Диана Гэблдон - Барабаны осени. Книга 2. Удачный ход

— Ты, — сказал он, уткнувшись лицом в ее волосы. — Он. Мы. А больше ничего не существует, ведь так?

Август 1770 года.

Утро было тихим и мирным. Младенец спокойно спал всю ночь, и за этот свой подвиг удостоился щедрой похвалы. Две курицы послушно откладывали яйца в курятнике, вместо того чтобы разбрасывать их по всей округе, так что мне не приходилось теперь ползать на четвереньках под кустами ежевики в поисках очередного завтрака.

Хлебное тесто поднялось в кадке безупречным снежным холмом, и Лиззи превратила его в ковриги, а новенькая хлебопекарная печь — заразившись, видимо, духом царившего вокруг согласия, — покрыла их ровным золотистым загаром, и аромат горячего хлеба пропитал весь дом… это был запах сытости и довольства. Окорок со специями и индейка благополучно жарились, громко шипя, добавляя свои ароматы к мягким утренним запахам влажной травы и летних цветов, проникавшим в окна.

Все это умиротворяло, однако общая сонная атмосфера, что наполняла дом, была скорее следствием предыдущей ночи, нежели обычных утренних событий.

Это была безупречная ночь, озаренная лунным светом. Джейми взял свечу и пошел запереть дверь — но вместо того встал, опершись о дверной косяк, глядя вниз, в долину.

— Что такое? — спросила я.

— Ничего, — мягко откликнулся он. — Иди сюда, посмотри…

Все вокруг, казалось, плыло, и перспектива исчезла, размытая таинственным лунным светом. Дальний водопад словно бы мгновенно замерз, рассыпав в воздухе брызги. Но ветер дул в нашу сторону, и я слышала далекий шум многих тонн рушащейся вниз воды.

Ночной воздух пах травой и водой, а дыхание сосен и елей на самой вершине горы несло в себе прохладу. В легкой рубашке мне стало холодновато, я поежилась и прижалась к Джейми, чтобы согреться. На боках его ночной рубашки были разрезы почти до талии. Я просунула руку сквозь разрез и сжала круглую теплую ягодицу. Его мышцы напряглись под моими пальцами, но тут же расслабились, когда он повернулся.

Он не отошел в сторону; просто чуть изогнулся, чтобы через голову снять рубаху. И встал на крыльце обнаженный, и протянул мне руку.

Лунный свет посеребрил его тело, вырвав его из тьмы ночи. Я видела всего Джейми, как днем, — от длинных пальцев ног до пылающих волос, отчетливо, и так же отчетливо я могла рассмотреть плоские черные силуэты кустов ежевики в глубине двора… И Джейми, как и кусты, казался лишенным объема, и расстояние до него тоже невозможно было определить; он мог оказаться на расстоянии вытянутой руки от меня, а мог быть за добрую милю.

Я сбросила рубашку с плеч и позволила ей упасть с моего тела, и, оставив ее бесформенный ком лежать у порога, взяла Джейми за руку. Не говоря ни слова, мы поплыли по траве, направив шаги мокрых ног к лесу, потом так же молча повернулись друг к другу, делясь теплом, и шагнули в безмолвие пустоты по другую сторону гребня горы.

Проснулись мы в темноте, когда луна уже зашла, — засыпанные листьями, с мелкими веточками в волосах, покусанные всякой мелочью и окоченевшие от холода. Но мы снова не сказали друг другу ни слова, просто расхохотались и, шатаясь, поднялись на ноги, налетая на корни деревьев и камни, а потом, держась за руки, поплелись через темный лес к дому — и попали в собственную постель лишь за час до рассвета.

А теперь я наклонилась над плечом Джейми и поставила перед ним миску с овсяной кашей, задержавшись для того, чтобы извлечь из его шевелюры дубовый лист. И положила этот лист на стол рядом с миской.

Джейми повернул голову; в его глазах плясала улыбка. Он поймал мою руку и поцеловал Потом отпустил меня и занялся кашей. Я легко погладила его по шее — и увидела, как он весь расплылся в улыбке.

Я, тоже улыбаясь, оглянулась — и увидела Брианну, наблюдавшую за нами. Уголок ее рта изогнулся, глаза потеплели от понимания. Потом ее взгляд скользнул к Роджеру, уплетавшему овсянку и при этом смотревшему на Брианну.

Эту картину семейного счастья нарушил хриплый вопль мула Кларенса, сообщавшего о приходе гостя. Как же мне не хватает Ролло, подумала я, направляясь к двери, посмотреть, кто там явился… ну, по крайней мере Кларенс не может наброситься на пришедшего и сбить его с ног посреди двора.

Гостем оказался Дункан Иннес, доставивший нам приглашение.

— Ваша тетушка интересуется, не сможете ли вы приехать на ежегодное Собрание в Мон-Геликоне этой осенью, — сказал он. — Она утверждает, ты обещал ей это два года назад.

Джейми придвинул к Дункану тарелку с яйцами.

— Я об этом пока не думал, — сказал он, слегка нахмурившись. — Мне чертовски много нужно сделать, я еще должен навести крышу над этим вот местом до начала снегопадов. — Он вскинул голову, подбородком указывая наверх, на ветви и пласты коры, временно укрывавшие нас от превратностей погоды.

— Туда еще и священник из Балтимора приедет, — сказал Дункан, старательно не глядя на Роджера или Брианну. — Мисс Джо думала, что вы, может быть, захотите окрестить маленького.

— О… — Джейми откинулся на спинку скамьи, задумчиво сжав губы. — Да, это правильная мысль. Наверное, мы и в самом деле приедем, Дункан.

— Вот и хорошо; ваша тетушка будет очень довольна. — И тут у Дункана, похоже, что-то застряло в горле; его лицо медленно налилось кровью. Джейми уставился на него и поспешно придвинул к несчастному страдальцу кувшин с сидром.

— Ты чем-то подавился, парень?

— Э-э… а… нет.

Все к этому моменту уже забыли о еде и как зачарованные следили за переменами во внешности Дункана. К тому времени, когда он сумел выдавить из себя следующее слово, его лицо приобрело уже коричневый оттенок.

— Я… хрр… я хотел попросить твоего согласия, an fhearr Mac Dubh… на брак мистрис Джокасты Камерон со… со…

— С кем? — спросил Джейми, с трудом сдерживая смех. — С губернатором колонии?

— Со мной! — выпалил Дункан, схватил кружку с сидром и спрятал в ней лицо; он явно испытывал примерно те же чувства, которые обуревают человека, только что перебравшегося через бешеную горную реку.

Джейми расхохотался во все горло, что, конечно же, лишь усилило смущение Дункана.

— Мое согласие? А тебе не кажется, Дункан, что моя тетушка уже вполне взрослая девушка? Да и ты тоже, если уж на то пошло, совсем не мальчик.

Дункан задышал немного ровнее, хотя пурпур еще не начал сходить с его щек.

— Я подумал, это было бы правильно, — сдавленным голосом сказал он. — Ну, поскольку ты ведь ее ближайший родственник. — Он нервно сглотнул и немного расслабился. — И… и это было бы как-то нехорошо, Mac Dubh, если вдруг мне достанется то, что должно быть твоим.

Джейми улыбнулся и покачал головой.

— Я не претендую ни на малейшую долю владений моей тетушки, Дункан… и отказался от всего, когда она мне предлагала. Вы поженитесь во время Собрания? Ну, так скажи ей — я обязательно приеду, чтобы сплясать на свадьбе!

Октябрь 1770 года

Роджер, вместе с Клэр и Фергусом, скакал рядом с фургоном. Джейми, не в силах доверить Брианне править экипажем, в котором ехал его внук, настоял на том, чтобы самому держать в руках волоки; Лиззи и Марсела сидели в фургоне, а Брианна — на козлах рядом с отцом.

Роджер, державшийся поближе к ним, слышал обрывки спора, продолжавшегося с тех самых пор, как он явился во Фрезер Ридж.

— Джон, точно, — говорила нахмурившаяся Брианна, глядя на сына, энергично копошившегося под ее шалью. — Но я не знаю, какое это должно быть имя. Первое? А если нет… может, первым именем должен быть Ян? Это ведь тоже «Джон», на гэльском… а мне бы хотелось его так назвать, но не получится ли тут путаницы? Наш Ян, дядя Ян…

— Ну, поскольку ни одного из них тут нет, я думаю, проблем не возникнет, — вмешалась Марсела. Она выглядывала из-за плеча своего приемного отца. — Но разве ты не говорила, что хотела бы дать малышу еще и одно из имен па, а?

— Да, но которое? — Брианна обернулась назад, обращаясь к Марселе. — Не Джеймс, конечно, потому что тут уж точно все запутаются. И мне что-то не слишком нравится Малькольм. Среди Маккензи вроде бы хватает уже Малькольмов… ну, может быть… — Брианна поймала взгляд Роджера и улыбнулась ему. — А как насчет Джереми?

— Джон Джереми Александр Фрезер Маккензи? — Марсела нахмурилась, произнося все эти имена и словно бы пробуя их на вкус.

— Я бы предпочла Джереми, — вставила Клэр. — Это, как-никак, связано с Ветхим Заветом. Джереми, Иеремия. И это ведь одно из твоих имен, правда, Роджер? — Она улыбнулась ему и заставила лошадь приблизиться к фургону, чтобы перекинуться словечком с Брианной.

— Кроме того, если Джереми покажется всем слишком официальным, мы сможем называть его Джемми, — сказала она. — Или это уж слишком похоже на Джейми?

По спине Роджера внезапно пробежал холодок; он вспомнил другого ребенка, которого мать называла Джемми… ребенка, отец которого был светловолос и высок ростом, с такими же зелеными, как у самого Роджера, глазами…

Он подождал, пока Брианна отвернется к своей дорожной сумке, чтобы найти свежую пеленку для малыша, временно доверив суетливого парнишку Лиззи. Он сжал коленями бока своего коня, заставив того подойти поближе к лошади Клэр.

— Не вспоминаешь ли кое-что? — сказал он, понизив голос. — Когда ты впервые приехала навестить меня в Инвернессе, с Брианной… ты перед тем получила мои генеалогические исследования.

— Да? — Клэр внимательно посмотрела на него.

— Это было довольно давно, да ты тогда могла просто и не заметить… — Он колебался, но он должен был знать, если такое вообще было возможно. — Ты мне показала одно место на моем фамильном дереве, где была сделана замена; вспомни, ребенок Джейлис Дункан… он был усыновлен вместо того, который умер, и ему дали то же самое имя.

— Вильям Буклейг Маккензи, — без задержки произнесла она и улыбнулась, увидев удивление Роджера. — Я это генеалогическое дерево изучила вдоль и поперек, — сообщила она довольно сухо. — Я могу назвать практически любое имя.

Роджер глубоко вздохнул, чувствуя, как расслабляются напряженные мышцы его спины и шеи.

— Вот как? Но я хотел спросить… знаешь ли ты имя жены подменыша… моей шесть раз прабабушки? Ее не было в моем фамильном дереве; там только Вильям Буклейг.

Длинные ресницы опустились, скрыв золотистые глаза, губы Клэр поджались.

— Да, знаю, — сказала она и посмотрела на Роджера. — Мораг. Ее звали Мораг Ганн. А что?

Роджер лишь покачал головой, слишком взволнованный, чтобы ответить сразу. Он посмотрел на Брианну; полуголый малыш лежал на ее коленях, мокрая пеленка валялась рядом с ней на сиденье, — и он вспомнил гладкую влажную кожу и отсыревшую одежду маленького мальчика по имени Джемми.

— А их сына звали Джереми, — сказал он наконец, так тихо, что Клэр пришлось наклониться к нему, чтобы расслышать его слова.

— Да — Она удивленно посмотрела на Роджера, потом повернула голову и окинула взглядом извилистую дорогу впереди, терявшуюся между темными елями. — Я спрашивала Джейлис, — внезапно сказала Клэр. — Я спрашивала ее, зачем она это сделала.

— И что она ответила? — Роджер уставился на оленью муху, усевшуюся на его руку, явно не видя ее. — Что она сказала?

— Она сказала — «чтобы изменить ход событий». — Клэр улыбнулась, хотя и довольно сухо. — Не знаю, звучит это для тебя ответом или нет.

Прошло почти тридцать лет с тех пор, как мне довелось видеть ежегодное Собрание в Леохе, тогда приносил клятву клан Маккензи. Колум Маккензи давно умер, и его брат Дугал тоже — да и весь клан вместе с ними. Леох лежал в руинах, а в Шотландии больше не проводились Собрания кланов.

Но здесь сплошь были пледы и волынки, и все оставшиеся в живых шотландские горцы собственной персоной, — среди новых гор, ставшими их собственными; шотландцы, преисполненные все той же бешеной гордости. Макнейлы и Кэмпбеллы, Бакхэны и Линдсеи, Маклеоды и Макдональды; семьи, рабы и слуги, связанные договорами с лэрдами.

Я всматривалась в суету десятков шумных стоянок, надеясь отыскать Джейми, — но вместо него заметила знакомую высокую фигуру, легко передвигавшую длинные ноги и без труда проталкивавшуюся сквозь толпу. Я остановилась и замахала рукой, подзывая его.

— Майерс! Мистер Майерс!

Джон Куинси Майерс увидел меня и, просияв улыбкой, повернул вверх по склону, к нашей стоянке.

— Миссис Клэр! — воскликнул он, срывая с головы свою безобразную шляпу и склоняясь над моей рукой со своей обычной учтивостью. — Вот уж до чего я рад вас видеть!

— Взаимно, взаимно, — заверила его я, улыбаясь. — Я не ожидала вас здесь увидеть.

— О, но я всегда стараюсь приехать на Собрание, — сказал он, выпрямляясь и склоняя надо мной свою сияющую физиономию. — Ну, если, конечно, я к этому времени успеваю спуститься с гор. Тут уж очень хорошее место для продажи всех моих шкур; от каждого лоскутка избавлюсь, даже от самого маленького! Да, а кстати… — Он принялся медленно, методично рыться в содержимом своей большой сумки из оленьей кожи.