоконник и поплыть вниз, как маленький камешек, брошенный в кувшин с черной патокой.

И в то же мгновение на свет моей свечи бросились толпы мошек, привлеченные огнем и жаждущие моей крови. Я поспешила задуть свечку и в темноте села на подоконник, позволив теплому, мягкому воздуху омыть меня.

Рубин по-прежнему висел на моей шее, черный, словно капля крови, выступившая на коже. Я прикоснулась к нему, заставив качнуться между моих грудей; камень был таким же горячим, как моя кровь.

Снаружи доносился шум; гости начали разъезжаться. Вереница экипажей, ожидавших своих седоков, медленно ползла по подъездной дороге. До меня доносились отдельные слова прощания, обрывки разговоров и негромкий смех.

— …было довольно умно, мне так показалось, — услышала я протяжный голос Филиппа Уайли.

— О, да, умно, безусловно это было умно, — чуть повышенный тон, которым ответила его сестра, давал понять без малейших сомнений, какого она мнения об уме как качестве светского человека.

— Ну, ум в женщине вполне можно вытерпеть, моя дорогая, — если при этом на данную женщину еще и приятно посмотреть. Но вообще-то говоря, если женщина обладает красотой, то она вполне может обойтись и без ума, в особенности если она способна скрыть его полное отсутствие и умеет держать рот на замке.

Саму мисс Юдифь Уайли вряд ли можно было обвинить в обладании большим умом, но она прекрасно понимала все неприличие этого качества у женщин. И потому совершенно не по-дамски фыркнула.

— Да ей уже тысяча лет от роду, уж это точно, — заметила она. — Приятно посмотреть, как же! Впрочем, должна признать, что побрякушка у нее на шее выглядела совсем неплохо, — неохотно признала сердитая леди.

— О, да! — согласился с ней низкий голос, который я опознала как принадлежащий Ллойду Стэнхоупу. — Хотя, на мой взгляд, оправа производит куда более сильное впечатление, нежели сам камень.

— Оправа? — выпалила мисс Уайли. — Да там вообще никакой оправы нет! Камень просто сам по себе лежал на ее груди!

— В самом деле? — вежливо откликнулся Стэнхоуп. — А я и не заметил. — Уайли разразился смехом, но тут же умолк, поскольку дверь дома распахнулась, выпуская очередного гостя.

— Ну, старина, если ты этого не заметил, так нашлись другие, кто сумел это сделать, — с лукавой интонацией сказал Уайли. — Ага, а вот и экипаж подали.

Я снова прикоснулась к своему рубину, наблюдая за тем как пара отличных мышиных жеребцов, принадлежавших Уайли, увозит его прочь. Да, кое-кто сумел заметить. Я до сих пор ощущала взгляд барона на своей груди, — взгляд оценивающий и горящий алчностью. Я даже подумала тогда, что он разбирается не только в драгоценностях и не только их жаждет.