— Ничего себе определение! Если уж вам Пермь показалась сонной, то что вы скажете, например, о каком-нибудь Красноберезовске?

— Такого не знаю.

— Ну, о Екатеринбурге, в просторечии Свердловске?

— Я же сказала: Пермь ничем не отличается от всех остальных наших городов.

— Ого! Вы не любите наши города?

— Да нет, отчего же, люблю. Только сейчас уж больно четко обозначилось разграничение между Москвой и провинцией. Такое впечатление, что в России остался единственный большой город. Я имею в виду город не по названию; каким-нибудь Верхним Васюкам тоже можно пожаловать статус города. Я имею в виду жизнь в особом ритме, в ритме большого города. Городом я называю место, в котором и жизнь течет по-городскому. А у нас, к сожалению, даже Питер становится провинциальным. — Кира не собиралась вступать в беседы с попутчиком, а тем более ввязываться с ним в дискуссию, но мальчик оказался ловким. Она сама не заметила, как разговорилась.

— Совершенно с вами согласен. В прошлом веке такого безобразия не было. Кстати, раз уж мы с вами так мило беседуем, позвольте вам представиться — Дмитрий Ракитин, журналист. Можно просто Митя, если желаете.

— Кира Анатольевна. — После имени и отчества Кира специально выдержала паузу, чтобы сразу пресечь фамильярность и подчеркнуть разницу в возрасте.

— Очень приятно, Кира Анатольевна, — мальчик подчеркнул обращение с еле уловимой иронией, но Кира заметила. — А я в Пермь ездил, как сказали бы десять лет назад, «по тревожному письму», — как ни в чем не бывало продолжал Митя. — Дело весьма распространенное в последнее время; некий банк собрал деньги якобы на квартиры и прекратил свое существование. Вкладчики в ярости; но мне жалко не столько тех, кто в ярости, а кто в растерянности. Старушки плачут, бабы голосят, а вот помочь им…

— Что, никак нельзя?

— Ну, почему? Посмотрим — поглядим… Вот «Властелину» же поприжали, а там люди покруче сидели, чем пермские воротилы!

— А вы, Митя, в какой газете работаете?

— А ни в какой! Я свободный художник, куда продам материал, там и деньги получу!

— И как, выходит?

— Что?

— Ну, материалы продавать?

— Раз на раз не приходится, но с голоду не умираю. Много ли одинокому мужчине надо? Какие у него траты? Разве что девушку в ресторан сводить!

— Рестораны нынче дорогие, да и девушки капризные, — поддразнила Кира.

— А мне капризные не нравятся, — в тон ей ответил Митя. — Вот вас я бы с удовольствием в самый дорогущий ресторан пригласил бы, если бы вы согласились.

— Спасибо, Дмитрий, учту на будущее, — Кира не удержалась от некоторого кокетства, мальчик все же был очень симпатичным, но тут же переменила тему: — Я ведь не просто так спросила про газету. Муж моей младшей сестры работает в одном из приложений к «Аргументам и фактам», тоже чем-то похожим на ваши расследования занимается. Андрей Арсеньев, может быть, слышали?

— Слышал, но не знаком. Одна моя хорошая знакомая с ним даже на «ты».

— Надо же, как тесен мир!

— Знаете поговорку: «Не мир тесен — прослойка мала». Много ли журналистов в славном городе Москве?

— Но все-таки не так уж мало, чтобы сосед в самолете Пермь — Москва случайно оказался знакомым твоего родственника.

— Значит, это судьба!

— В каком смысле?

— Вы же сами сказали, такие совпадения редко бывают. Значит, наша встреча не случайна. Кто-то умный там, — Митя поднял глаза к потолку, заменяющему небо, — решил, что нам необходимо познакомиться. Неужели мы не ответим судьбе взаимностью?

— Мы уже сделали, что могли.

— Разве?

— Вы о чем?

— Как вы думаете, что мы предпримем после посадки на нашу грешную землю?

— Я не думаю, я знаю.

— И что же?

— Разойдемся в разные стороны. Вы поедете к себе домой, а я — к себе.

— Не угадали! В любом случае я провожу вас до дома.

— А если я не позволю?

— Даже против вашего желания. Какой бы я был джентльмен, если бы бросил прекрасную даму в аэропорту одну с багажом!

— А если меня встречают?

— Это не меняет дела.

— Даже если меня встречает муж?

— Это могло бы несколько изменить диспозицию. Вы с мужем пошли бы рядом, а я следовал бы за вами в почтительном отдалении. Но ведь вас муж не встречает?

— С чего вы взяли?

— Я это просто чувствую, а интуиция меня редко подводит. У вас не может быть мужа.

Тут Кира даже возмутилась, ее голос чуть не сорвался от негодования:

— А вам не кажется, Дмитрий Ракитин, что вы слишком далеко заходите?

— Я и не думал вас обижать! Я просто хотел сказать, что вы можете быть женой одного лишь человека — моей женой. А поскольку мы пока еще не женаты, значит — вы не замужем. Ну, как у меня с логикой?

— Не слишком, — Кира посмотрела на него с нескрываемой насмешкой. — Молодой человек, сколько вам лет?

— Запрещенный вопрос.

— Ну, почему же? Должна я знать возраст человека, который набивается мне в мужья?

— Должны. Хорошо! Двадцать восемь.

— А мне тридцать восемь.

— Ну и что? Это ничего не меняет.

Кира рассердилась на себя. Надо было обратить все в шутку, ведь мальчик явно шутил, а она раскипятилась, о возрасте заговорила… Но остановиться уже не могла:

— Мне тридцать восемь, — повторила она раздраженно, — я старше вас на десять лет. У меня дочери уже семнадцать. Вот с кем вы могли бы познакомиться!

— Но…

— Послушайте, давайте прекратим этот разговор!

Замигала красная лампочка, и молоденькая стюардесса опять произнесла стандартный текст: «Наш самолет через пятнадцать минут совершит посадку в Москве. Просьба к пассажирам привести спинки в горизонтальное положение и пристегнуть ремни». Кира выполнила просьбу стюардессы и сердито отвернулась к окну, не желая продолжать прерванную беседу.

Когда после посадки пассажиры толпой двинулись к выходу, Кира нарочно замешкалась и пропустила трех человек между собой и своим попутчиком. Он хотел было подождать ее, но поток жаждущих как можно скорее ступить на твердую почву не дал ему такой возможности, «мальчика» унесло течением, и Кира облегченно вздохнула.

Не тут-то было. На выходе у трапа Митя Ракитин опять оказался рядом с Кирой и попытался взять у нее из рук сумку. Она сердито взглянула на него:

— Большое спасибо за приятную компанию в самолете, но уговора продолжать знакомство не было.

— Так давайте уговоримся, — Митя, совсем не обижаясь, все-таки отобрал у Киры сумку. — Я же обещал проводить вас, а свое слово я всегда держу.

Тяжело вздохнув, Кира покорилась неизбежному.

Всю дорогу до здания аэропорта Митя не закрывал рта. Он с легкостью перескакивал с одной темы на другую, от последних достижений американской астронавтики до сравнительных достоинств разных марок бытовых очистителей воды.

Первая заминка произошла, когда надо было идти получать багаж. Митя подхватил было Киру под локоток и повлек в сторону багажного конвейера, но она решительно высвободилась и довольно злорадно сказала:

— А вот багажа у меня нет!

— Как? — опешил Митя. — Только эта сумка? Она же совсем маленькая!

— А зачем мне больше? Я провела в Перми всего один день.

Взяв свою сумку из рук растерявшегося Мити, Кира улыбнулась ему на прощанье и гордо направилась к выходу. Но как раз тут по конвейеру стали подавать чемоданы и сумки вновь прибывших, в том числе и его вещи.

— Кира Анатольевна, хоть телефон оставьте, — услышала она за спиной безнадежный Митин голос, еще раз оглянулась, отрицательно покачала головой и скрылась в толпе.

Но настроение этот нежданный поклонник Кире исправил. «А все-таки милый мальчик, — подумала она, уже трясясь в московском автобусе. — Балаболка, трепач, но… В нем что-то есть. Одно слово — милый».

2

Санька наконец уснул. Совершенно измученная, Женя вышла на кухню, поискала в буфете сигареты. Нашла полпачки «Житан». Крепкие, конечно, но если других нет… Глубоко затянулась, закашлялась и упала на стул.

Половина одиннадцатого. Андрея еще нет. Сколько раз она просила его звонить, если задерживается! А он, смеясь, отвечал: «Миленькая, меня иногда в такие места заносит, где и телефонов-то нет!» И целовал ее в шею — он почему-то больше всего любил целовать ее в шею, в мягкую ямочку у ключицы.

Потрогала сковородку, конечно, и мясо, и картошка уже остыли. И пусть! В последнее время она не очень верила, что поздние возвращения мужа связаны исключительно с работой. Хотя другой женщины у него сейчас не было. Женя чувствовала, что не было, во всяком случае пока.

Напрасно она поддалась на его уговоры и не устроилась на работу после декретного. Конечно, Санька часто болел, а она любила сына как ненормальная, даже маме его не доверяла. Жене почему-то казалось, что когда Санька при ней, с ним ничего плохого случиться просто не может, а стоит ему исчезнуть из ее поля зрения хоть ненадолго, ему сразу угрожают Бог весть какие опасности. Смешно было вспоминать, как она во время беременности боялась, что у нее отсутствует материнский инстинкт. Стоило Саньке появиться на свет, как оказалось, что этого инстинкта у нее в избытке. «Могло бы и поменьше быть», — считала Лариса Васильевна, которой внука отвозили лишь изредка и с кучей наставлений.

Одиннадцать. Ну, где его носит? После статьи в «Столице» о ночных клубах Андрей стал популярной личностью. Ему предложили даже делать свою программу на ТВ, в общем, человек круто пошел в гору. Только Жене от этого было мало радости. Денег в доме стало гораздо больше, но что-то важное исчезло, их отношения как-то неуловимо изменились. Нет, он ее любил по-прежнему, в его любви она не сомневалась. Но раньше ей казалось, что она может читать в его душе, как в раскрытой книге, а теперь, похоже, некоторые страницы этой книги для нее недоступны.

Хлопнула входная дверь.

— Привет! — Андрей не раздеваясь прошел в кухню и чмокнул Женю в лоб. — Почему ты сидишь в темноте?

Щелкнул выключатель.

— Привет, — Женя вымученно улыбнулась и встала. — Голоден? Есть будешь?

— Не голоден, но чаю выпил бы. Представляешь, — продолжал Андрей уже из коридора, раздеваясь, — Максима Горелова пригласили на «Свободу». Помнишь, это из-за той его статьи о шестидесятниках. И…

— Не кричи, Саньку разбудишь. Мой руки и иди сюда, расскажешь.

— Есть, капитан!

Через пять минут Андрей уже сидел за столом, густо намазывал бутерброд маслом и излагал сагу о приключениях Горелова на радио «Свобода». Женя слушала вполуха, женским чутьем понимая, что и Андрея эта сага не очень волнует. «А вот о своих делах, о том, что его действительно задевает, он мне редко рассказывает», — с обидой подумала Женя. Выслушав до конца историю о Горелове, Женя все-таки спросила:

— А сам-то где задержался?

— Зашел к приятелю обсудить одно дело, потом поехали в одно место и сняли один сюжет… Женька, ты же прекрасно знаешь, какая у меня работа!

— Знаю.

— Журналиста, как и волка, ноги кормят. Лучше гордись, что у тебя такой красивый и талантливый муж!

— Я и горжусь. Только хотелось бы время от времени освежать в памяти твой светлый образ. Хотя бы по воскресеньям. Сыну тебя вообще скоро только на фотографиях показывать буду: это, Санька, Ганс Христиан Андерсен, а вот это наш папа, тоже великий сказочник, только сказку нам все время рассказывает одну и ту же. Под названием «В следующее воскресенье я буду дома».

— Ну-ну, не дуйся. В следующее воскресенье я действительно буду дома. Хочешь, свожу Саньку в зоопарк или еще куда? Или все вместе пойдем? В цирк, а?

— Свежо предание. — Женя хотела было гордо замолчать и закончить разговор, но не выдержала и обрадованно спросила: — А ты действительно в воскресенье будешь дома?

— Честное благородное слово.


Разумеется, в воскресенье с утра Андрей после очередного звонка куда-то умчался, сказав, что ненадолго. Пусть подождут его часика полтора-два, а потом они все вместе, как и собирались, пойдут в зоопарк. А потом — в «Макдональдс» есть биг-мак. Или в «Баскин Роббинс».

Когда Женя, не слишком доверявшая обещаниям мужа, уселась читать Саньке «Сказку о царе Салтане», позвонила Кира.

— Ужасно соскучилась по тебе и Саньке. Если сегодня забегу, вы как?

— Ты же знаешь, я всегда рада. Мы собирались сегодня кутить, но…

— Понятно, Андрей опять сбежал.

— Обещал через два часа вернуться.

— Ну, значит, в лучшем случае к обеду. Тогда я сейчас забегу, о'кей?