Джослин бросил свою щетку.

— Мне пора приниматься за дело, — сказал он мрачно и зашагал прочь.

Поражённая Аликс перестала орудовать скребницей. Ни за что в жизни она не хотела бы обидеть Джослина. Он был единственным, с кем можно было говорить, петь и…

— Когда покончишь с этим, можешь притащить мне воды из ручья, — раздался за спиной Аликс визгливый голос, прервавший ее размышления.

Нарочито медленно она повернулась к Бланш. Сколько бы она ни бранила Рейна за высокомерие, в самой Аликс было очень сильно развито чувство сословной гордыни. Эта женщина, неряшливо одетая, с грубым голосом и простонародной речью, выдающими отсутствие всякого образования, явно не могла принадлежать к сословию Аликс. Поэтому, не обращая на нее внимания, она опять занялась лошадью.

— Мальчишка! — требовательно окликнула ее Бланш. — Слышишь, что я тебе сказала?

— Да, я тебя слышал, — намеренно понижая голос, ответила Аликс. — И думаю, что половина лагеря тебя слышала тоже.

— Считаешь, я тебе не ровня, да? Ишь, как чисто одет и манеры деликатные. Ты с ним целый день, но не воображай, что теперь оно так и будет.

Презрительно усмехаясь, Аликс продолжала трудиться.

— Ступай по своим делам, женщина. Мне с тобой говорить не о чем.

Схватив Аликс за руку, Бланш развернула ее к себе:

— Я до сих пор прислуживала Рейну и носила ему еду, а теперь он приказывает приготовить для тебя постель в его шатре. Это что же ты за мальчик такой?

До Аликс не сразу дошел смысл намека, а когда она наконец все поняла, ее глаза вспыхнули фиолетовым огнем.

— Если бы ты хоть чуть разбиралась в традициях знати, ты бы знала, что каждому лорду полагается иметь оруженосца. И я исполняю его обязанности.

Бланш, желая очевидно, и себя выдать за благородную леди, попыталась горделиво выпрямиться.

— О чем речь! — огрызнулась она. — Все я знаю об этих оруженосцах. Но ты запомни, — прибавила она угрожающе, — Рейн Монтгомери — мой! Я ухаживаю по-всякому, как его леди. — И, сказав это, она повернулась и пошла прочь.

— «Леди»! — пробормотала Аликс, с удвоенной энергией принимаясь за лошадь. Что может знать о том, как ведут себя леди, эта потаскушка?

Со злости Аликс совершенно забыла о времени, пока не услышала голос Рейна.

— Юноша, — сказал он так неожиданно, что она вздрогнула. — С лошадкой-то можно было и поскорее управиться. У нас еще достаточно работы.

— Еще? — прошептала Аликс, и взгляд ее стал таким печальным, что Рейн улыбнулся и в глазах у него зажглись озорные огоньки. Аликс выпрямилась. Она, кажется, не давала ему повода снова насмехаться над ней.

Отложив скребницу в сторону и шепотом напев в ухо жеребца одну из своих мелодий, Аликс пошла в лагерь за Рейном, а тот прямиком направился к группе бродяг, сгрудившихся около костра. По сравнению с Рейном, с его горделивой осанкой и благородными манерами, они выглядели еще грязнее и ничтожнее, чем были на самом деле.

— Эй, вы трое, — сказал Рейн рокочущим баром. — Вы первые заступаете на пост.

— Не собираюсь отправляться в чащу, — сказал один из них и повернулся, чтобы уйти.

Схватив его одной рукой, Рейн поддал ему коленкой под зад, но так, что тот полетел кубарем.

— Хочешь есть — трудись, — сказал он голосом, не терпящим возражения. — Заступайте на дежурство. Позже я проверю вас, и, если окажется, что кто-нибудь спит, это будет последний сон в его жизни.

Выражение лица стало мрачно угрожающим, Рейн молча глядел, как они покидают лагерь, дуясь, словно маленькие дети.

— Вот они, твои друзья, — сказал он вполголоса, тоже собираясь уйти.

— Но они мне не друзья! — огрызнулась она.

— Пагнел тоже никогда не был моим другом! — отпарировал Рейн.

Остолбенев, она уперлась взглядом в его широкую спину. Да, он прав. Аликс не имела права ненавидеть его за то, что сделал другой человек.

— Бланш! — рявкнул Рейн. — Еду!

Тут Аликс изо всех сил припустила за ним: она очень проголодалась. В палатке Бланш разложил перед ними куски жареной свинины, хлеб, сыр, поста вила кубки с горячим вином. И Аликс жадно набросилась на пищу.

— Вот так, парень! — засмеялся Рейн и так хлопнул ее по спине, что она едва не подавилась. — С таким аппетитом ты скоро прибавишь в весе.

— Но если вы будете заставлять меня работать. как сегодня, то через неделю я умру! — с трудом произнесла Аликс, пытаясь откашляться от застрявшего в горле куска свинины и делая вид, что не намечает смеха Рейна.

Покончив с трапезой, Аликс с вожделением взглянула на соломенный тюфяк у стенки шатра. «Отдохнуть бы, — подумала она, — просто лечь и, не двигаясь, полежать несколько часов — вот бы рай земной!..»

— Еще рано, мальчик, — сказал Рейн, схватив ее за руку и заставляя встать. — До сна еще немного надо поработать. Нужно проверить сторожевые посты, капканы, и не мешало бы нам обоим выкупаться.

Последнее заявление испугало ее настолько, что с нее сразу слетел сон.

— Выкупаться! — поперхнулась она. — Нет, только не я.

— Когда я был в твоем возрасте, меня тоже насильно загоняли в баню. Однажды мой старший брат помыл меня скребницей, которой чистят лошадей.

— Разве мог кто-нибудь заставить вас что-то сделать? — спросила она недоверчиво.

Этот вопрос, кажется, задел самолюбие Рейна.

— Ну, вообще-то говоря, их было двое… и оба — старшие братья… впрочем, я Гевину все равно подбил глаз… А теперь пора двигаться. Нас ждет работа.

Аликс неохотно последовала за ним, но, как ни старалась, сил в ногах не прибавлялось. Полумертвая от усталости, она шла за Рейном через лес, натыкаясь на деревья, спотыкаясь о камни. Он обходил лагерь по границам, желая удостовериться, что сторожа на своих местах и бодрствуют, а попутно извлекал из капканов кроликов и зайцев. Поначалу Рейн пытался разговорить ее, объясняя, что и зачем делает, и, в частности, бросив камень, пояснил, что таким образом проверяет бдительность караула. Однако, немного погодя, внимательно всмотревшись в нее при свете луны и убедившись, что Аликс находится на пределе сил, Рейн замолчал.

Около ручья, протекавшего за лагерем, Рейн попросил Аликс просто посидеть и подождать, пока он выкупается. Полусонная Аликс прилегла на берегу, Подперев голову рукой, и стала с вялым интересом наблюдать, как Рейн сбросил с себя одежду и вошел в ледяную воду. Лунный свет серебрил его тело, ласкал мускулы, гладил бедра, любовно заигрывал с великолепными руками. Упершись в землю локтями, Аликс, не смущаясь, в упор рассматривала его. Всю жизнь она посвятила музыке. В то время как другие девушки флиртовали около городского источника с юношами, Аликс сочиняла печальную музыку на четыре голоса. Когда ее подружки венчались, она была регентом в церкви и руководила хором мальчиков. Ей никогда не хватало времени просто поболтать с молодыми людьми, получше узнать их, да и, собственно говоря, они ее мало интересовали. И вообще, она была настолько занята, что ей было не до них.

Теперь же, впервые в жизни, наблюдая за голым купающимся мужчиной, она почувствовала, как ее волнует… а что, собственно, ее волнует? Конечно, Аликс знала о соитии, ей приходилось слышать рассказы молоденьких женщин, только что вышедших замуж, однако она никогда не интересовалась самим процессом. Стоящий перед ней мужчина, возвышающийся над водой подобно мифическому кентавру, разбудил в ней чувства, о которых она и не подозревала.

«Это похоть, — решила Аликс, не двигаясь с места. — Самая откровенная похоть». Ей хотелось, чтобы Рейн касался ее, целовал, лег рядом и чтобы она тоже могла его касаться. Вспомнив о своих ощущениях, когда она сидела верхом на спине Рейна, Аликс снова почувствовала какой-то зуд, ее ноги опять налились жизненной силой, даже ступням стало тепло.

Когда он вышел из воды и приблизился к Аликс, она едва удержалась от того, чтобы не протянуть к нему руки.

— Ну и разморило тебя, — вытираясь, заметил Рейн. — Ты уверен, что не хочешь выкупаться?

Сил у Аликс хватило только на то, чтобы водить глазами из тряпкой, которой он вытирался, да едва заметно покачать головой.

— Хочу тебя предупредить, парень, что скоро от тебя начнет скверно пахнуть и я не смогу быть с тобой в одном шатре. Тогда придется мне самому искупать тебя, но это будет суровая помывка.

Широко открыв глаза, Аликс взглянула на Рейна, и у нее перехватило дыхание. Она представила себе, как ее будет купать это земное божество.

— С тобой все в порядке, мальчик? — участливо спросил Рейн, опускаясь рядом с ней на колени и хмурясь при виде необычного выражения ее лица.

«Мальчик! — досадливо поморщилась она. — Ведь он считает, что я мальчик. А если признаться, что я девушка? Но он отпрыск знатного рода, а я всего лишь дочь бедного стряпчего…»

— Разве тебе не холодно? — наобум спросила Аликс, откатываясь от него. Она встала подальше и отвернулась, чтобы не видеть, как он одевается.

Как только он был готов, Аликс молча последовала за ним в лагерь. Она тут же повалилась на тюфяк, но долго не могла заснуть, пока Рейн устраивался на своей узкой походной кровати. Успокоившись наконец, она заснула.

ГЛАВА 6

Склонившись над кромкой воды, Аликс изучала свое отражение. «Я действительно выгляжу как мальчишка, — подумала Аликс с огорчением. — Ну почему я не родилась красавицей, с такими чертами лица, которые никто и никогда бы не принял за мальчишеские, как бы я ни оделась? Ни мои волосы, теперь в волнах и завитках и при этом неопределенного цвета, потому что каждая прядь имеет свой собственный оттенок, ни разрез глаз, наружными уголками вверх, ни насмешливая складка губ — ничто не было таким, каким должно быть у настоящей женщины».

Аликс уже была готова заплакать, но тут раздался голос Джослина.

— Опять чистишь доспехи? — спросил он. Она фыркнула и вновь принялась за работу.

— Рейн слишком придирается. Сегодня мне надо выправить вмятину.

— Ты, кажется, очень заботишься о его вещах. Может, начинаешь верить, что и дворянин чего-нибудь да стоит?

— Рейн многого стоит независимо от того, кем родился, — чересчур запальчиво ответила она и отвернулась в смущении.

Вот уже неделя прошла с тех пор, как Аликс попала в лагерь Рейна. Она почти постоянно находилась при нем. И за это время ее представление о Рейне в корне изменилось. Сначала она думала, что он силой захватил власть в лагере, но потом поняла, что находящиеся здесь отбросы общества буквально заставили его заботиться о них. Они были как дети: сначала требовали, чтобы он всем их обеспечивал, а затем, получив желаемое, бунтовали и капризничали. Рейн поднимался раньше всех, заботился о безопасности этих людей и всегда, уже поздним Вечером, проверял боевую готовность сторожевых постов. Рейн всеми силами боролся с бездельниками, он заставлял людей работать ради их же собственного блага. Иначе они сидели бы и ждали, пока Рейн обеспечит их всем необходимым, словно для этого они и родились на свет.

— Да, — сказала она тихо, — Рейн стоит многого, хотя в награду за свои добрые поступки получает очень мало. Почему он не бросит эту шайку оборванцев, а заодно и Англию? Наверняка человеку с его состоянием нетрудно везде завести себе приличный дом?

— Наверное, тебе лучше спросить об этом его самого. Ты ведь к нему ближе всех.

«Ближе всех», — подумала Аликс. Этого как раз ей и хотелось бы. Быть как можно ближе… Она только еще начинала приспосабливаться к тому, чтобы, наперекор изматывающей усталости, выполнять свои обязанности, чтобы жить, несмотря на ежедневную жесткую муштру. И по мере того как крепли ее мышцы и улучшалось здоровье, Аликс начинала все больше участвовать в лагерной жизни.

Бланш была тут на особом счету, так как ей удалось внушить всем, что она делит постель с Рейном и всегда может ему подсказать, что требуется здешним обитателям. Аликс старалась не думать о том, правда ли, что Бланш и Рейн провели хоть одну ночь вместе, но ей хотелось верить, что у него достало вкуса не связаться с такой шлюхой. И Аликс удалось еще кое-что узнать относительно Бланш: она ужасно боялась Джослина.

Джослин, такой неправдоподобно красивый, вежливый, внимательный по отношению к другим, был предметом тоскливых воздыханий чуть ли не всех женщин в лагере. Аликс успела убедиться, что они пускали в ход все свои уловки, чтобы добиться его расположения. Однако, насколько ей было известно, Джос отвергал все заигрывания. Он предпочитал исполнение своих обязанностей и компанию Аликс. И хотя Джослин никогда не упоминал даже имени Бланш, он старался держаться от нее подальше. Если ей у случалось нечаянно столкнуться с этой женщиной, она тут же пугалась и исчезала.

Кроме Джоса, единственным порядочным человеком среди этого сброда была Розамунда — с ее красотой и меткой дьявола на щеке. Розамунда всегда ходила, опустив голову, полагая, что вызывает в людях либо ненависть, либо страх. Однажды Рейн стал свидетелем спора между двумя бродягами, который сводился к следующему: если овладеть этой женщиной насильно, будет ли это означать, что они запродали души дьяволу. Рейн присудил каждому в наказание двадцать ударов плетью и последующее изгнание. Аликс даже почувствовала прилив ревности из-за того, что Рейн так пылко защищает эту изуродованную, но прекрасную целительницу.