Эмилия Остен - Бархатная маска

Лаис хотелось завыть на луну, да только вот незадача – сейчас новолуние.

Она просидела у окна еще два часа, прежде чем появился Фламбар. Он спокойно спешился, взял Апреля под уздцы и повел к конюшням. Жив и здоров. Лаис вначале вздохнула с облегчением, а потом разозлилась. В основном на себя: за глупое беспокойство.

Выждав с полчаса, она позвонила и велела позвать Фламбара. Тот явился через некоторое время. Успел переодеться, отметила Лаис: камзол с серебряными пуговицами Энджел обычно носил дома.

– Добрый вечер, миледи.

– Добрый вечер, Энджел. Не будете ли вы так любезны рассказать, куда исчезли сегодня? – голос ее едва не сорвался, но Лаис все же совладала с волнением.

Он пожал плечами, испросил разрешения сесть и устроился в кресле. Выглядел Фламбар необычно: глаза блестят, на щеках румянец, губы изогнуты в ухмылке.

– Вчера один джентльмен, лорд Фидж, оказал мне огромную любезность и осчастливил своеобразным приглашением. Я человек маленький, миледи, и потому не нашел в себе ни сил, ни желания отказывать. Лорд Фидж был столь милым, что мне не пришлось заботиться об обстоятельствах нашей встречи…

– Перестаньте плести кружева! – перебила его Лаис. – Говорите прямо. Вас вызвали на дуэль?

– Вы весьма проницательны, миледи. Да, лорд Фидж вызвал меня на бой за внимание леди Фитчетт.

Лаис негромко застонала. Кассандру точно следует убить – хотя бы за то, что она допускает до себя подобных пустоголовых поклонников.

– Но он…

– Он имел право, – мягко заметил Энджел. – Хоть я и не принадлежу к аристократии, являюсь тем не менее слугой привилегированного ранга. Потому и говорю, что лорд Фидж оказал мне честь.

– Надеюсь, вы его не убили, – заволновалась Лаис.

– Ну что вы, миледи. – Фламбар, похоже, оскорбился. – Разумеется, нет. Если бы учитель фехтования из Джиллейн-Вэлли прикончил одного из уважаемых в лестерширском обществе джентльменов, как сильно это повредило бы вашей и моей репутации? К тому же лорд Фидж совсем неважно фехтует. Мы обошлись без крови, а когда разобрались в вопросах, ответах и ошибках, лорд оказался столь любезен, что пригласил меня отметить наше примирение. Так что мы немного посидели в трактире в Лестере. Это чудесное мужское занятие – трактир.

Лаис не смогла сдержать улыбку.

– Вы так забавно об этом рассказываете, будто речь не шла о жизни и смерти.

– Она и не шла, – резко произнес Фламбар. – Лорд Фидж мне не противник, это я выяснил сразу. Убивать его было бы глупостью. Унижать – тем более. Сейчас он отправился домой в полной уверенности, что одержал победу в нашем поединке. Лучшего нельзя и желать.

Лаис склонила голову набок, задумчиво глядя на Энджела. Теперь, когда он здесь и первоочередные вопросы выяснены, жгучее любопытство вернулось, а вместе с ним – желание знать, что будет дальше. Хоть к деревенской гадалке иди!

– Удивительное воспитание вы получили, мистер Фламбар!

– Ничего удивительного. – Он устроился в кресле поудобнее и еле заметно поморщился: видимо, рана все еще беспокоила Энджела. – Мой отец научил меня быть мужчиной. Моя мать научила меня быть милосердным. Ну, а жизнь научила смотреть на людей пристальнее, чем это делают обычно.

– Часто люди себя этим не утруждают.

– Именно поэтому вокруг полно дураков, пустозвонов и женоподобных бездельников, – припечатал Фламбар. Ого! Неужели маленькая вечеринка с лордом Фиджем так его разозлила? – К счастью, люди чести еще не выродились окончательно, хотя их число с каждым годом уменьшается.

– Вы сегодня что-то не в духе, Энджел.

– Прошу прощения, миледи. Вы хотели, чтобы я вам помог?

– Да. Споем вместе, если вы не возражаете.

– Почту за честь.

Перекладывая ноты, Лаис с раздражением подумала, что если эта игра в прятки с самой собой продолжится еще некоторое время, она точно сойдет с ума. Или отправится к гадалке.

Дожди начались внезапно и зарядили без перерыва, погрузив округу в унылую тоску, так что тренировки на воздухе пришлось временно переместить в небольшой зал на первом этаже Джиллейн-Холла. После обеда, проходя иногда мимо, Лаис слышала звон шпаг, ехидные комментарии месье Венара, пересыпанные французскими словечками, звонкий голос Джерри и сдержанные замечания Фламбара. Жизнь снова вошла в определенную колею, хотя воздух казался пронизанным дыханием грозы. Лаис не могла объяснить даже самой себе этого тревожного ощущения. Обычно подобное беспокойство она ощущала перед бурей, когда грозовая туча медленно растет над горизонтом, превращая голубое небо в грозно-фиолетовое, и порывами налетает ветер, поднимая пыль и срывая с деревьев сухие веточки. Лаис любила летние грозы, хотя и слегка побаивалась их: в буйстве стихий крылось особое очарование. А вот нудные осенние дожди не доставляли удовольствия графине Джиллейн. Воздух сделался холодным и сырым, приходилось постоянно кутаться в шаль. Окна закрыли, и из давно облетевшего сада не доносился запах цветов.

Скорее бы зима, думала Лаис. Может быть, повезет и снег в этом году ляжет рано и продержится дольше, чем осенние дожди. А затем придет весна, все вновь расцветет, и можно будет сидеть в саду на скамье под увитой плющом аркой и читать книги. Лето всегда возвращается, только нужно немного переждать.

Иногда вечерами Фламбар рассказывал Тамине и Джерри про дальние страны, где тепло круглый год и почти всегда светит солнце; Лаис слушала, устроившись у камина, потирала озябшие руки. Как много она бы отдала, чтобы Роберт согрел их своими пальцами, своим дыханием. С мужем Лаис никогда не бывало холодно. Стоило прижаться к нему – и его тепло текло в ее жилы, жизнь становилась гораздо веселее, зима отодвигалась и больше не имела власти. Ровное же отношение Энджела заставляло Лаис мерзнуть. Он не сделал ни единого шага навстречу, а заговорить с ним – и решить, стоит ли вообще заговаривать, – Лаис так и не смогла.

Они часто ездили вместе в театр в Лестере: Рождество неотвратимо приближалось, и репетиции шли одна за другой. Лаис нравилось то, что получалось в итоге. Эшли оказался талантливым постановщиком, музыка Касболда, несмотря на неприятное, но быстро забывшееся происшествие с арией Энея, по-прежнему завораживала, а участники спектакля вдохновлялись все больше и больше. Осенний сезон уже оказался весьма нескучен; за чаем в гостиных и на приемах в бальных залах только и разговоров было, что о готовящейся мистерии. Ее участники сделались героями, их расспрашивали, пытаясь узнать подробности, однако по просьбе лорда Эшли все, кто имел отношение к постановке, вступили в заговор молчания. Лаис лишь многозначительно улыбалась, когда ее осаждали вопросами друзья.

Наступил ноябрь, плавно потек и докатился почти до середины, когда Лаис стала свидетельницей загадочного происшествия.

В тот день она отправилась в Лестер рано, чтобы успеть вернуться к обеду. Фламбар, как обычно, сопровождал графиню; он устроился на сиденье напротив, шуршал листами бумаги и что-то мурлыкал себе под нос: учил слова. Лаис украдкой наблюдала за ним, скользила осторожным взглядом по чертам его лица, по рукам, державшим ноты. Какая же огромная пропасть разделяет ее и Энджела! Построить мост не удастся, и даже мечты об этом постепенно превращались в прах.

Дождь, к счастью, ненадолго прекратился; стоял сумрачный промозглый день, а небо по-прежнему было затянуто тучами, что не предвещало ничего хорошего. Черные скелеты деревьев возникали из тумана, чтобы тут же снова кануть в небытие. Кучер напевал деревенскую песенку, и некоторые слова доносились до слуха Лаис; напев оказался унылым и сонным. Как только лошади не спят на ходу, раздраженно подумала графиня. Она вздохнула и взяла свои ноты тоже. Энджел поднял голову.

– Как вам удается разбираться в музыке так легко? – спросила Лаис.

Фламбар пожал плечами.

– Музыка всегда была неотъемлемой частью моего мира. Скорее мне непонятно, как можно не понимать ее, не слышать ее звучание во всех вещах на свете.

– Временами вы кажетесь очень романтичным, Энджел, – вырвалось у Лаис.

Он мгновенно замкнулся.

– Разве? А я-то считал, что преодолел романтический возраст много лет назад.

– Для себя самого – возможно.

– Вы считаете меня романтиком, миледи? – Он, казалось, искренне удивился.

– Как ни странно, да. В вас временами проскальзывает нечто авантюрное и… не знаю, как объяснить. – Лаис помолчала, подбирая слова. – Может быть, для вас это ничего и не значит, однако со стороны вы можете произвести впечатление весьма романтичного персонажа.

– Шпага в зубы и на абордаж? – Энджел отложил ноты и скрестил руки на груди. Лаис уже научилась определять эту его позу как готовность к длительному разговору. Не откровенному, но длительному. – Вы правы. Когда-то я был таким. С тех пор утекло много воды, и я изменился. Так что это не более чем иллюзия, отзвук давних дней.

– Не лукавите сами с собой? – прищурилась Лаис.

Фламбар удивленно моргнул.

– Считаете, что я себя обманываю?

– Временами мне так кажется. Вы спрятались в своей замкнутости, словно моллюск в раковине, и очень редко приоткрываете створки.

Он невесело засмеялся. Настолько невесело, что Лаис почувствовала горечь на своих губах. Она покачала головой и плотнее закуталась в накидку: по карете гулял сквозняк. Наверное, стоит заказать новую.

– Почему я так интересен вам, миледи?

Откровенный ответ Лаис дать не могла. Пришлось удовольствоваться полуправдой:

– Я люблю головоломки.

– О! – судя по выражению лица, Фламбар тщательно подыскивал вежливый ответ. В итоге не нашел и ограничился коротким: – Забавно.

– Не настолько, как мне, – буркнула Лаис, и разговор прервался.

Через некоторое время карета въехала в Лестер, и Лаис подняла глаза, чтобы еще взглянуть на Фламбара. Энджел задумчиво смотрел в окно. Нет, эту головоломку Лаис, похоже, не сложить: слишком нелюдимым оказался фехтовальщик, слишком замкнутым в себе. Если у него есть тайны, пусть хранит их до самой смерти, а она, Лаис, больше не станет в них лезть. Никогда. Все попытки разговорить Фламбара разбиваются о каменную стену молчания либо словесных уверток. Никакой возможности что-то выяснить. Ну и пускай.

В тот самый момент, когда Лаис сердито уговаривала себя, что сможет прожить и в такой неясной ситуации – ведь неизвестно, сколько Энджел еще проведет в ее доме, скорее всего, не один месяц, а может быть, и годы, так что надо привыкнуть, – произошло нечто из ряда вон выходящее. Глядевший в окно Фламбар дернулся, разом растеряв свою кошачью неторопливость, и побледнел так резко, что кожа стала почти серой. Экипаж притормозил на углу, и Фламбар, не заботясь о том, что рискует переломать ноги, распахнул дверцу кареты и выпрыгнул на улицу. Лаис невольно вскрикнула, и экипаж остановился: видимо, кучер обернулся, увидел распахнутую дверцу и оценил ситуацию. Не понимая, что происходит, графиня встала и высунулась из открытой двери, взглядом ища Фламбара.

Она увидела, как Энджел догоняет идущую по улице женщину в темном платье и простом суконном плаще; Лаис не видела ее лица, только светлые волосы, выбившиеся из-под шляпки. Фламбар догнал горожанку и схватил за плечо, та в испуге отшатнулась, и Энджел, тут же разжав пальцы, отступил на шаг назад. Лаис увидела, как он глубоко поклонился женщине, что-то сказал, поклонился еще раз. Горожанка нервно поправила шляпку, кивнула и отправилась своей дорогой, а Фламбар побрел обратно.

Он шел очень медленно. Лаис хотела встретить его вопросительной и даже возмущенной фразой, однако вовремя прикусила язык. Лицо Фламбара сохраняло мертвенный оттенок, глаза были совершенно дикими. Он кивнул кучеру, подождал, пока Лаис вновь сядет на место, и забрался в карету сам. Дверца захлопнулась, кучер свистнул, копыта лошадей снова застучали по мостовой. Энджел привалился к спинке сиденья и прикрыл глаза.

– Вам нехорошо? – осторожно спросила Лаис.

– Простите за это маленькое происшествие. – Вопрос он проигнорировал. – Не хотел вас пугать.

– Я вовсе не испугалась, – возразила графиня. – Вернее, испугалась, но за вас.

– Всего лишь ошибка, – глухо произнес Фламбар. – Мне показалось, что это… одна моя знакомая.

– Каждый может ошибиться, – успокаивающе сказала Лаис.

– Не так. Моей знакомой здесь быть не может. А я, дурак… – Энджел не договорил и безнадежно махнул рукой.

– Вы… не хотели бы мне рассказать? – Вот теперь она совершенно определенно ходит по тонкому льду. – Может, стало бы легче.

Он остро сверкнул взглядом и покачал головой.

– Когда-нибудь. Возможно. Не теперь.

Лаис пожала плечами.

Ей, в общем-то, все было ясно. В жизни Энджела существовала какая-то женщина, которую он любит или любил – чего уж яснее. По каким-то причинам он не может оставаться с нею вместе. Возможно, она – знатная дама, вроде самой Лаис. Ей ли не знать, как сильны сословные предрассудки! Да она третий месяц с ума сходит, пытаясь придумать выход, который бы спас ее от бессонницы и бесконечных размышлений о недостижимом! Энджел, похоже, занимается тем же самым. Только вот в его сердце Лаис нет места. А та, другая… кто она? И есть ли она? Или это очередной призрак, который Лаис для Энджела придумала?