Майерс громко сглотнул.

Я отвела взгляд от этой немой сцены и скосилась на Джейми; он наблюдал за происходящим с неким двойственным выражением, одновременно и забавляясь, и опасаясь чего-то. Я незаметно пихнула его в бок и как могла энергичнее изобразила на лице нечто вроде: «Да сделай же ты что-нибудь!»

Джейми вопросительно прищурил один глаз.

Я вытаращилась на него и просигналила: «Не знаю что, но сделай!»

— Ммм…

Джейми откашлялся, наклонился вперед и положил руку на локоть Майерса, вырвав тем самым несчастного горного жителя из недолгого транса.

— Мне бы не хотелось думать, что эту женщину могут там как-то обидеть, — сказал Джейми вежливо, но с особым, чисто шотландским понижением голоса на слове «обидеть», что заставляло предположить некие беспредельные безобразия. И сжал локоть собеседника. — Вы можете гарантировать, что она действительно окажется в безопасности, мистер Майерс?

Майерс непонимающе уставился на него, потом его взгляд начал медленно проясняться, туман растаял, в налившихся кровью глазах засветилось понимание. Горный житель осторожно высвободил свою руку из пальцев Джейми, глотнул еще виски, закашлялся и вытер рот. Может быть, он даже покраснел, но рассмотреть это за его бородой, да еще в темноте, было бы невозможно.

— Ох, нет. То есть я хочу сказать — да, конечно. Нет, в самом деле. У могавков и у тускара вообще такого не водится, у них женщина сама выбирает, с кем ей лечь в постель, даже та, которая замужем. Нет у них такой штуки, как насилие. Нет, что вы. Нет, сэр; ее никто не обидит, это я вам обещаю.

— Ну, ладно, рад это слышать, — Джейми слегка откинулся назад, расслабившись, и бросил мне взгляд, говоривший: «Ну-думаю-теперь-ты-довольна». Я изобразила застенчивую улыбку.

Ян, хотя ему еще и шестнадцати не исполнилось, был весьма наблюдательным парнишкой, и конечно же, не мог упустить весь этот немой диалог. Он многозначительно кашлянул на шотландский манер.

— Дядя, мистер Майерс был так любезен, что пригласил меня поехать с ним и мисс Полли, посмотреть на индейскую деревню. Так что я сам увижу и присмотрю, как ее там встретят и хорошо ли устроят.

— Ты… — начал было Джейми, но тут же умолк. И послал племяннику через костер долгий, пристальный взгляд. Я просто видела, как бешено крутились мысли в его голове.

Ян не спрашивал разрешения ехать; он сообщал, что собирается это сделать. Если бы Джейми запретил ему, он должен был бы привести убедительные основания для такого запрета… а он едва ли решился бы сказать, что это слишком опасно, ведь это означало бы разом и то, что он готов отправить в опасный путь беззащитную рабыню, и то, что он не слишком доверяет Майерсу и его дружбе с местными индейцами. Джейми попался в ловушку, и попался крепко.

Он с шумом, резко выдохнул через нос. Ян ухмыльнулся.

Я обернулась и тоже посмотрела через костер — туда, где сидела рабыня. Полина не изменила позу ни на йоту. Ее глаза все так же неподвижно смотрели на Майерса, но на губах появилась чуть заметная манящая улыбка. Потом одна рука медленно поднялась и коснулась массивной груди, почти машинально.

Майерс таращился на чернокожую, и в его глазах горел огонь, как у гончей, преследующей оленя.

А зачем, собственно, в это вмешиваться, подумала я позже, прислушиваясь к шорохам и тихим стонам, доносившимся со стороны одеял Майерса, А если бы я сама знала, что моя жизнь зависит от какого-нибудь мужчины? Разве я не сделала бы все, что в моих силах, чтобы заставить его защищать меня от любой из неведомых опасностей, которые могут встретиться на пути?

Где-то неподалеку, в зарослях кустарника, раздался треск ветвей и шорох листьев. Я замерла Джейми тоже. Потом он осторожно, но быстро извлек свою руку из-под моей рубашки, потянулся к кинжалу — и тут же расслабился, поскольку до его ноздрей донесся слишком знакомый и утешающий запах скунса.

Рука Джейми тут же вернулась на прежнее место, сжала мою грудь — и Джейми уснул, и его теплое дыхание касалось моей шеи.

Да, тут не виделось особой разницы. Разве мое будущее было более определенным, чем будущее Полины? И разве вся моя жизнь не зависела от того человека, которого привязывало ко мне (ну, по крайней мере, отчасти) желание обладать моим телом?

Легкий ветерок пронесся над деревьями, и я натянула одеяло повыше, на плечи. Костер догорел, лишь янтарные угольки мерцали в темноте, и было довольно прохладно, как всегда бывает ночью в горах. Луна скрылась, но все вокруг было отчетливо видно; огромные звезды висели, казалось, прямо над вершинами, бросая свои тонкие лучи на каменистые пики.

Нет, разница тут все-таки была. Каким бы неясным ни было мое будущее, я хотела разделить его с моим мужчиной, и нас с ним связывали узы куда более крепкие, нежели узы плоти. И еще одно отличие имелось, большое, просто огромное: я сама выбрала свою судьбу.

Глава 15

Благородные дикари

Мы расстались с остальными на следующее утро, и Джейми с Майерсом договорились о новой встрече примерно через десять дней и назначили место свидания. Оглядываясь вокруг, видя бесконечные пространства лесов и горных склонов, я просто представить не могла, как тут можно быть уверенным, что снова сумеешь выйти на то же самое место; мне приходилось просто довериться чувству направления, присущему Джейми.

Они повернули на север, мы — на юго-запад, направившись вдоль берега того самого ручья, на берегу которого провели предыдущую ночь.

Поначалу, когда мы остались только вдвоем, меня почти пугала невероятная тишина и одиночество. Но через небольшое время я вполне освоилась с этим и даже слегка расслабилась, начав проявлять интерес к окружающему. В конце концов, эти края могли стать нашими навсегда.

Эта мысль испугала меня; конечно, вокруг лежали земли невероятной красоты и богатства, но при этом настолько дикие и неприступные, что, казалось, люди никогда не смогут здесь жить. Однако я не стала высказывать эту идею вслух; я просто ехала следом за Джейми, а он заставлял свою лошадь идти все глубже и глубже в горы, и только ближе к концу дня остановился, чтобы устроить небольшой привал и наловить рыбы на ужин.

Дневной свет, с трудом пробивавшийся сквозь густую листву деревьев, медленно угасал. Толстые стволы, поросшие мхом, окутались тенями, но между ветвей еще кое-где золотились последние отблески солнца; листья шуршали и шелестели, отзываясь на поднявшийся ветерок.

Крошечный огонек внезапно вспыхнул в траве в нескольких футах от меня, холодный и яркий. Потом я увидела еще один, и еще, и вот уже весь лес наполнился ими, — они лениво передвигались с места на место, мигали, угасали, загорались снова… холодные искры, дрейфующие в сгущающейся тьме.

— А знаешь, я ни разу не видела жуков-светляков, пока не переехала в Бостон, — сказала я, радуясь этому зрелищу, любуясь сияющими изумрудами и топазами, запутавшимися в траве. — В Шотландии ведь нет светлячков, правда?

Джейми покачал головой и растянулся на траве, подложив одну руку под голову.

— Очень маленькие штучки, — заметил он и глубоко, удовлетворенно вздохнул. — Это мое любимое время дня, мне кажется. Когда я жил в пещере, после Калодена, я обычно выходил наружу ближе к вечеру и сидел на камне, ожидая наступления темноты.

Глаза Джейми были полузакрыты, он из-под опущенных век наблюдал за светлячками. Тени поднимались все выше по мере того, как ночь вырастала над землей, пытаясь дотянуться до неба. Еще мгновение назад последние лучи солнца золотили листву дуба, делая ее пятнистой, как шкура молодого оленя, — и вот уже свет исчез, растаял… и Джейми лежал в траве, окруженный зелеными звездами, и его крепкое тело стало казаться невещественным, лишенным подлинной плоти…

— Ну, сейчас вся эта мелочь налетит — мошки, комары… вся кусачая дрянь, что вечно висит облаками над водой. Увидишь, как потом за ними примчатся летучие мыши, вот уж полакомятся… И лососи поднимутся на вечернюю кормежку, и по воде побегут круги…

Теперь глаза Джейми были открыты, и он смотрел на волнующееся море травы, покрывавшее горный склон, — но я знала, что вместо этого он видит перед собой крошечное озеро поблизости от Лаллиброха, живое, серебристое, покрытое рябью…

— Это всего лишь краткий миг, но тебе кажется, будто он продлится целую вечность. Странно, правда? — задумчиво сказал он. — Ты ведь почти видишь, как свет тает, ты наблюдаешь за ним, — но все равно ты не можешь сказать: «Вот! Вот этот момент, вот теперь уже настала ночь!» — Джейми махнул рукой в сторону полянки, окруженной дубами, потом показал на долину внизу, уже полностью затопленную тьмой.

— Да, это так. — Я лежала в траве рядом с ним, растянувшись на спине, ощущая теплую сырость стеблей, смятых моим телом, затянутым в оленью кожу. Воздух под деревьями был плотным и прохладным, как в церкви, и сумерки благоухали знакомыми ароматами. — Помнишь отца Ансельма, из монастыря? — Я посмотрела вверх; листва дуба над нашими головами лишилась цвета, и стала казаться сплошным меховым покровом серого, мышиного оттенка, лишь едва заметно отсвечивавшего серебром. — Он как-то сказал, что в каждом дне есть такой момент, когда кажется, что время остановилось… но этот момент для каждого свой. Он думал, что, может быть, такой момент наступает в тот час, в который человек родился. — Я повернула голову и глянула на Джейми. — Ты знаешь, когда ты родился? — спросила я. — В смысле в какое время дня?

Он посмотрел на меня и улыбнулся, поворачиваясь ко мне лицом.

— Да, я знаю. Может, отец Ансельм и прав… я и вправду появился на свет к ужину. Как раз в сумерки первого мая. — Джейми отогнал жука, подлетевшего слишком близко, и усмехнулся. — Я никогда не рассказывал тебе эту историю? Как моя мать поставила в печь горшок с овсяной похлебкой, и тут же у нее начались схватки, да пошли так быстро одна за другой, что она и думать забыла о горшке, и никто другой тоже о нем не вспомнил, пока не запахло дымом, — и из-за моего рождения погибли и похлебка, и горшок! А в доме больше ничего не было из еды, кроме большого пирога с крыжовником. Так что пришлось им съесть его целиком, но беда-то была в том, что пекла его новая кухарка, и начинила незрелым крыжовником, и в результате все — кроме моей матери и меня, конечно, — провели ночь не лучшим образом, поскольку всех пробрал понос! — Он покачал головой, все еще улыбаясь. — Отец говорил потом, что не меньше месяца прошло, прежде чем он смог посмотреть на меня и не почувствовать при этом рези в кишках.

Я расхохоталась, а Джейми поднял руку и извлек из моих волос прошлогодний лист.

— А в какой час родилась ты, Сасснек?

— Я не знаю, — ответила я, ощутив ставшую уже привычной легкую боль, тоску по утраченной семье. — В моем свидетельстве о рождении это не указали, а если дядя Лэмб и знал, мне он никогда об этом не говорил. Зато я знаю, когда родилась Брианна, — добавила я куда бодрее. — Она родилась в три минуты четвертого утра. В родильном отделении на стене висели здоровенные часы, и мне их было хорошо видно.

Сквозь густые сумерки я увидела, как в его глазах вспыхнуло удивление.

— Так ты не спала? Мне казалось, ты говорила, у вас женщин усыпляют при родах, чтобы они не чувствовали боли.

— Ну да, как правило. Но я не позволила вколоть мне что-нибудь в этом роде. — Я смотрела прямо вверх. Теперь вокруг нас было уже почти совсем темно, однако небо высоко вверху все еще оставалось светлым и чистым и сияло нежной голубизной.

— Да почему, черт побери? — недоверчиво воскликнул Джейми. — Я никогда не видел, как рожают женщины, но я слышал это много раз, клянусь! И будь я проклят, если я понимаю, почему женщина, которая может избавиться от всего этого, выбирает такие муки!

— Ну… — я помолчала, не желая, чтобы мои слова прозвучали уж слишком мелодраматично. Но ведь так оно и было… — Ну, — уже более решительно произнесла я, — я думала тогда, что умираю, и я не хотела умереть во сне.

Он ничуть не удивился. Он просто приподнял одну бровь и весело хмыкнул.

— Не хотела?

— Да, а ты захотел бы? — Я повернулась и посмотрела на него. Он потер переносицу, все еще забавляясь вопросом.

— А… пожалуй, да. Я ведь был достаточно близок к смерти, меня чуть не повесили, и мне ничуть не понравилось ожидание этого момента. Во время сражения меня несколько раз могли убить; но тогда меня это не особенно заботило, я был слишком занят, чтобы думать о таких пустяках. А потом я чуть не умер от ран и лихорадки, но я слишком плохо себя чувствовал, чтобы заглядывать вперед и размышлять о смерти. Но вообще-то, если бы мне пришлось выбирать, наверное, я бы скорее всего ничего не имел против смерти во сне. — Он наклонился ко мне и поцеловал. — Лучше всего было бы сделать это в постели, рядом с тобой. Но в весьма почтенном возрасте, имей в виду. — Его язык осторожно коснулся моих губ, а потом Джейми встал и стряхнул сухие дубовые листья со своих бриджей. — Разожгу-ка я лучше костер, пока хватает света, чтобы видеть кремень, — сказал он. — А ты не раздобудешь ли маленькую рыбку?