– Вообще-то я не собирался, но коль уж обстоятельства изменились, то я, пожалуй, изменю свои планы, – произнес он, потрепав девушку по щеке.

– Вы оказываете мне слишком большую честь, сэр.

Габриэль произнесла это самым серьезным тоном, но в ее глазах мелькнули искорки смеха.

– Ступай, да не забудь нанести визит Катрин, – грубовато велел он. – Даже не знаю, что сказал бы твой отец, узнай он о твоих многочисленных любовных похождениях. Тебе давно пора выйти замуж и иметь детей.

– Если бы я только могла, – проговорила девушка, и смех в ее глазах погас. – Но, похоже, мужчины, которые хотят иметь семью, не находят меня привлекательной.

– Вероятно, ты сама этого не хочешь, – быстро заметил ее крестный отец. – Тебя, судя по всему, больше устраивает жизнь, полная приключений.

– И что это говорит о моем характере? – осведомилась девушка, покачав головой.

– Уверен, что ты сама можешь догадаться.

Талейран проводил ее, заметив про себя, что графиня де Бокер – одна из тех женщин, которым самой судьбой уготовано множество перемен в жизни. Ей дано познать великую страсть и страшное горе. И во многом графине можно было позавидовать. Она всегда ходила по самому краю пропасти, не знала, что такое тихий уют домашнего очага, испытала такие взлеты и падения, о которых обыватели и не представляли. Но за такую жизнь надо платить, и Габриэль было об этом известно. Ей было всего двадцать пять, а она уже так много потеряла.

Княгиня де Талейран была в своем будуаре. Катрин вышла замуж за Талейрана пять лет назад, этот мезальянс просто шокировал светское общество. Талейран, потомок одной из самых знатных и древних фамилий, женился на женщине непонятного происхождения, которая в течение четырех лёт была его любовницей! К тому же о ней было известно, что она становилась любовницей каждого, кто этого хотел. Это было невыносимо!

Ко всему прочему Катрин была просто глупа. Она не умела поддержать разговор, была далеко не молода, хотя лицо ее еще сохранило остатки былой красоты. Нет, положительно она была неподходящей парой блистательному министру иностранных дел!

У Габриэль были свои соображения на этот счет. Она полагала, что Талейран женился на своей любовнице просто потому, что этот брак его ни к чему не обязывал. Как отлученный от церкви епископ, он презирал религию, и, как истинный аристократ, он не мог не презирать буржуазную мораль. Поэтому когда Наполеон проводил одну из очередных «чисток» французского двора, требуя, чтобы все любовные связи были узаконены, Талейран подчинился требованию императора. В конце концов, это ничего не меняло.

Катрин радостно приветствовала Габриэль, и при этом у нее был такой вид, будто графиня вернулась из модного магазина, куда ушла полчаса назад, а не из продолжительной поездки в Англию.

– Дорогая, как ты хорошо выглядишь! – Катрин подставила свою напудренную и нарумяненную щеку для поцелуя. – Ты уже видела князя? – осведомилась она.

– Только что, – ответила Габриэль. – Он сказал мне, что будет обедать дома.

Катрин поморщилась:

– Какая досада! Я должна обедать у Бонвиллей и не могу отказаться. Тебе придется развлекать его за меня!

Габриэль спрятала улыбку. Способность Катрин развлечь своего мужа где бы то ни было, кроме спальни, вызывала большие сомнения.

– Знаешь, у меня есть кусок шелка цвета соломы, – проговорила Катрин, разглядывая Габриэль. – Мне этот цвет не идет, а тебе будет к лицу, ma chere[9]. Клотильда сошьет тебе что-нибудь. Где-то у меня был модный журнал, а в нем – чудное утреннее платье. Погоди-ка, где же он?

Она принялась перебирать гору журналов на столике, принадлежащем в былые времена Людовику XV. Столик был украшен мрамором.

– Ах, вот он где!

Габриэль послушно посмотрела журнал. Катрин предпочитала яркие, цветастые платья, подчеркивающие ее фигуру. А множество оборочек и рюшей на утреннем платье, изображенном в журнале, были вовсе не в стиле Габриэль. Несмотря на это, она восхищенно воскликнула, рассматривая модель, и пообещала взять шелк.

Выполнив светские обязанности, графиня отправилась в свои покои, расположенные в другом конце дома. Она намеревалась отдохнуть и прийти в себя после долгой тряски в карете.

Натаниэлю было легче: он ехал верхом рядом с экипажем. А ей с Джейком пришлось трястись на всех ухабах отвратительной дороги. Ребенок требовал постоянного внимания и не реагировал на попытки графини отвлечь его. Непривычная пища и необходимость постоянного движения сделали свое дело – мальчик чувствовал себя почти так же плохо, как на шхуне. Когда Джейк не спал, он все время жалобно стонал. К полудню первого дня путешествия у Габриэль невыносимо разболелась голова, и Натаниэль, взглянув на ее измученное лицо и запавшие глаза, взял Джейка и усадил перед собой на седле, чтобы девушка могла хоть немного поспать.

Судя по тому облегчению, которое явно испытал Прайд, отдавая ребенка Габриэль, его затея не имела большого успеха. Джейк всё время ныл, что он хочет домой, к няне и Примми, что ему нужен Недди, что он хочет молока и хлеба без хрустящей корочки. Он постоянно просился пописать, и Натаниэлю так и не удалось развлечь его.

Прайд отдал сына графине, сказав, что теперь настала очередь для его головной боли.

Однако когда они достигли предместий Парижа и их карета стала пробираться по узким улочкам, Джейк оживился, Он ни разу не был в большом городе и смотрел на все широко распахнутыми глазами, вдыхая запахи и слушая шум незнакомого места. Мальчик тут же забыл о своем недомогании и забросал Габриэль множеством вопросов, которые, принимая во внимание усталость девушки, досаждали ей не меньше его жалоб.

Габриэль лежала в большой ванне, стоявшей у огня. Она закрыла глаза, все ее тело наполнилось блаженством. Интересно, что сейчас делали Натаниэль и Джейк? Она готова была биться об заклад, что они уж точно не отдыхают сейчас в теплой ванне возле пылающего огня.


Натаниэль велел кучеру ехать на цветочный базар в Сите, недалеко от собора Парижской Богоматери. Там он спешился и забрал сына из кареты.

– Здесь мы попрощаемся, – заявил он.

– Но куда же вы поедете? – удивленно спросила Габриэль. Она не ожидала, что они расстанутся так внезапно.

– С тобой свяжутся, – сказал Прайд. – Ты получишь весточку на улицу д'Анжу.

– Когда?

– Когда придет время.

Лорд говорил непререкаемым тоном, а глаза уже внимательно оглядывали рынок. Габриэль поняла, что происходит. Она знала, что ей это напоминает.

– Очень хорошо, – спокойно согласилась девушка. Затем графиня наклонилась к окну, подозвала Джейка и заговорщицки зашептала:

– Джейк, тебя с папой ждет большое приключение. Ты должен ему помогать: не говори ни слова, пока он не обратится к тебе, Никто ничего не должен знать о нас, откуда мы приехали, – словом, вообще ничего. Это очень большой секрет, и этот секрет – наш. Хорошо?

Мальчик изумленно посмотрел на нее. Он уже привык к тому, что Габриэль и его отец говорят во время путешествия только по-французски. Правда, он не понимал, о чем они говорят, но всегда мог определить, в каком они настроении. Ребенок уже почти перестал всему удивляться, как вдруг слова Габриэль снова поразили его.

– А куда поедешь ты?

– Это тоже секрет, – прошептала она в ответ.

Джейк немного подумал, а затем кивнул:

– Мы притворимся невидимками. Как будто нас никто не видит, мы ходим по улицам, а никто об этом не знает, зато мы все видим и слышим, а они нас не слышат.

– Кроме того времени, когда вы с папой останетесь вдвоем, – заметила Габриэль.

Глаза Джейка загорелись:

– Тогда мы сможем говорить, как обычно. Когда никто не будет нас слушать.

– Совершенно верно.

– Нам пора идти, – проговорил Натаниэль.

В голосе Прайда слышалась тревога. Он подвел сына поближе к карете, чтобы графиня могла поцеловать его. Затем они пошли прочь, и вскоре затерялись в рыночной толпе.

Кучер, уже получивший указания, взмахнул кнутом, и экипаж поехал на улицу д'Анжу. Там Габриэль расплатилась с кучером и мальчиком-форейтором, которые сопровождали карету на пути из Нейи в Париж.

Как долго придется ей ждать весточки Натаниэля? Джейк явно помешает всем тайным планам лорда Прайда… касающимся, как он говорил, какого-то агента в Тулузе. Может быть, в этом случае он позволит ей работать в одиночку?


В темной комнатушке в задней части небольшого каменного дома, расположенного на улице Будэ острова Сен-Луи, сидели за столом трое. Сальные свечи тускло освещали заляпанный пятнами стол и остатки еды – чесночную колбасу и сыр.

Джейк послюнявил палец и лениво собирал им со стола крошки, беспрестанно зевая. Мальчик устал. Поначалу он очень радовался тому, что они приехали в этот маленький смешной домик. Здесь было много детей, которые, увидев его, стали подталкивать друг друга локтями и хихикать. Какой-то мальчик сунул ему в руку кусок пирога, и их страшно развеселило, когда Джейк откусил огромный кусок. Джейку хотелось поиграть с детьми, но папа не разрешил, сказав, что сегодня нельзя. А затем отец повел его наверх, в маленькую комнату под крышей.

Но теперь прелесть новизны была утрачена. Папа дал ему хлеба и кусок этой ужасной колбасы, но он был не настолько голоден, чтобы есть ее. Мальчику хотелось еще пирога и молока от их коричневых коров. И чтобы молоко было налито в его большую фарфоровую кружку с нарисованными на ней кроликами.

Папа тихо разговаривал с двумя дядями по-французски. В комнате пахло сальными свечами, чесноком и древностью. В углу чадила жаровня, согревая воздух. Впрочем, от нее стало совсем душно, и мальчику все больше хотелось спать. Он уронил голову на сложенные перед собой руки и закрыл глаза.

Натаниэль озабоченно посмотрел на сына. Ребенок должен быть в постели в такое время. Впрочем, этой ночью им придется спать в одной кровати, и кровать эта будет расположена в другом доме, до которого еще надо добраться. Джейка нельзя будет оставить там одного, но и спать за столом мальчик не должен.

Лорд Прайд встал из-за стола и взял сына на руки. Джейк удивленно приоткрыл глаза, посмотрел на отца и снова уснул, а Прайд присел на стул, пристроив мальчика у себя на коленях. Джейк сунул, в рот большой палец и стал похож на маленького щенка. Натаниэль попытался вынуть палец у него изо рта, но ребенок стал яростно сопротивляться.

– Вот бедняга, – сочувственно произнес один из мужчин. – Он так устал!

– Да, – согласился Прайд, но тут же вновь вернулся к теме их разговора. – Один из вас должен направиться в Тулузу и узнать, что происходит с Седьмым. Я не имел от него никаких известий уже несколько недель. Если бы его схватили, то мы бы уже узнали об этом. Я собирался поехать туда сам, с женщиной, но обстоятельства…

– Я поеду, – сказал один из его собеседников.

– Спасибо, Лукас.

Натаниэль благодарно кивнул бородатому мужчине, сидящему за противоположным концом стола. Осторожно, чтобы не потревожить спящего ребенка, он наполнил свой стакан и подтолкнул бутылку своим сотрапезникам.

– А как вы собираетесь использовать эту женщину? – спросил второй человек. Затем он сделал большой глоток и вытер рот ладонью. – Не могу сказать, что я умею работать с двойными агентами.

Человек усмехнулся, и стало видно, что у него во рту не хватает двух передних зубов.

– Не беспокойтесь, я буду держать ее подальше от вас.

Сказав это, Натаниэль отпил вина и отрезал кусок колбасы. Затем он продолжил:

– Мы организуем канал связи, и вы будете передавать ей сообщения, которые, по нашему мнению, она должна получать. Я хочу выявить их людей в Англии. Ей сообщат, где она сможет встретиться с нашими агентами. Ясное дело, Фуше не откажется от возможности все выяснить… и направит туда соглядатаев. Тогда мы и схватим их.

– И, конечно, информация, которую мы будем ей поставлять…

– Разумеется, она не будет важной, – прервал его Натаниэль. – И вы не будете сообщать ей ничего, не посоветовавшись.

– D'accord[10]. – Мужчины осушили свои стаканы до дна и поднялись. – Вы остановитесь у Фармье?

– Пока да. Там Джейк будет в безопасности. Никто не обратит внимания еще на одного ребенка среди их многочисленных отпрысков.

Натаниэль подождал, пока его собеседники намотали на шею шарфы, завернулись в плащи и исчезли в ночной тьме. Пламя свечи затрепетало на сквозняке, когда они приоткрыли дверь. Джейк пошевелился и пробормотал что-то.

Прайд встал и задул все свечи, кроме одной. Прижимая ребенка к себе одной рукой, в другой он держал свечу и, освещая себе путь, вышел из комнаты. В маленьком коридорчике он нажал на один из камней, из которых была выложена стена, и тотчас ничем не приметная плита, находящаяся сбоку, сдвинулась в сторону. Через комнатенку, которая ничем не отличалась от той, из которой он только что вышел, Натаниэль прошел в соседний дом. Таким образом, он миновал почти половину улицы Будэ, пока не очутился в той самой комнате, где ему предстояло ночевать. У противоположной к двери стены стояла узкая кровать, под окном, выходящим на задний двор, примостился хлипкий столик.