— Каждое из растений содержит в себе нечто целебное, — поясняла старая леди при посредстве Габриэль. Она сорвала веточку с куста, росшего у тропинки, и протянула мне. — Если бы мы только знали о них достаточно много!

По большей части нам для взаимопонимания вполне хватало жестов, но когда мы добрались до большой заводи, в которой Джейми и Ян ловили рыбу, Наявенне остановилась и махнула рукой, в очередной раз подзывая Габриэль. Старуха что-то сказала, и на лице молодой женщины отразилось легкое удивление. Она повернулась ко мне.

— Бабушка моего мужа говорит, что она видела сон о тебе, в ночь полной луны, две луны назад.

— Сон обо мне?

Габриэль кивнула. Наявенне положила пальцы на мою руку и внимательно всмотрелась в мое лицо, как будто желая проверить, какое впечатление произвели на меня слова Габриэль.

— Она рассказывала нам об этом сне, — продолжила Габриэль, — она видела тогда женщину с… — Губы Габриэль чуть изогнулись в улыбке, но тут же поспешно приняли строгое выражение, когда она вежливо показала на свои собственные длинные, абсолютно прямые волосы. — А через три дня мой муж и его сыновья вернулись и рассказали, что встретили в лесу тебя и Убийцу Медведя.

Берте тоже наблюдала за мной с нескрываемым интересом, машинально наматывая прядь собственных темно-каштановых волос на палец.

— Она, которая умеет исцелять, сразу же сказала, что должна увидеть тебя, и когда мы услышали, что вы все теперь здесь…

Эти слова несколько ошеломили меня; у меня ни разу не возникало ощущения, что за нами кто-то наблюдает, но было совершенно ясно, что наше присутствие в горах был отмечено и о нем сообщили Накогнавето.

Рассердившись из-за неуместной и несвоевременной на ее взгляд болтовни, Наявенне ткнула пальцем в свою родственницу и что-то сказала, а потом решительно показала на воду у наших ног.

— Бабушка моего мужа говорит, что когда она видела сон о тебе, то дело происходило именно здесь, — Габриэль широким жестом обвела заводь и чрезвычайно серьезно посмотрела на меня. — Она встретила тебя здесь, ночью. Луна плавала в воде. Ты превратилась в белую ворону; ты полетела над водой и проглотила луну.

— О?! — Я понадеялась, что мне не придется осуществлять сон старой леди наяву.

— Потом белая ворона вернулась и отложила яйцо в ее ладонь. Яйцо лопнуло, и в нем оказался светящийся камень. Бабушка моего мужа знает, что это было великое колдовство, что этот камень может прогонять болезни.

Наявенне несколько раз кивнула, снова сняла с шеи мешочек с амулетом и заглянула в него.

— А на следующий день после этого сна, — снова заговорила Габриэль, — бабушка моего мужа пошла копать корни киннея, и по пути увидела вдруг что-то голубое, оно торчало из глины на берегу реки.

Наявенне извлекла из мешочка маленький округлый предмет и опустила его в мою ладонь. Это был камень; с шершавой поверхностью, но без всякого сомнения драгоценный. На него налипли каменные крошки материнской породы, но под ней виднелась глубокая, мягкая синева.

— О Господи! — невольно вскрикнула я. — Да это же сапфир… ведь правда?

— Сапфир? — Габриэль как бы попробовала слово на вкус, приценилась к нему. — Мы называем это… — она помедлила, не сразу отыскав подходящее французское выражение. — Мы называем это pierre sans peur.

— A… pierre sans peur? Бесстрашный камень?

Наявенне кивнула и снова заговорила. Берте начала переводить, прежде чем ее мать успела открыть рот.

— Бабушка моего отца говорит, что такие вот камни, как вот этот, они помогают людям не бояться, и делают их дух сильным, и болезни от таких людей отступают быстрее. И этот камень, вот этот, да, он уже вылечил двух людей от лихорадки, и еще вылечил болезнь глаз у моего младшего брата, уже вылечил.

— Бабушка моего мужа хочет поблагодарить тебя за этот дар, — наконец-то и Габриэль смогла вставить слово.

— А… ну… скажите ей, что она очень любезна — Я сердечно кивнула старой леди и вернула ей синий камень. Она опустила его в мешочек и туго затянула шнурок. Потом придвинулась ко мне, пристально уставилась на мои волосы, протянула руку и снова ухватилась за один из локонов; и, продолжая говорить, она не выпускала его из пальцев.

— Бабушка моего мужа говорит, что ты уже умеешь лечить, но ты научишься еще многому. Когда твои волосы станут белыми, как у нее, вот тогда ты войдешь в полную силу.

Старая леди выпустила наконец мой локон и мгновение-другое смотрела мне прямо в глаза. Мне показалось, что в глубине ее темных глаз я заметила великую печаль, и я невольно протянула руку, чтобы коснуться старухи.

Но она отступила назад и сказала еще что-то. Габриэль как-то странно посмотрела на меня и перевела:

— Она говорит, ты не должна тревожиться; болезни приходят не сами по себе, их насылают великие боги. Твоей вины в этом нет.

Я, в полном ошеломлении, уставилась на Наявенне, но она уже отвернулась.

— В чем нет моей вины? — спросила я, но старая леди отказалась добавить что-нибудь еще.

Глава 21

Ночь на заснеженной горе


Декабрь 1767 года.


Зима немного задержалась с приходом, но все ж в ночь на двадцать восьмое ноября пошел снег, когда мы проснулись, то увидели, что мир вокруг нас преобразился. Каждая иголочка на огромной голубой ели за нашим домом была покрыта инеем, и неровное кружево льда свисало с перепутанных стебле дикой малины.

Снега пока что выпало немного, но он сразу изменил наш повседневную жизнь. Я уже не могла бродить часами в поисках продовольствия, и лишь совершала короткие пробежки к реке, за водой, да ненадолго задерживалась там, чтобы набрать немножко дикого кресс-салата, хотя для этого приходилось разгребать ледяную крошку у края воды. Джейми с Яном прекратили труды по лесоповалу и расчистке земли под пашню и занялись окончательным устройством крыши. Зима наваливалась на нас, и мы спрятались от холода, укрывшись в доме.

У нас не было хороших восковых свечей; мы запаслись только масляными лампами и сальными свечками, да еще у нас в очаге постоянно горел огонь, медленно покрывая сажей потолочные балки. Мы поневоле вставали с первыми проблесками рассвета и ложились спать сразу после ужина, и наш ритм жизни совпадал теперь с ритмом жизни всех тварей, населявших окрестные леса.

У нас пока что не было овец, а значит, не было ни шерсти, которую можно было бы прясть или ткать, ни шкур, из которых можно было бы сшить что-нибудь теплое. Не было у нас стад, которые можно было бы пасти, а были только лошади, мулы да свинка, уже изрядно подросшая и растолстевшая. Поскольку она так повзрослела, ее пришлось устроить на самостоятельное житье, в углу примитивной конюшни, которую успел-таки построить Джейми, — впрочем, конюшня представляла собой всего лишь сарай с тремя стенами и кровлей из веток.

Майерс привез нам небольшой, но весьма полезный набор инструментов, точнее, их металлические составляющие, к которым нетрудно было приделать деревянные рукоятки из подручного материала. Там были два топора, один специально для снятия коры, другой для рубки деревьев; был плужный лемех для весенних полевых работ, различные сверла, рубанки и стамески, небольшая коса для травы, два молотка и ручная пила, и некая штуковина, называвшаяся «твайбил», — то есть вообще-то это оказалась специальная вырубка, которая, как объяснил Джейми, использовалась для того, чтобы делать выемки в бревнах, которые нужно было уложить под углом друг к другу. Еще там нашелся «гладильный нож» — выгнутое лезвие с рукоятками на обоих концах, им счищали мелкие сучки и неровности с бревен; были и два маленьких острых ножа для резьбы по дереву; и еще нечто, показавшееся мне средневековым пыточным орудием, но оказавшееся всего лишь гвоздодером, и специальный инструмент для изготовления кровельной дранки.

Несмотря на все это богатство, Джейми с Яном так и не нашли времени, чтобы всерьез заняться крышей, пока наконец не выпал снег, — но сараи с конюшней и в самом деле были куда важнее. Специально заготовленные для дранки чурбаки плотно устроились возле очага, строгач был воткнут в один из них, ожидая, когда у кого-нибудь выдастся свободная минутка, чтобы отделить от чурбака очередную щепу, — но дело продвигалось медленно. Тот угол вообще был предназначен для работы с деревом; Ян уже состряпал грубоватую, но вполне пригодную для дела табуретку, другая пока что стояла незаконченной; а щепки и опилки сразу же попадали в очаг, горевший день и ночь.

Майерс и для меня кое-что привез, например: здоровенную корзину, чтобы держать в ней всяческое шитье, отличный набор игл, булавок, ножниц, клубки ниток и отрезы льна, муслина и шерстяной ткани. Хотя шитье вовсе не было одним из моих любимых занятий, я все же пришла в полный восторг при виде этих сокровищ, поскольку Джейми и Ян, постоянно лазая сквозь кусты и ползая на коленях по крышам сараев, то и дело рвали рубашки и штаны в самых неожиданных местах, не считая традиционных локтей и колен.

— Еще одна! — Джейми резко сел на кровати рядом со мной.

— Еще что? — сквозь сон спросила я, открывая один глаз. В доме было очень темно, огонь превратился в угли, не дававшие света.

— Еще одна проклятая протечка! Прямо мне в ухо капнуло, черт побери! — Джейми выскочил из постели, направился к очагу и сунул в него пучок веток, изготовив таким образом осветительный прибор. Как только огонь разгорелся, он вернулся к кровати и поднял факел к потолку, отыскивая место, где просочилась вода.

— А? — Ян, спавший на низенькой кровати, которая на день задвигалась под нашу, перевернулся с боку на бок и вопросительно замычал. Ролло, настоявший на том, чтобы спать вместе с Яном, издал короткое «уфф!» и снова громко захрапел.

— Протечка, — объяснила я племяннику, щурясь на свет факела. Мне вовсе не хотелось, чтобы моя драгоценная пуховая постель вспыхнула от какой-нибудь случайной искры.

— Ох, — Ян потянулся и прикрыл лицо ладонями. — Снова дождик, да?

— Должно быть.

Окна у нас были затянуты кусками промасленной оленьей кожи, сшитой на скорую руку; звук они пропускали отлично, но сейчас снаружи ничего не было слышно. Однако в воздухе висела та особая тишина, что приходит вместе со снегопадом.

Снег валил неслышно, на крыше образовывались целые сугробы, а потом они начинали таять от тепла, поднимавшегося снизу, и ползли вниз по скатам крыши, оставляя за собой ледяные дорожки и сосульки на карнизах. Но время от времени талая вода находила щель в дранке, или же от тяжести снега щепы расходились в стороны, и тогда на нас сыпался ледяной дождик.

Джейми воспринимал подобные проникновения воды в дом как личное оскорбление и тут же бросался латать дыру, не откладывая дела ни на минуту.

— Вон, смотри! — воскликнул он. — Вон где. Видишь?

Я перевела взгляд от волосатых ног, красовавшихся прямо передо мной, к потолку. И в самом деле, факел высветил черную линию разошедшейся щепы, причем по обе стороны дыры уже расползались темные пятна влаги. Пока я все это рассматривала, на потолке медленно набухла капля прозрачной воды, блеснувшая красным и желтым, — и упала прямо на подушку рядом со мной.

— Мы можем немножко передвинуть кровать, — предложила я, хотя и без особой надежды. Это ведь было не в первый раз. Бесполезно было доказывать Джейми, что ремонт может прекрасно подождать до утра; Джейми только фыркал в ответ и заявлял, что ни один уважающий себя мужчина не потерпит подобного безобразия.

Джейми отошел от кровати и бесцеремонно пнул Яна голой пяткой.

— Вставай, будешь мне показывать изнутри, где дыра, а я залезу на крышу. — Схватив несколько кусков кровельной щепы, молоток, резак и горсть гвоздей, он пошел к двери.

— Эй, ты что, полезешь на крышу в таком виде? — спохватилась я, подскакивая на кровати. — На тебе же новая шерстяная рубашка!

Джейми остановился у порога, бросил на меня короткий взгляд и потом, с видом одного из первых христианских мучеников, положил на пол инструменты, снял рубашку, отшвырнул ее в сторону — и величественно вышел наружу, воевать с течью, и даже его ягодицы выражали решимость.

Я крепко потерла ладонями заспанное лицо и застонала.

— Да ничего с ним не случится, тетя! — заверил меня Ян. Он широко зевнул и неохотно выбрался из теплой постели.

Топот ног по крыше возвестил нам, что Джейми уже на месте. Мне пришлось тоже вылезти из-под одеяла, как это ни было неприятно, — и Ян взобрался на нашу кровать и просунул обгорелую веточку между отсыревшими щепами, а потом еще и постучал по стропилу, давая наводку.

Далее последовали треск и стук, пока Джейми выдирал пришедший в негодность кусок кровли и заменял его новым, и течь соответственно на время усилилась, но потом от нее только и осталось, что ком снега, успевший провалиться внутрь в тот момент, когда Джейми сдирал дефектную щепу.

Вернувшись в постель, Джейми прижался ко мне всем своим замерзшим телом, притиснул меня к ледяной груди и благополучно заснул, осознавая свою правоту и будучи весьма довольным тем, что он в очередной раз защитил свой дом от страшной угрозы.