Диана Гэблдон - Барабаны осени. Книга 1. О, дерзкий новый мир!

К несчастью, мое гордое шествие не смогло произнести должного эффекта, поскольку не так то легко с важностью вышагивать голыми ногами по высокой траве. Я наступила на что-то острое, вскрикнула и была вынуждена остановиться.

Я напоролась голой ступней на нечто вроде репейника; с полдюжины злобных колючих шариков впились в мою подошву, и из-под колючек сочилась кровь. Осторожно балансируя на одной ноге, я попыталась выдрать из ступни эту дрянь, негромко ругаясь себе под нос.

Покачнувшись, я чуть не шлепнулась на задницу. Сильная рука подхватила меня под локоть и поддержала. Я стиснула зубы и все-таки повыдергивала колючки. А потом вырвала локоть из руки Джейми и, резко развернувшись, направилась — на этот раз куда более осторожно, — туда, где лежала моя одежда.

Расстелив на земле плащ, я начала одеваться, всем своим видом изображая крайнее негодование. Джейми стоял неподалеку, сложив руки на груди, и молча наблюдал за мной.

— Когда Господь изгнал Адама из рая, Ева, по крайней мере, отправилась вместе с ним, — сказала я, обращаясь к собственным рукам, которые как раз завязывали шнурки моих кожаных брюк.

— Да, это верно, — согласился Джейми после осторожной паузы. И посмотрел на меня искоса, не зная, собираюсь ли я снова наброситься на него. — Сасснек, а ты часом не наелась тех трав, которые собирала утром? Хотя нет, не думаю, — поспешил добавить он, увидев, как перекосилось мое лицо. — Я только предположил. Майерс говорил, тут есть такие, от которых тебя могут неделю мучить жуткие кошмары.

— Меня не мучают кошмары, — огрызнулась я с такой резкостью, что и дурак бы понял: я вру. Меня действительно мучили кошмары, хотя травы с галлюциногенами не имели к тому ни малейшего отношения.

Джейми вздохнул.

— А не хочешь ли ты сказать мне прямо, о чем это ты все бормочешь, на что намекаешь, а, Сасснек? Или ты хочешь сначала как следует поиздеваться надо мной?

Я уставилась на него, разрываясь, как это часто случалось, между двумя желаниями: мне хотелось и расхохотаться, и врезать ему по голове чем-нибудь потяжелее. Но потом на меня накатила волна отчаяния, подавив и смех, и гнев. И я как-то разом ослабла.

— Я говорю о тебе, — сказала я.

— Обо мне? В каком смысле?

— В том смысле, что ты чертов горец, а вы все просто помешались на чести, и храбрости, и преданности, и я знаю, что ты все равно не изменишься, да я и не хотела бы, чтобы ты менялся, только… только, черт побери, ты из-за всего этого потащишься в Шотландию, и тебя там убьют, и я ничего не могу с этим поделать!

Джейми недоверчиво посмотрел на меня.

— В Шотландии? — переспросил он таким тоном, как будто я ляпнула какую-то несусветную глупость.

— Да, в Шотландии! Именно там эта твоя чертова могила!

Он задумчиво провел рукой по волосам, исподлобья глядя на меня.

— Ох, — выдохнул он наконец. — Кажется, я понял. Так ты думаешь, что если я поеду в Шотландию, мне придется там умереть, потому что именно там меня похоронят. Правильно?

Я кивнула, слишком расстроенная, чтобы говорить.

— Мм… Но почему ты решила, что я собираюсь в Шотландию? — осторожно спросил он.

Я с отчаянием посмотрела на него и обвела рукой бескрайние просторы, окружавшие нас.

— А где еще, черт побери, ты возьмешь людей, чтобы заселить эти земли? Конечно, ты туда поедешь!

Теперь уже в его глазах вспыхнуло отчаяние.

— Да ты что, Сасснек, совсем ничего не соображаешь? Как я туда попаду? Это еще было возможно, пока у меня были те драгоценные камни, но теперь?! У меня в кармане едва ли десять фунтов наберется, да и те я взял взаймы. Или ты полагаешь, что я полечу туда, как птичка? А потом поведу людей в Америку через океан, прямо по воде?

— Ты что-нибудь придумаешь, — в отчаянии заявила я. — Ты всегда что-нибудь придумываешь.

Он бросил на меня подозрительный взгляд, потом отвернулся и довольно долго молчал, прежде чем ответить.

— Я и не догадывался, что ты меня принимаешь за всемогущего Господа, Сасснек, — сказал он наконец.

— Я и не принимаю, — проворчала я. — Разве что за Моисея, не больше. — Мы говорили жуткие глупости, но ни один из нас не шутил.

Джейми отошел немного в сторону, заложил руки за спину.

— Поосторожнее, на колючку наступишь! — окликнула я его, видя, что он направляется как раз в ту сторону, где со мной приключилось это маленькое несчастье. Джейми изменил направление, но ничего не сказал. Он несколько раз прошелся взад-вперед по поляне, задумчиво опустив голову. Наконец вернулся и остановился напротив меня.

— Я не смогу справиться с этим в одиночку, — тихо заговорил он. — В этом ты совершенно права. Но не думаю, чтобы мне пришлось ехать в Шотландию на поиски тех, кто захотел бы поселиться рядом со мной.

— А куда же еще?

— Мои люди… те, кто был со мной в Ардсмуре, — сказал Джейми, — они ведь давно уже здесь.

— Но ты же понятия не имеешь, где именно! — возразила я. — И кроме того, их увезли в Новый Свет много лет назад! Они все уже как-то устроились; они не захотят все бросить тащиться на этот чертов край света следом за тобой!

Джейми улыбнулся, хотя и несколько суховато.

— Ты ведь потащилась, Сасснек.

Я задохнулась.

Цепкая, холодная рука страха, сжимавшая мое сердце много недель подряд, отпустила меня. Но когда меня перестала наконец пугать возможная поездка Джейми в Шотландию, у меня в мозгу сразу освободилось местечко для новых страхов и опасений — по поводу безумной сложности той задачи, которую намеревался решить Джейми. Разыскать людей, разбросанных по территории трех колоний, убедить их поехать с ним, да еще и одновременно найти немалую сумму денег, необходимую для первичной расчистки земель и закупки семян… не говоря уж о том труде, который придется затратить, чтобы здесь, в совершенно первобытных, девственных лесах, создать некий плацдарм цивилизации…

— Я что-нибудь придумаю, — сказал Джейми, с улыбкой наблюдая за тем, как все сомнения и терзания отражаются на моем лице. — Я ведь всегда что-нибудь придумываю, верно?

Я вздохнула так глубоко, как, наверное, ни разу в жизни не вздыхала.

— Это точно, — сказала я. — Ты придумаешь. Но… Джейми, ты уверен? Твоя тетя Джокаста…

Он отмел эту возможность одним резким, коротким взмахом руки.

— Нет, — твердо произнес он. — Никогда.

Я все еще колебалась, чувствуя себя виноватой.

— Но… Джейми, это не из-за меня? Не из-за того, как я отношусь к рабству?

— Нет, — покачал он головой. Он помолчал немного, и я заметила, как сжались два искривленных пальца его правой руки. Он и сам это заметил и сразу разогнул их. — Нет, Сасснек. Там я и сам стал бы рабом, — тихо заговорил он, опустив голову. — А я не могу жить, зная, что есть такой человек на земле, который думает, что владеет мной. И я бы стал относиться к такому человеку так же, как рабы относятся к своим хозяевам.

Я потянулась к нему и накрыла ладонью его изуродованную руку. Слезы потекли по моим щекам, теплые и утешающие, как летний дождь.

— Но ты не собираешься меня покинуть? — спросила я. — Ты не намерен умереть?

Он покачал головой и сжал мою руку в ответ.

— Ты моя храбрость, а я — твоя совесть, — прошептал он. — Ты мое сердце, а я твое сострадание. Мы никогда не сможем стать целым каждый сам по себе, в одиночку. Разве ты этого не знаешь, Сасснек?

— Я это знаю, — ответила я, и мой голос дрогнул. — И именно поэтому я так боюсь. Я не хочу снова стать половинкой человека, мне уже этого не вынести.

Он отвел прядь волос с моей мокрой щеки и привлек меня к себе, так близко, что я ощутила, как вздымается и опускается его грудь при каждом вздохе. Он был такой осязаемый, такой живой, и рыжие волосы светились золотом на его обнаженной коже. И тем не менее я уже теряла его однажды…

Джейми коснулся моей щеки, и его рука была почему-то холодной.

— Но ты все-таки не понимаешь, как мало значит для нас с тобой такая штука, как смерть, Клэр? — прошептал он.

Мои кулаки сами собой сжались, готовые стукнуть его по груди. Нет, я не считала, что смерть для нас ничего не значит.

— Но ведь все то время, пока тебя не было со мной, после Калодена… я ведь был мертв, разве не так?

— Ну, полагаю, да. Но это же только потому, что я… — я судорожно вздохнула, и он кивнул.

— Да, потому что ты была за двести лет от меня… и к тому времени я наверняка умер, Сасснек, — сказал он и усмехнулся. — От руки индейцев, или от клыков хищного зверя, или от болезни, или от веревки палача, или даже просто от старости — но я все равно умру.

— Да.

— И пока ты находилась в своем мире, в своем времени, через двести лет после этого дня, — я был мертв, разве не так?

Я кивнула, не находя слов. Ведь даже теперь, оглядываясь назад, я снова видела ту пучину отчаяния, в которую швырнула меня разлука… и из которой я все-таки выплыла, несмотря на все мучения.

И сейчас я стояла рядом с ним, находящимся в расцвете сил, и была просто не в состоянии думать о грядущем спуске с вершины. Джейми наклонился, сорвал пучок травы, растер тонкие стебли между пальцами.

— Человек словно трава луговая, — тихо заговорил он, наклонившись к самому моему уху. — Сегодня она цветет; завтра ее скосили и бросили в овин. — Он поднес листок к своим губам, поцеловал, а потом приложил к моему рту. — Я уже был мертв, моя Сасснек… и все равно я продолжал любить тебя.

Я закрыла глаза, ощущая на губах шероховатость зеленого листа, легкого, как солнечный луч или утренний ветерок.

— Я тоже тебя любила, — прошептала я в ответ. — И всегда буду любить.

Листок исчез. Не открывая глаз, я знала, что Джейми наклоняется ко мне… и вот уже моих губ коснулись его губы теплые, как солнце, легкие, как воздух.

— Пока живо мое тело, и пока живо твое — мы одна плоть, — услышала я. Пальцы Джейми касались меня — моих волос, подбородка, и шеи, и груди, и я дышала вместе с ним, и сливалась с ним… А потом устроилась, положив голову ему на плечо, и сила Джейми питала меня, и его слова становились моими мыслями.

— А когда мое тело исчезнет, моя душа все равно будет принадлежать тебе, Клэр… клянусь тебе в этом своей надеждой на рай. Я никогда не покину тебя.

Ветер зашелестел в листве каштана над нами, и аромат лета, богатые и сочные, окружили нас; пахло соснами и травой и зрелой земляникой, и теплыми от солнца камнями, и прохладной водой… и еще я ощущала резкий, отдающий мускусом запах тела Джейми, лежавшего рядом со мной.

— Ничто не исчезает, Сасснек. Все просто меняется.

— Это первый закон термодинамики, — сказала я, шмыгая носом.

— Нет, — возразил Джейми. — Это вера.

Инвернесс, Шотландия, 23 декабря 1969 года.

Он в десятый, наверное, раз посмотрел в расписание поездов, потом принялся бродить по гостиной пасторского дома, слишком взволнованный, чтобы усидеть на месте. Ждать оставалось еще час.

В комнате царил жуткий беспорядок; везде, где только можно было, громоздились картонные коробки. Он обещал увезти все отсюда до Нового года, кроме тех мелочей, которые Фиона хотела сохранить.

Он спустился в холл, вошел в кухню, ненадолго задержался перед древним холодильником, но решил, что не голоден, и захлопнул дверцу.

Ему хотелось, чтобы миссис Грэхэм и преподобный отец могли бы познакомиться с Брианной, а она — с ними. Он улыбнулся, глядя на пустой кухонный стол, вспоминая, как когда-то в юности он разговаривал с этими двумя пожилыми людьми, — его тогда охватила безумная — и безответная страсть — к дочери табачника, и он спрашивал, как узнать, в самом ли деле ты влюблен.

— Если ты спрашиваешь себя, влюблен ли ты, парень, — ты не влюблен, — заверила его миссис Грэхэм, постукивая ложкой по краю миски, в которой разводила тесто, чтобы подчеркнуть свои слова. — И держи свои лапы подальше от малышки Мэвис Макдовел, иначе ее папаша тебя просто убьет.

— Когда ты полюбишь, Роджер, ты поймешь это без слов, — благодушно произнес преподобный, обмакивая палец в крем для пирожных. И тут же весело отпрянул и засмеялся, потому что миссис Грэхэм угрожающе подняла ложку. — И не вздумай спутаться с юной Мэвис; я еще не настолько старый чтобы становиться дедушкой.

Ну что ж, они были правы. Теперь он знал, знал без слов, знал с того самого момента, когда впервые увидел Брианну Рэндэлл. Но вот чего он не знал наверняка — так это чувству ли Брианна то же самое.

Он больше не мог ждать. Он похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли ключи, сбежал вниз по ступеням и вышел под холодный зимний дождь, который зарядил сразу после завтрака. Преподобный и его жена говорили ему тогда, давно, что холодный душ — очень полезная штука. Впрочем, в случае с Мэвис ему это не помогло.