Грег замолчал и выжидательно посмотрел на Киру. Она же, пытаясь справиться с собой и с бурей чувств, охватившей все ее существо, глядела на него во все глаза и не могла выдавить из себя ни слова. Внезапно она почувствовала боль в руке: стараясь сдержаться во время этого тяжелого объяснения, она с такой силой впилась ногтями в ладонь, что пошла кровь. Кира с удивлением взглянула на свою руку. Проследив за ее взглядом, Грегори тоже заметил кровавые следы от ногтей на ее ладонях. Он бросился перед ней на колени и стал целовать ее руки.

— Прости меня, прости… Я не хотел тебя мучить…

— Почему ты сразу не рассказал мне всю правду? Боялся, что я, как Диана, не смогу тебя понять?

Кира не отнимала руки от его горячих губ. Но его поцелуи не вызвали на этот раз в ней обычной реакции, ответного желания. Она чувствовала себя опустошенной и не способной — по крайней мере в данный момент — ни на какие чувства.

Она медленно высвободила свои ладони.

— Грег…

— Дорогая моя…

Он посмотрел на нее. Какая боль была написана на его лице! Но Кира словно окаменела.

— Дай мне немного времени. Я должна как-то осмыслить все, что вы с Джейсоном мне наговорили. Я выйду в сад, хорошо?

Он ничего не ответил.

Кира сидела на той же скамейке, на которой часа два назад выслушивала исповедь Алекса, и пыталась разобраться в себе. Внезапно она поняла, что ей, в сущности, нет никакого дела до Дианы: кого она там любила, Грега или Алекса, кто был прав, а кто виноват в ее неудачной семейной жизни. Диана — это Диана, а Кира — это Кира, и там, где Диана потерпела поражение, Кира вполне может одержать победу.

Больше всего ее задело то, что узнала она эту историю не от самого Грега, а от постороннего, случайного человека. Выходит, Грег ей не доверяет, раз не решился рассказать всю правду о своем первом браке. А она-то наивно думала, будто между ними… А что, собственно, между ними? Постель, страсть, помутнение рассудка? Она ведь так и не знает, насколько серьезно Грег к ней относится! А все зависит только от него: она сама душу прозаложить готова, лишь бы доставить ему радость.

Странно, но раньше, в своих предыдущих связях, Кира всегда оставалась хозяйкой положения. Всегда она, а не мужчина, который был с ней, управляла ситуацией. А теперь вот все зависит от Грега, и она ничего не может с этим поделать. Сейчас она вернется в дом, посмотрит ему в глаза и поймет, что все по-прежнему, и никакие призраки прошлого не помешают ей любить его! А если нет? Если вся эта сцена, все тяжелые воспоминания, вызванные объяснением, убили его чувства?

Ей стало по-настоящему страшно. Она встала со скамейки и быстро пошла обратно на террасу.

Там Грега не было. Она обошла все комнаты первого этажа, но не нашла его. Тогда она поднялась в спальню.

Грег сидел на их огромной кровати, спиной к двери. Плечи его, обычно широко расправленные, ссутулились. Неслышно Кира подошла и обняла его за шею, притянула к себе его черноволосую голову, внутренне холодея от мысли, что он отведет ее руки и высвободится из ее объятий. Грег порывисто обернулся и прижал ее к себе так крепко, что у нее хрустнули ребра.

— Я боялся, что ты никогда больше не придешь. Я так боялся…

— Любовь моя… Нам никто не может помешать! Что прошлое!.. Важно только то, что сейчас…

Грег искал губами ее губы, и она страстно ответила на его призыв. И снова на них обрушился неистовый жар бурного желания. Снова сердце Грега билось у ее груди, на лбу у него поблескивали капельки пота. Лицо потемнело, жаркое, она это не только видела, но и ощущала каждой клеточкой своего существа. Оба они сгорали от внутреннего пламени.

— Люби меня! — простонал Грег, прижавшись глазами к ее губам. — Люби меня, дорогая!

Она не могла, да и не хотела сопротивляться.

16

— Ба, я пойду погуляю часочек!

Аленка, экипированная в новые сапожки и Женину кожаную куртку, крутилась в коридоре перед большим зеркалом.

— А уроки?

— Почти все сделала, осталась только литература. Это я вечером, с Женькой.

Хлопнула входная дверь, дробно застучали по лестнице каблучки сапожек. Через минуту Аленка вышла из подъезда и остановилась в задумчивости. Куда бы податься? Поехать к себе на Самотеку встретиться с Танькой? Неохота тащиться к метро по такой погоде. Просто так побродить по улицам тоже неохота. Однако и домой возвращаться совсем не хочется. Вот если бы отец был здесь, поехала бы к нему. Там, в Израиле, небось тепло и слякоти не бывает… И мама греется на солнце вместе с этим… как его там…

В задумчивости уселась на скрипучие железные качели во дворе и начала тихонько раскачиваться.

На время Кириного отпуска Аленка была определена на жительство к бабушке на Электрозаводскую. Сначала такая перспектива ее даже обрадовала: перемена места, Женя рядом, а бабушка Аленку всегда баловала. На деле оказалось все не так хорошо. У Женьки все время какие-то свои дела, и ей не до Алены, в школу приходилось вставать гораздо раньше обычного, да и на метро ездить каждый день туда-обратно надоело. И в свободное время некуда податься: она здесь никого не знает. А мама еще не скоро вернется, ей сейчас совсем не до дочери. От внезапно нахлынувшей обиды Аленка чуть не заплакала. Жили же они прекрасно вдвоем без этого иностранца! А теперь словно мир перевернулся, и что дальше будет — совсем непонятно.

— Привет! У тебя случайно нет зажигалки?

Аленка обернулась. Рядом с качелями стояла высокая девушка вся в кожаном и разминала сигарету. На голове — «мокрая химия», накрашена ярко, но умело. В ожидании ответа она хлопала по карманам своей куртки.

— Нет, — с сожалением сказала Аленка.

Она смотрела на незнакомку, которая показалась ей стильной и страшно крутой. Даже странно, что такая крутая вообще подошла к Алене. А та нашла наконец зажигалку, прикурила и села на качели рядом с Аленкой.

— Хочешь сигарету?

— Спасибо.

Аленка взяла из протянутой пачки длинную черную сигарету с золотым ободком у фильтра. Курить она уже как-то пробовала: летом они с подругой Танькой вытащили из Кириной гостевой пачки по штучке «Салема» и покурили на балконе.

— Ты из нашего дома? Что-то я тебя раньше не видела.

— Я здесь живу у бабушки, пока мама за границей. А вообще-то мы c Самотеки. А ты из этого дома? — Из второго подъезда. Я — Инна.

— А я Алена.

Некоторое время они курили молча. Инна затягивалась жадно, глубоко, Аленка же просто набирала дым в рот и поскорее выпускала. На вкус это было довольно противно, но она так боялась, что неожиданная собеседница сейчас встанет и уйдет по своим взрослым делам, оставив ее снова скучать в одиночестве, что готова была и не на такую экзекуцию. Но Инна, похоже, никуда не торопилась.

— У тебя классная куртка, — тонкие пальчики с длинными яркими ногтями пощупали Аленкин рукав, — хорошая выделка. Привозная?

— Ага. — Аленка не стала уточнять, что куртка не ее. — Из Канады.

— Вижу, что не Турция и не с барахолки. У тебя там кто-то есть?

— Да нет, мама привезла из командировки год назад.

Аленка никогда не называла Киру «мама», но сейчас старалась подладиться под «взрослый» тон.

— Она у тебя кто? Не похоже, что торговлей занимается: челноки ездят не в Канаду, а куда поближе.

— Она во Внешторге работает.

Инна докурила сигарету и щелчком отбросила окурок.

— А кроме шмоток, она тебе ничего не привозит?

— Как это? — в изумлении вытаращилась на нее Аленка.

— Ну, в смысле записи всякие, видео там или журналы ихние, — пояснила Инна. — У моего друга есть знакомый чувак, у него предки из-за кордона не вылезают. Так там такие штучки есть — отпад! Папашка сувенирчики из секс-шопа попрятал по углам, но мы нашли. А твоя маман ничего такого не тащит?

Аленке и в страшном сне не могло присниться, что ее замечательная мама может шастать по секс-шопам да еще и покупать «всякие штучки».

— Не-ет, — промямлила она растерянно.

— Ну да, она все-таки баба, ей неудобно, — сообразила Инна. — А жаль, я-то, когда поеду, привезу домой парочку прибамбасов. А сопроводиловки у них — закачаешься! Правда, все по-английски, но нам Темка перевел, его предки прилично выдрессировали, английский и французский с детства и в обязательном порядке. «Плейбоя» и «Пентхауза» у него навалом! Там всякие примочки о геях и лесбиянках, Темка мне переводил. У меня-то с английским завал, мои предки не слишком заботились о светском воспитании. А сейчас без языка никуда. Темка мог бы меня поднатаскать, да дорого берет за уроки.

— Я могу с тобой позаниматься, у меня с английским ничего, — с готовностью выпалила Аленка и тут же смутилась.

— Ты? — Инна с сомнением посмотрела на нее. — Да, при такой мамашке ты, наверное, сечешь. А сколько возьмешь за час?

— Я бесплатно! — Заподозренная в корыстных намерениях, Аленка чуть не заплакала от обиды. — Ты подумала, я за деньги?

— А что такого, дело житейское. Два раза в неделю по два часа, по баксу за занятие, идет?

— Я же сказала — бесплатно!

— Ладно, как хочешь, мне же лучше. Когда начнем, завтра?

— А сегодня ты занята?

— Вообще-то собиралась в одно место. Хочешь, пошли вместе?

Аленка хотела.

«Одним местом» оказался девятиэтажный сталинский дом рядом с метро. Девушки поднялись на третий этаж, и Инна позвонила в квартиру за железной дверью, единственной такой на всей площадке.

— А, это ты… Привет. — Высокий светловолосый парень лениво потянулся и совсем было уже решил повернуться спиной и уйти в комнату, как вдруг заметил за спиной у Инны притихшую Аленку. — А что это за куколка? Хорошенькая мордашка!

— Это Алена, она из нашего дома. — Инна небрежно кивнула головой в сторону своей новой знакомой. — У нее маманя во Внешторге работает.

От такого приема Аленка несколько растерялась и попятилась к двери, но Инна подтолкнула ее к парню.

— Это Тема, я тебе о нем только что рассказывала.

— Артем Стеклов, прошу любить и жаловать. — Парень насмешливо раскланялся. — Особенно любить! Да ты не бойся, Алена, я ласковый и маленьких не трогаю. Давай сюда твою куртку!

Артем помог Аленке раздеться, покровительственным жестом обнял ее за плечи и провел в комнату.

От растерянности Аленка не сразу сообразила, что еще никогда не бывала в таких роскошных квартирах. Все здесь напоминало картинку из дорогого каталога: роскошный диван и кресла, обитые дорогой мягкой кожей черного цвета, абстрактные картины на белых стенах — желтые и красные мазки в черных рамах, красный ковер и тяжелые, полуприспущенные бархатные занавеси на окнах. Комната была даже слишком роскошной и от этого производила недоброе, прямо-таки агрессивное впечатление. А вот Инна, не обращая внимания на все это красно-желто-черное великолепие, небрежно плюхнулась на кожаный диван, порылась в карманах и достала пачку сигарет.

— Подкиньте огоньку, мальчики!

В глубоких креслах сидели два парня в обычных джинсах и свитерах. Они совершенно не вписывались в эту обстановку: к такой мебели и таким краскам подошел бы смокинг. Один из них лениво пошарил рукой на низеньком сервировочном столике рядом с креслом и бросил Инне зажигалку.

— Вечно ты побираешься! Давно пора свою завести.

— У меня есть, — нисколько не обиделась Инна. — В куртке осталась.

Артем подтолкнул упиравщуюся Аленку на середину комнаты и сделал рукой широкий жест в ее сторону, словно приглашая парней полюбоваться на новую игрушку. — Эту классную малышку зовут Алена. А это Саша и Денис — очень милые ребята.

Саша и Денис с интересом уставились на девушку. Очевидно, Аленка произвела на них благоприятное впечатление. Денис снова потянулся к столику.

— Что Алена предпочитает?

— Позаботиться о гостье — дело хозяина. — Артем подвел Аленку к дивану, и она робко уселась на самый краешек. — Да ты расслабься, куколка, чувствуй себя как дома. Джин с тоником или мартини?

— Мартини, если можно, — робко прошептала Аленка.

— Белый или розовый? Со льдом или без?

Аленка еще никогда в жизни не пила ни белого мартини, ни розового, ни со льдом, ни безо льда, но почему-то решила, что белый безопаснее.

— Белый со льдом, пожалуйста.

— О'кей.

Артем плеснул из большой бутылки с яркой этикеткой вина в высокий стакан, добавил льда из металлического ведерка и протянул стакан Аленке. Она отпила несколько глотков; мартини был сладким, и от него делалось тепло в животе. Она сделала еще глоток, побольше, потом еще. Артем с интересом наблюдал за ее реакцией.