Диана Гэблдон - Барабаны осени. Книга 2. Удачный ход

Эта книга в общем и целом обращена к отцам, в том числе и к моему собственному отцу, Тони Гэблдону, — он тоже любит сочинять разные истории.

Автор выражает искреннюю благодарность

— моему редактору Джеки Кантору, который, услышав о том, что в этой серии появилась новая книга, сказал: «Почему меня это ничуть не удивляет?»

— моему мужу Лугу Уоткинсу, который сказал: «Не понимаю, как ты умудряешься с этим справляться; ты же ничего не знаешь о мужчинах!»

— моей дочери Лауре, которая проявила неслыханную щедрость, позволив мне стащить пару строчек из ее сочинения, написанного в восьмом классе, — для Пролога; моему сыну Сэмюэлю, который сказал: «Ты что, вообще никогда не закончишь эту историю?» — и тут же добавил, не успев перевести дыхание: — Ну, раз уж ты все продолжаешь и продолжаешь, скажи, там появится снова Макдоналд?) и моей дочери Дженнифер, которая ляпнула: «Ты вообще собираешься переодеться, прежде чем пойдешь на встречу с моим классом? Да ты не пугайся, мамуля, я уже все для тебя приготовила!»

— безымянному шестикласснику, который, возвращая мне отрывок новой части, бродивший по классу во время встречи в школе, заявил: «Ну, это будет довольно длинно, да? Но в общем интересно. Вот только люди так не поступают, а?»

— Яну Маккиннону Тэйлору и его брату Хэмишу, за перевод с гэльского, за идиомы и цветистые ругательства. Нэнси Буши — за то, что отпечатала гэльскую речь. Карлу Хагену — за консультации по латинской грамматике. Сказан Мартин и Реду Снайдеру — за греческие цитаты. Сильвии Петтер, Элизе Скидмор, Джанет Кайфер Келли и Карен Першинг — за помощь с французским языком.

— Джанет Макконнэхи и Кейт Шеппард — за чудесные латинские стихи и их собственное сочинение «К Анакреону».

— Мэри Кэмпбелл Тернер и Руби Винсент — за возможность попользоваться их еще не опубликованным историческим исследованием о шотландских горцах в Кейпфире. Клэр Нельсон — за то, что дала мне свою энциклопедию «Британика» издания 1777 года. Эстер и Биллу Шиндлерам — за их книги о восточных лесах.

— Марту Бренглу — за подробное описание некоторых обрядов. Меррилу Корнишу — за его изумительное описание багряника в цвету. Арлену и Джо Маккри, за имена святых и описание процесса пахоты на мулах. Кену Брауну — за подробности пресвитерианских и баптистских ритуалов (которые вообще-то почти не попали в окончательную редакцию текста). Дэвиду Стэнли, замечательному шотландскому писателю, — за советы относительно одежды горцев.

— Барбаре Шнелл — за перевод с немецкого, устранение ошибок и сочувственное чтение.

— Доктору Элен Манделл — за медицинские консультации, внимательное прочтение и полезные предложения насчет того, что можно написать о разного рода физических травмах.

— Доктору Розине Липпи-Грин — за подробности жизни могавков и их обычаев.

— Маку Беккету — за его рассказ о древних и современных духах.

— Джеку Уайту — за воспоминания о жизни в Шотландии в качестве бродячего певца, а также за шутки насчет килтов.

— Сюзан Дэвис — за дружбу, бесконечный энтузиазм, десятки книг и многое другое, — и за землянику.

— Уолту Хоуну и Гордону Фенвику — за то, что сумели мне объяснить, что такое фурлонг, восьмая часть мили.

— Барбаре Райзбек и Мэри М. Роббинс — за их консультации по целебным трапам и фармакологии прошлых веков.

— Арнольду Вагнеру и Стивену Лопэту — за объяснение того, что как взрывается.

— Маргарет Кэмпбелл и другим жителям Северной Каролины за их щедрые описания их чудесного штата.

— Джону Л. Майерсу — за рассказы о призраках и за позволение использовать некоторые черты его внешности и характера при описании Джона Куинси Майерса, Горного человека. Но грыжа — это чистая выдумка.

— И, как всегда, я также благодарю многих членов литературного форума и форума писателей, чьи имена, как ни жаль, выскользнули из моей памяти, — за их многочисленные интересные предложения и содержательные беседы.

— Особую благодарность я выражаю Розане Мэдрир Гатти, за ее огромный труд по созданию сайта Дианы Гэблдон.

— И еще спасибо Лори Массер, Дону Ван Винклю, Каре Галлаган, Вирджинии Клот, Элине Факсон, Эллен Стэнтон, Элин Смит, Кэти Кравиц, Ханнеку (его фамилия была очень неразборчиво написана), Юдифь Макдоналд, Сюзан Хант и ее сестре Холли и многим другие — за их удивительные описания вин, рисунков, сортов шоколада, кельтской музыки, супов, скульптур, вереска под Калоденом, платков с вышивкой и множества другого, — все это весьма меня приободрило и помогло мне в работе.

И наконец — спасибо моей маме, мимоходом касавшейся меня.

Диана Гэблдон

Оксфорд, апрель 1971 года

— Нет, — твердо сказал Роджер. Он повернулся, чтобы посмотреть на низкое небо за окном, держа возле уха телефонную трубку. — Ни малейшей возможности. Я на той неделе уезжаю в Шотландию, я уже говорил тебе.

— Ох, ну Роджер! — умоляюще произнесла Дина. — Это же как раз в твоем духе! И это ничуть не отвлечет тебя от дел; ты сможешь отправиться в гор-ры как раз к началу охотничьего сезона, и ты же сам сто р-раз повторял, что твоя девушка не освободится до июля.

Роджер заскрипел зубами от демонстративного шотландского акцента Дины и открыл было рот, чтобы повторить отказ, но не успел.

— Они тоже американцы, Родж! — сказала Дина. — Ты же так любишь американцев! Ну, то есть американских девушек, — добавила она, коротко хихикнув.

— Ну-ка послушай, Эдвина, — заговорил он, собрав все свое терпение. — У меня есть кое-какие планы на отпуск. И в них не входит сопровождение американских туристов в их прогулках по лондонским музеям.

— Нет-нет, — заверила его Дина — Мы уже наняли для них хорошего гида, а тебе нужно только отправиться с ними на конференцию, и все.

— Да, но…

— Денежки, Родж! — промурлыкала она в трубку, извлекая наконец на свет свое секретное оружие. — Это же американцы, говорю тебе. Ты ведь понимаешь, что это значит. — Дина многозначительно помолчала, давая Роджеру возможность обдумать, какой может оказаться сумма комиссионных за неделю пребывания на конференции с бандой американских ученых, чей официальных сопровождающий заболел. По сравнению с его жалованьем сумма выходила просто астрономическая.

— Ох… — Роджер почувствовал, что готов сдаться.

— Я на днях слышала, что ты вроде как собираешься жениться, Родж. Ну, вот и закажешь на свадьбу лишний рубец с потрохами, а?

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты жутко хитра, а, Эдвина? — резко спросил он.

— Нет, никогда, — Дина снова хихикнула, потом сообщила командным тоном: — В общем, увидимся в понедельник, чтобы составить программу, — и повесила трубку.

Роджер подавил глупое желание шмякнуть телефонный аппарат об пол и вместо того аккуратно положил трубку на место.

В конце концов, может, это не так уж и плохо, неуверенно подумал он. По правде говоря, деньги его не слишком интересовали, но провести неделю на конференции… это могло помочь ему отвлечься от другого. Он взял основательно смятое письмо, лежавшее рядом с телефоном, разгладил листок, и его глаза заскользили по строкам, хотя он и знал их уже почти наизусть.

Ей очень жаль, говорила она. Все дело в персональном приглашении на техническую конференцию в Шри Ланке (Боже милостивый, неужели этим летом все американцы разом решили отправиться на какие-нибудь конференции?), возможность заключения важного контракта, собеседование по поводу работы {Собеседование? Господи, да неужели не ясно: она вообще оттуда не вернется!)… в общем, она не может отказаться. Ей искренне жаль. Увидимся в сентябре. Я напишу. Люблю тебя.

— Да уж, точно, — — пробормотал он. — Любит.

Он снова смял письмо и швырнул его в стену. Бумажный шар отскочил от серебристой рамки фотографии и упал на ковер.

— Ты могла бы сказать мне все прямо, в открытую, — громко произнес Роджер. — Что ты нашла кого-то другого; ну, это ведь твое право, не так ли? Ты всегда была умницей, а я — дураком. Но почему ты не хочешь быть честной, ты, лживая маленькая сучка?

Он попытался справиться со вспыхнувшей в нем яростью; ему нужно было что-нибудь, что заполнило бы пустоту внутри него. Но — ничто ему не могло помочь.

Он вынул фотографию из рамки, испытывая острое желание разорвать ее в клочки, а заодно вырвать из своего сердца Брианну. Но кончилось тем, что он просто долго-долго стоял, глядя на ее лицо, а потом осторожно положил фотографию на стол, изображением вниз.

— Значит, тебе жаль, — сказал он. — Что ж, и мне тоже.

Май 1971 года

Эти ящики ожидали его у стойки портье, когда он вернулся в колледж после конференции — разгоряченный, усталый и по горло сытый американцами. Ящиков было пять, и их обширные деревянные бока сплошь покрывали яркие наклейки международных фирм морских перевозок.

— Что это такое? — Роджер ловко расписался на квитанции, подсунутой ему рассыльным, другой рукой одновременно роясь в кармане в поиске чаевых.

— Ну, я-то не могу этого знать, правда? — Рассыльный, сердитый и пропотевший из-за того, что ему пришлось волочить весь этот груз через двор к холлу, где восседал портье, с грохотом поставил последний ящик на остальные. — Но все это ваше, парень.

Роджер осторожно приподнял верхний ящик. Если в нем были не книги, тогда он был набит свинцом. Тут он заметил краешек конверта, тщательно приклеенного липкой лентой к нижнему ящику. С некоторым трудом Роджер добрался до конверта и вскрыл его.

«Ты как-то раз сказал мне, что твой отец утверждал: каждый нуждается хоть в какой-то истории, — прочитал он. — Это — мой вариант. Совпадает ли он с твоим?»

В записке не было ни приветствий, ни прощаний; просто одна-единственная буква «Б» вместо подписи, начертанная размашисто, дерзко…

Роджер несколько мгновений тупо смотрел на нее, потом сложил листок и спрятал его в нагрудный карман рубашки. Осторожно присев на корточки, он взял один из ящиков и взвесил его на руках. Черт, да в нем фунтов шестьдесят, никак не меньше!

Вспотев от натуги, Роджер доволок ящик до своей гостиной и, поставив его на пол, отправился в крошечную спальню и основательно порылся в комоде и шкафу. Наконец, вооруженный отверткой и бутылкой пива, он вернулся в гостиную и занялся посылкой. Роджер изо всех сил старался подавить нарастающее волнение, но ему это не удалось. «Совпадает ли он с твоим?» Что могла прислать ему проклятая девчонка?

— История, вот как? — пробормотал он. — Музейные ценности, судя по тому, как ты их упаковала…

Внутри большого ящика оказался второй, поменьше, засыпанный мягкой упаковочной стружкой. Под крышкой этого второго ящика Роджер обнаружил загадочное собрание пухлых газетных свертков, коробок и маленьких ящичков.

Он извлек наружу старую коробку из-под ботинок и с любопытством заглянул в нее.

Фотографии… В ней лежали фотографии — старые, с растрепанными краями, и новые, цветные и глянцевитые. Из-под маленьких снимков высовывался краешек большого студийного портрета; Роджер вытащил его.

Это была Клэр Рэндалл, точно такая, какой он видел ее в последний раз; янтарные глаза, теплые и поражающие, смотрели из-под упавших на лоб шелковых кудряшек, на губах блуждала легкая улыбка… Роджер сунул портрет назад в коробку, чувствуя себя едва ли не убийцей.

Потом из-под слоев газет появилась нечто особенное; это была до невозможности старая тряпичная кукла… ее нарисованное личико так поблекло, что от всех черт остались только маленькие пуговки-глаза, таращившиеся на него тупо и вызывающе. Платье куклы было порвано, однако аккуратно починено, ее мягкое тельце кто-то заботливо почистил, хотя на нем и остались несмываемые пятна.

В следующем свертке оказалась поношенная шапка Микки-Мауса, между весело торчавшими ушами которой все еще держалась радуга из пенистой резины. Потом появилась дешевая музыкальная шкатулка — когда Роджер открыл ее, она сыграла «Путь по Радуге». Далее последовала собака, чья шкура из искусственного меха была порвана в нескольких местах. Хлопчатобумажная спортивная фуфайка, на человека среднего роста. Она могла бы подойти Брианне, но Роджер откуда-то знал, что она принадлежала Фрэнку. Старый заштопанный халат из темно-вишневого шелка. Поддавшись непонятному порыву, Роджер поднес халат к носу. Клэр. Ее запах заставил Роджера словно вживе увидеть Клэр прямо перед собой. Легкий оттенок мускуса и свежесть зелени… Потрясенный, Роджер уронил халат.

Под слоем разнообразных мелочей обнаружились более весомые сокровища. Вес посылки в основном обусловили три большие ларца, стоявшие на самом дне, и каждый из них содержал в себе серебряный обеденный сервиз, тщательно упакованный в серую антиокислительную ткань. При каждом из сервизов имелась отпечатанная на пишущей машинке сопроводительная записка, излагающая его историю.