– Боже, – прошептала она. – Это правда. Я не могу. Не смогла бы. Даже если бы сопротивлялась… я бы не смогла.

Неожиданно для самой себя она разрыдалась, и напряжение внутри ослабло, тяжесть на сердце пропала. Нет, ее вины в случившемся не было, даже если бы она отчаянно дралась – как сейчас, – то все равно…

– Я бы не смогла, – всхлипывала она, хватая ртом воздух. – Я бы не смогла ему помешать. Я все думала, если бы сопротивлялась, то… это ничего не изменило бы. Он бы все равно со мной это сделал…

Джейми вновь коснулся ее лица – на этот раз легко и трепетно.

– Ты очень отважная, lassie. Ты станешь считать себя трусихой лишь потому, что не рискнула выйти против льва с голыми руками? Здесь то же самое. Не глупи больше.

Она вытерла нос тыльной стороной ладони и громко шмыгнула.

Джейми взял Брианну под локоть, помогая встать. Теперь его сила больше не злила и не пугала – она успокаивала и внушала доверие. Сбитые о каменный пол колени саднило, ноги подгибались, и Брианна послушно пересела на удобную охапку соломы.

– Мог бы просто сказать, – пробурчала она. – Что я ни в чем не виновата.

– Мог, – согласился Джейми. – Но ты бы не поверила, а так сама убедилась.

– Да… наверное.

Невероятная усталость навалилась ей на плечи шерстяным одеялом, но сбрасывать эту тяжесть Брианна уже не хотела. Не в силах пошевелить и пальцем, она сквозь опущенные ресницы смотрела, как отец смачивает в поилке платок, протирает ей лицо и расправляет измятые юбки.

Когда он протянул чашку с сидром, Брианна взяла его за руку. Под теплой кожей прощупывались твердые мышцы.

– А вот ты мог сопротивляться. Но не стал…

– Не стал, – подтвердил он. – Я дал слово в обмен на жизнь твоей матери.

Синие глаза – не лед, не сапфир, а ясная чистая вода – смотрели прямо на нее.

– И ни разу об этом не пожалел.

Обняв Брианну за плечи, Джейми уложил ее на соломенную подстилку.

– Отдохни, a leannan.

Брианна послушно легла, вцепившись при этом в Джейми и вынудив его встать возле нее на колени.

– Это правда – что я никогда не забуду?..

Джейми молча гладил ее по волосам.

– Да, – ответил он наконец. – Хотя со временем это перестанет иметь значение.

– Разве? – Брианна слишком устала, чтобы раздумывать над его словами. Она чувствовала себя невесомой, словно покинула бренное тело и воспарила в небо. – Даже если мне не хватит сил его убить?

Из открытой двери вдруг потянуло холодом; сквозняк развеял теплый туман в загоне, и животные раздраженно засуетились. Пятнистая корова заерзала и жалобно замычала.

Бросив на нее взгляд, Джейми опять повернулся к Брианне.

– Ты очень сильная женщина, a bheanachd[17], – ласково сказал он.

– И вовсе я не сильная. Ты только что это доказал…

– Я о другом… – Джейми задумался, поглаживая ей волосы. – Знаешь, ей было десять, когда умерла мама. Дженни. В день похорон я зашел на кухню и увидел, как она, забравшись коленями на стул, мешает суп. На ней был мамин передник. Она подвернула его и дважды опоясалась. Я видел, что Дженни тоже плакала, у нее все лицо распухло, глаза были красными. Но она посмотрела на меня и сказала: «Джейми, иди вымой руки, я сейчас вам с папой накрою на стол».

Зажмурившись, он сглотнул. А потом снова взглянул на Брианну.

– Так что я прекрасно знаю, какими сильными бывают женщины. И ты, m’annsachd, тоже выдержишь все, что бы ни произошло, уж поверь мне.

Он подошел к корове. Та беспокойно крутилась в тесном стойле, запутывая привязь. Джейми поймал конец веревки и принялся поглаживать телку по пятнистым бокам, что-то ласково бормоча. Брианна заметила, какой хмурый взгляд он бросил на кинжал, лежавший на охапке соломы.

Нет, Джейми вовсе не мясник. Скорее хирург, как ее мать. Брианна, все еще пребывая в том странно-отстраненном состоянии, вдруг поняла, насколько они разные – ее родители – и в то же время как они похожи. Оба удивительным образом сочетали в себе великое сострадание и граничащую с жестокостью решимость.

Однако и в этом они отличались. Клэр, проиграв очередной поединок со смертью, сохраняла бесстрастие; как врач, она должна была жить дальше, если не ради себя, так ради будущих пациентов. Отец же был безжалостен к самому себе – более, чем к кому-либо другому.

Джейми скинул плед и расстегнул рубашку, неторопливо, без лишних движений. Стянул ее через голову, аккуратно сложил в стороне и вернулся на свой пост, готовый помочь многострадальной корове.

Факел высветил белый округлый шрам возле его сердца. Как там: «наготы не открывай»? Джейми, если надо, готов обнажить свою душу – и сделать то же самое с другими, если сочтет необходимым…

Он положил руку у основания коровьего хвоста и что-то примиряюще сказал на гэльском. Брианна почти понимала смысл его слов.

Какой бы исход их не ждал, Джейми Фрейзер не отступит, он будет бороться до конца.


Джейми остановился возле изгороди на склоне. Было уже поздно, он изрядно устал, но мысли не давали ему уснуть. Корова благополучно отелилась, он отнес Брианну в хижину – девушка сладко посапывала на его руках, – а потом вышел, чтобы найти утешение в ночи.

Голень, куда пришелся удар, саднило, на бедре расплывался здоровенный синяк – все-таки для женщины Брианна была на удивление сильна. Ушибы, впрочем, мало тревожили Джейми; он испытывал странную гордость за дочь. С ней все будет хорошо. Обязательно.

Конечно, эта мысль подпитывалась скорее надеждой, нежели уверенностью. Однако бессонница мучила его из-за другого, и потому Джейми чувствовал себя страшным глупцом. Ему казалось, что старые раны давным-давно зажили, что он забыл о них… на деле же вышло по-другому, и его пугало, как близко к поверхности оказались похоронены воспоминания.

Если он хочет обрести сегодня покой, ему придется их извлечь, призвать своих демонов. Ну… он ведь сам говорил дочери, в чем заключается истинная сила. Джейми замер, сжимая перекладину изгороди.

Ночные шорохи утихли, а он все вслушивался в тишину, ожидая, когда опять зазвучит тот голос. Джейми уже много лет его не слышал – и вот сегодня в словах дочери прошелестело полузабытое эхо, и старое пламя ярости опять вскипело в груди.

Лучше шагнуть вперед и встретить противника лицом к лицу, чем ждать удара в спину. Если Джейми не справится со своими собственными демонами, как тогда он поможет Брианне? Он потер синяк на бедре, находя странное утешение в боли.

«От этого мало кто умирает, – сказал он ей. – Я не умер. И ты выживешь».

Голос все медлил, и на мгновение Джейми воспарил духом – быть может, уже прошло достаточно времени, чтобы… и вдруг он вернулся, словно никогда и не замолкал, этот ласковый шепот, хлещущий больнее кнута.

– Сперва это будет нежно… Медленно. Деликатно, точно ты мое дитя… И так долго, что ты забудешь те дни, когда еще не принадлежал мне…

Время остановилось – как останавливалось всякий раз, когда Джейми балансировал на краю застарелого страха. Он ждал, что последует дальше, – знал, и все равно ждал этого.

– А потом, – с любовью продолжил шепот, – я причиню тебе невыносимую боль. А ты будешь умолять, чтобы я не останавливался.

Джейми запрокинул голову к звездам. Он душил в себе ярость, дрожал от собственной беспомощности, стискивал зубы, однако смотрел на немигающее небо, как молитву перечисляя имена звезд и пытаясь затеряться в их бесконечности.

Бетельгейзе. Сириус. Орион. Антарес. Небо огромное, и ты рядом с ним ничто. Пусть шепот льется сквозь него, и воспоминания уйдут, призраком растворятся в темноте.

Плеяды. Кассиопея. Телец. Небеса вечны, а ты мертв – хоть и не утратил прежней силы… Джейми широко развел руки и покрепче ухватился за изгородь. Он тоже силен – достаточно, чтобы забить человека до смерти. Однако этого мало…

С невероятным усилием он разжал пальцы. Сдаваясь, перевернул руки ладонями кверху. И потянулся к звездам. Слова рождались сами собой, Джейми даже не сразу понял, что произносит их вслух:

– …И прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему…

Он дышал медленно и глубоко. Отчаянно искал нужный образ, который положит всему конец.

– И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого…

Он ждал в окружавшей его пустоте. И милость снизошла, он увидел лицо Джека Рэндалла, каким тот был в Эдинбурге: растерянным и потрясенным смертью брата. В душу Джейми белой голубкой спустился еще один божий дар – жалость.

Джейми закрыл глаза, чувствуя, как струится из свежих ран кровь, потому что суккуб вырвал свои когти из его сердца.

Он вздохнул и снова взялся за изгородь; шершавое дерево привычно легло в ладони. Демона больше нет. Джек Рэндалл был всего лишь человеком, самым обычным. Стоило в это поверить – и страхи развеялись, словно дым.

Плечи Джейми поникли, сбрасывая тяжкий груз.

– Покойся с миром, – прошептал он и мертвецу, и самому себе. – Я прощаю тебе грехи.

Ночные звуки вернулись, в лесу пронзительно взвыла дикая кошка, прелые листья зашуршали под ногами, когда Джейми направился к дому. Шкура на окне пропускала золотой отблеск свечи, которую он оставил в надежде, что Клэр скоро придет. Клэр… его спасение.

Не рассказать ли о сегодняшней ночи Брианне? Впрочем, наверное, не стоит. Вряд ли ему удастся облечь в слова испытанную сегодня боль и милость – не говоря уж о том, чтобы поделиться ими с дочерью. Лишь прощение дарует ей покой – но это дело не одного дня.

Возможно, она сама поймет когда-нибудь – вдруг Роджер Уэйкфилд станет для нее таким же спасением. При мысли о чужаке Джейми, как обычно, ощутил приступ ревности, к которой, впрочем, примешалось страстное желание, чтобы тот даровал его дочери то, чего не в силах дать ей сам Джейми. Лишь бы он поскорее объявился и оказался достойным человеком.

Были, впрочем, и другие вопросы, о которых следовало поразмыслить. Джейми медленно спускался по склону, не обращая внимания на ветер, треплющий килт и норовящий забраться под плед и рубашку. Приближалась зима, и Джейми не мог оставить своих женщин на милость одного лишь Иэна. Ему никак нельзя отправляться на поиски Уэйкфилда.

Что, если тот не придет? Ну, тогда есть и другие пути, он в любом случае защитит Брианну и ее ребенка. По крайней мере, теперь его дочери не надо бояться того мерзавца, который ее изнасиловал. Она в полной безопасности. Джейми потер лицо, все еще чувствуя на руках запах крови.

Прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему. А как быть с тем, кто посягнул на близкого тебе человека? Джейми не мог простить его от имени дочери – да и не стал бы прощать. Но если так… может ли тогда он рассчитывать на ответное прощение?

Он получил образование в лучших университетах Парижа, водил дружбу с королями и философами – а сам оставался горцем, воспитанным с твердыми представлениями о чести. Тело воина, разум джентльмена… и душа варвара, для которого священны лишь узы крови, и плевать на все людские и божьи законы.

Да, прощение важно, Брианна должна найти в себе силы простить того мужчину – прежде всего, ради себя самой. А все остальное достанется Джейми.

– Я воздам, говорит Господь, – прошептал он в темноту.

Потом поднял глаза к пылающей звездами громадине неба.

– Черта с два, – с вызовом сказал он. Да, это неблагодарно с его стороны. И может быть, неправильно. Но он не собирается лгать Господу и самому себе.

– Черта с два, – повторил он громче. – Если хочешь меня проклясть за то, что я сделал – значит, так тому и быть. Она моя дочь!

Звезды молчали. Поэтому Джейми кивнул, будто соглашаясь с ними, и стремительно зашагал к дому.

Глава 49

Выбор

Ноябрь 1769 года

Открыв саквояж Дэниэла Роулингса, я уставилась на выложенные рядами пузырьки: зеленые и коричневые с лекарственными травами, золотистые с настойками… Здесь не было нужного мне средства.

Я сняла ткань, прикрывавшую верхний отсек с хирургическими инструментами, и, чувствуя во рту холодный металлический привкус, подняла скальпель с изогнутой ручкой. Прекрасное лезвие, острое и надежное, удобно лежащее в руке и – я покачала его на кончике вытянутого пальца – отлично сбалансированное.

Я опустила скальпель и взяла со стола длинный толстый корень, на котором болтались остатки листьев, вялые и желтые. Корень был всего один. За последние две недели я обыскала чуть ли не весь лес… увы, осень близилась к концу, и я не могла распознать нужные мне растения по одним лишь пожухлым стеблям. И этот-то корень я нашла чудом – в укромном уголке, где с него еще не осыпались характерные ягодки. Синий кохош, это несомненно он.

Вот только одного корня мне мало…

Европейских трав под рукой тоже не было: ни черемицы, ни полыни. Хотя полынь, возможно, удастся раздобыть, на ней ведь настаивают абсент…