Но я не хотела ни с чем сражаться. Все, чего мне хотелось, так это выбросить из головы любые мысли о настоящем и будущем и вернуться к миру предыдущей ночи.

Мне хотелось забраться в постель с Джейми, лежать рядом с ним, ощущая тепло его тела, чувствуя себя в полной безопасности под укрытием пухлого одеяла, благодаря которому нам не страшен был холод, к утру воцарявшийся в комнате. Мне хотелось смотреть на угасающие угли и неторопливо разговаривать с Джейми, обмениваться с ним последними сплетнями и шутками, общаться на языке ночи… А потом бы слова иссякли, и настал бы момент прикосновений, и тела сами задавали бы вопросы и отвечали молча, легкими движениями… и наконец мы бы заснули.

Но в эту ночь над домом повисла тревога, и нечего было и думать о мирном ночном разговоре.

Джейми метался по комнате, как очутившийся в клетке волк, хватал разные предметы, ставил их на место… Я прибрала со стола, наблюдая за ним уголком глаза. Я ничего не хотела сейчас так сильно, как поговорить наконец с ним, объясниться… и в то же время я боялась этого. Я ведь обещала Брианне не рассказывать Джейми о капитане Боннете. Но я за всю жизнь так и не научилась лгать… а Джейми отлично умел читать по моему лицу.

Я зачерпнула ковшом горячей воды из большого котла и вышла наружу, чтобы перемыть оловянные тарелки.

Когда я вернулась, я увидела, что Джейми стоит возле небольшой полки, на которой он держал свои перья, чернильницы и бумагу. Он и не подумал раздеться, чтобы лечь в постель, — но и не выражал намерения взяться за обычное вечернее письмо. Впрочем, он ведь и не мог сейчас писать, рука-то у него была повреждена..

— Хочешь, чтобы я что-то написала для тебя? — спросила я, видя, как он взял перо, повертел его в пальцах и положил обратно.

Он отвернулся, махнув рукой.

— Нет. Ну да, я должен бы написать Дженни… да и многое другое надо сделать, но я сейчас просто не в состоянии сесть и сосредоточиться.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, — грустно согласилась я. Он посмотрел на меня, слегка удивленный.

— Да я бы и сам не смог сказать, что я чувствую, Сасснек, — с коротким смешком сказал он. — Но если тебе кажется, что ты это знаешь, расскажи мне.

— Ты устал. — Я подошла к нему и положила руку на его плечо. — Ты разгневан. Ты встревожен. — Я глянула на Брианну, спавшую на низенькой выдвижной кровати. — Возможно даже, твое сердце разбито, — добавила я мягко.

— Все вместе, — согласился он. — Ты права. Но еще и многое другое. — На нем не было шейного платка, но он дернул за воротник рубашки, словно даже тот душил его. — Я не могу тут оставаться, — заявил Джейми, окидывая меня взглядом. Я была пока что в обычной дневной одежде: юбка, рубаха, корсет. — Ты не против того, чтобы погулять со мной немножко?

Я тут же взяла плащ и накинула его на себя. Снаружи было совершенно темно; Джейми не сможет увидеть мое лицо, так что врать будет гораздо легче.

Мы неторопливо вышли из дома, пересекли двор, миновали загоны для скота и сараи, направляясь к лежавшему за ними небольшому полю. Я держала Джейми за руку и чувствовала, как напряжены его мышцы под моими пальцами.

Я не имела ни малейшего представления, с чего начать разговор, что сказать. Возможно, лучше пока просто помолчать, подумала я. Мы оба были слишком расстроены, хотя ради Брианны изо всех сил старались этого не показывать.

Да, я ощущала, как бурлит кровь под кожей Джейми, как его переполняет гнев. Это было вполне понятно; однако гнев — такая же летучая субстанция, как керосин… если его держать плотно закрытым в бутылке, то неизвестно, в какую сторону рванет пробка, вылетев из горлышка. Одно-единственное неосторожное слово могло вызвать взрыв. А если Джейми в ярости набросится на меня, я могу и сама разораться, а то и вцепиться ему в глотку… мое настроение было под стать настроению Джейми.

Мы довольно долго шли молча, сначала сквозь рощу на краю участка, засаженного кукурузой, от которой теперь остались лишь сухие стебли… потом вокруг рощи, поворачивая в сторону дома… и оба мы шагали так осторожно, словно пробирались по минному полю.

— Джейми, — заговорила я наконец, — что случилось с твоими руками?

— А? — он резко обернулся ко мне, озадаченный.

— Твои руки. — Я взяла одну из них, зажав между своими ладонями. — Ты не мог так искалечить их, выкладывая очаг.

— А… — Он остановился, позволяя мне ощупать свои распухшие суставы. Потом пробормотал: — Брианна… Она, она ничего тебе не рассказывала о том человеке? Она сказала тебе, как его зовут?

Я замялась — и он все сразу понял. Он слишком хорошо меня знал.

— Так значит, она сказала, да? — В голосе Джейми зазвучала угроза.

— Она взяла с меня обещание не говорить тебе, — брякнула я. — Я ей объяснила, что ты всегда догадываешься, если я пытаюсь что-то от тебя скрыть; но, Джейми, я обещала… не заставляй меня нарушать слово, пожалуйста!

Он фыркнул, то ли насмешливо, то ли с отвращением.

— Да, я и правда хорошо тебя знаю, Сасснек; ты не в состоянии хранить секреты от тех, кто хоть немного в тебе разбирается. Даже малыш Ян читает твои мысли, как книгу с крупным шрифтом. — И он небрежно взмахнул рукой, как бы оценивая мою способность врать и таиться. — Ну, не беспокойся. Пусть сама мне все расскажет, когда захочет. Я вполне могу подождать. — Он провел искалеченной рукой по килту, и по моей спине тут же пробежал легкий холодок.

— Твои руки, — повторила я.

Джейми глубоко вздохнул и вытянул руки перед собой, ладонями вниз. Потом слегка согнул их в локтях.

— Сасснек, ты помнишь то время, когда мы только что встретились? Дугал тогда достал меня окончательно, и мне бы следовало отколотить его, но я не мог этого сделать. И ты сказала: «Ударь по чему-нибудь покрепче, полегчает». — Джейми криво улыбнулся мне. — Ну, я и врезал по дереву. Конечно, мне было больно, но ты оказалась права, мне в самом деле стало легче. По крайней мере, на время.

— Ох… — Я перевела дыхание, сообразив, что он не намерен продолжать обсуждение темы имени насильника. Что ж, можно и подождать; я, честно говоря, сомневалась, что он действительно понимает, насколько его дочь упряма… а упрямства в ней было ровно столько же, сколько в ее отце.

— Но она… она рассказала тебе, что именно случилось? — Я не видела лица Джейми, но неуверенность, прозвучавшая в его голосе, была слишком многозначительной. — Я имею в виду… — Он с шипением выдохнул сквозь стиснутые зубы. — Он причинил ей боль?

— Нет… в физическом смысле — нет.

Я тоже замялась, представляя, что вот сейчас достану из кармана свое золотое кольцо… но, конечно, не стала этого делать. Вообще-то Брианна не просила меня скрывать от Джейми что-либо, кроме имени Боннета, но я и сама не стала бы докладывать Джейми обо всех тех подробностях, которые услышала от нее… ну, если бы он сам не спросил. Однако я была уверена, что об этом он спрашивать не станет; он наверняка вообще не желал знать никаких деталей.

Он и в самом деле не спросил; он просто пробормотал что-то себе под нос по-гэльски и пошел дальше, склонив голову.

Но, поскольку молчание уже было нарушено, я почувствовала, что больше терпеть не в силах. Уж лучше взрыв, чем удушье. Я спросила:

— И что ты думаешь?

— Я просто пытаюсь представить… ну, насколько это ужасно… подвергнуться насилию… ну, даже если… даже если без особой жестокости. — Плечи Джейми как-то странно обвисли, как будто куртка на нем была неимоверно тяжелой.

Я отлично понимала, что творится сейчас в его уме. Вентвортская тюрьма, и паутина бледных шрамов на его спине, и пугающая цепкая сеть воспоминаний…

— Полагаю, ничего хорошего в этом нет, — сказала я. — Хотя, наверное, ты прав. Такое пережить легче, если нет воспоминаний о физической боли. Но тем не менее одно физическое воспоминание имеется, — сочла нужным добавить я. — И чертовски заметное воспоминание, если уж на то пошло!

Рука Джейми сама собой прижалась к его боку, пальцы сжались в кулак.

— Да уж, — пробормотал он. И посмотрел на меня как-то неуверенно, и свет полумесяца, упавший на его лицо, подчеркнул высокие скулы. — Но раз уж… раз уж он не стал… Ну, если бы он посмел — его следовало бы просто убить, — неожиданно закончил он.

— Ну, тут имеется еще одна маленькая деталь, в том смысле, что нельзя «поправиться» от беременности, — с некоторой язвительностью произнесла я. — Если бы он просто переломал ей кости или пролил ее кровь, она бы выздоровела. Но теперь вряд ли ей когда-либо удастся забыть его, видишь ли.

— Я вижу!

Я слегка вздрогнула, и он это заметил. И поспешил небрежно взмахнуть руками, как бы извиняясь.

— Я не хотел кричать.

Я кивнула в ответ, принимая объяснение, и мы пошли дальше, рядом, но не касаясь друг друга.

— Это… — начал вдруг Джейми, но тут же умолк, бросив на меня косой взгляд. И скривился, словно рассердившись сам на себя. — Я знаю, — продолжил он более спокойно. — Ты уж прости меня, Сасснек, но, черт побери, мне известно о таких вещах куда больше, чем тебе.

— Я и не пытаюсь с тобой спорить. Но тебе не приходилось рожать ребенка; ты не знаешь, на что это похоже. Это…

— Ты именно споришь со мной, Сасснек. Не надо. — Он сжал мою руку, очень крепко, и тут же отпустил. В его голосе прозвучал легкий оттенок юмора, но в целом Джейми оставался чрезвычайно серьезным. — Я просто пытаюсь объяснить тебе, что именно я знаю. — Он остановился ненадолго, собираясь с мыслями. — Мне довольно долго удавалось не думать о Джеке Рэндалле, — сказал он наконец. — Я и сейчас не хочу о нем думать. Но все это осталось… — Он передернул плечами и крепко потер ладонью щеку. — Есть тело, и есть душа Сасснек, — медленно продолжил Джейми, тщательно выбирая слова, чтобы донести до меня свою мысль. — Ты врач; ты отлично знаешь одно из этих двух. Но второе куда важнее.

Я открыла было рот, чтобы сказать, что я знаю это ничуть не хуже, чем он, если не лучше… но тут же закрыла, не произнеся ни звука. Он этого даже не заметил; он вообще ничего не видел — ни темного кукурузного поля, ни клена, листву которого посеребрило лунным светом. Перед его внутренним взором была сейчас маленькая комнатка с толстыми каменными стенами, в которой только и было, что стол, табурет и лампа. И кровать.

— Рэндалл… — задумчиво, отстраненно произнес Джейми. — Большую часть из того, что он со мной сделал, я мог выдержать… — Он вытянул перед собой правую руку; повязка на пострадавшем сегодня пальце светилась в темноте белым пятнышком. — Я мог бояться, мог страдать… я мог даже намереваться убить его за то, что он сделал. Но я мог жить после этого, и на моей коже не осталось его следов, я не чувствовал себя грязным… но ведь ему недостаточно было моего тела. Он хотел заполучить мою душу… и он ее получил. — Белое пятнышко повязки исчезло — Джейми сжал пальцы в кулак. — А, ладно… ты и сама все это знаешь. — Он вдруг резко повернулся и быстро зашагал дальше. Мне пришлось пуститься вприпрыжку, чтобы догнать его. А он уже продолжал: — Я, собственно, что хочу сказать… ну, если этот мужчина для нее совершенно посторонний, если он просто овладел ею ради минутного удовольствия… Ему ведь в таком случае нужно было только ее тело… потому я и думаю, что она с этим справится. — Он в очередной раз глубоко вздохнул, шумно выдохнул; я увидела легкое облачко тумана, на мгновение окружившее его голову, как будто его гнев принял осязаемые формы… — Но вот если они были знакомы… если он знал ее настолько близко, что хотел именно ее, а не просто некую женщину… тогда, возможно, он сумел затронуть и ее душу, и это уже серьезная беда, настоящий вред…

— Но ты же не думаешь, что он в самом деле причинил ей такой вред? — Мой голос прозвучал резко вопреки моему желанию. — Знал он ее или нет…

— Это разные вещи, говорю же тебе!

— Нет, не разные. Я знаю, что ты подразумеваешь…

— Ты не знаешь!

— Знаю! Но почему…

— Потому что я получаю не только твое тело, когда овладеваю тобой, — сказал он. — И тебе это отлично известно, Сасснек!

Он повернулся ко мне и поцеловал с такой страстью, что я была совершенно ошеломлена. Он прижался зубами к моим губам, потом проник глубоко в мой рот, требовательно, настойчиво, почти безумно…

Я понимала, чего он хочет от меня; я и сама точно так же отчаянно стремилась к нему — ради успокоения. Но ни один из нас не мог утешить другого этой ужасной ночью.

Пальцы Джейми впились в мои плечи, потом скользнули к шее. Я задохнулась, наслаждаясь его прикосновением, — но он вдруг остановился.

— Не могу, — выдохнул он. Он еще раз сжал мои плечи, скользнул пальцами по спине — и отпустил меня. Его дыхание стало поверхностным, прерывистым. — Не могу.

Он отступил на шаг назад и отвернулся от меня и ухватился за невысокую изгородь, окружавшую посадки, словно слепой. Он вцепился в деревяшку обеими руками и замер, крепко зажмурив глаза.

Я дрожала всем телом, ноги у меня были словно ватные. Я обхватила себя руками под плащом и села на землю у его ног. И ждала с громко бьющимся сердцем, просто ждала. Ночной ветер шумел в деревьях на гребне горы, бормотал что-то в еловых зарослях. Где-то вдали, за высокими темными вершинами, завыла пума — жалобно, как страдающая женщина…