— А какой, по-твоему, самый главный компромат?

— Если мама — еврейка. А у Проценко отец — хохол, а мать стопроцентно русская, с Алтая.

— Ты так уверен? А на Алтае что, евреев нет?

— Мало. В основном буряты, кажется. А мать-бурятка не возбраняется, даже хорошо, свидетельствует о крепких корнях.

— Теоретик!

— Просто я знаю жизнь. — Андрей достал блокнот. — Давай вычеркнем опрошенных. Как фамилия этого школьного друга?

— Куприяни.

— Как-как?

— Сергей Иванович Куприяни. Не ищи, его в списке нет.

— Как нет? Откуда тогда ты его взял?

— В списке значится Орлов Евгений Сергеевич, замдиректора хладокомбината, но товарищ… то есть, виноват, господин Орлов отбыл в вояж, в Австрии сидит уже третий месяц, опыт перенимает. И неизвестно, сколько еще будет сидеть. Я пообщался с его женой, и она выдала мне этого Куприяни. Они втроем дружили, а потом Сергей Иванович Куприяни перевелся на вечерний и отбыл из Москвы в неизвестном ей направлении.

— А сейчас он кто?

— Будешь смеяться! Учитель физики в средней школе.

— И правда смешно.

— Адрес его я достал через справочное, фамилия редкая.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем достал?

— Нужен институтский друг или нет? Не в Австрию же мне ехать за этим горным Орловым. Если не достать одного, почему не взять другого?

— Потому что!.. В списках не значился, понятно?

— И что теперь?

— А ты как думаешь?

Митя помолчал, потом медленно проговорил:

— Я все-таки встречусь с ним еще раз. В конце концов только нам решать, вставлять эти эпизоды в книгу или нет.

— Скорее всего нет!

— А я все-таки встречусь.

— Поговорку «меньше знаешь, крепче спишь» знаешь?

— И это говорит репортер!

— Никогда им не был.

— Ну, журналист. Писатель! Инженер человеческих душ!

— Устаревшее определение…

— А мне нравится! И я попробую проникнуть в таинственные глубины подведомственной нам души Проценко.

— Ну, проникай, если тебе времени не жалко. Ладно, хватит базарить, давай пока суммируем наши достижения.


Закрыв за Андреем дверь, Митя вернулся в комнату, одним широким движением смахнул с дивана оставшиеся книжки и с размаху плюхнулся на него так, что старые пружины жалобно заскрипели. Жара спадала. Балконная дверь была открыта, и по комнате гулял легкий приятный сквознячок. Митя потянулся и стал в подробностях припоминать сегодняшнее утро.

Собственно, само утро вспоминать было не слишком приятно. С десяти до часу он мотался по магазинам и искал всякие хозяйственные детали. Потом с часу до трех они с Аленкой устраняли неполадки всяческих электро- и прочих приборов в доме, как-то: заменили вилку в стиральной машине, починили настольную лампу и второй телефонный аппарат, исправили две розетки и отрегулировали сливной бачок в туалете. Вернее, делал-то все это Митя, а Аленка смотрела на него, открыв рот от удивления, и подавала инструменты. Потом до пяти — к приходу Киры — они успели приготовить обед и убрать квартиру; в этих делах Аленка принимала уже непосредственное участие.

Когда Кира вошла в дом, она застала накрытый по всем правилам этикета стол, сияющую чистотой комнату и сияющую от удовольствия дочку. Виновник всего этого блеска скромно притулился на табуретке в кухне. Времени пожинать плоды своих стараний у него не оставалось: встреча с Андреем была назначена на шесть, а до Юго-Запада еще надо добраться. Получив приглашение на завтрашний воскресный обед, он отбыл. Без всякого энтузиазма, впрочем, желая и книге, и самому Проценко провалиться сквозь землю.

Если бы Митю спросили, что он чувствует, он бы, наверное, не смог толком объяснить. Влюбился он? Можно сказать и так, но слово «влюбился» далеко не исчерпывающе определяло его нынешнее состояние. Встретив Киру в самолете, он почему-то сразу же подумал, что она очень беззащитна. Такие же чувства вызывали у него маленькие оленята, которых он видел на севере. Грациозные, изящные и какие-то трогательно ранимые в этой своей хрупкой красоте. Так легко их обидеть, что страшно становилось. И еще. Митя всегда очень любил сказку Экзюпери о Маленьком принце. Особенно то место, где Маленький принц прощается со своей Розой. Когда она говорит, что ей не страшен весь мир, ведь у нее есть четыре шипа… Женщины, которые встречались Мите до сих пор, обладали гораздо более надежной защитой от превратностей судьбы. Даже те, которые казались слабыми: в какой-то момент выяснялось, что они прекрасно понимают всю силу своей слабости и используют ее как орудие в борьбе за мужчину или против мужчин. А Кира — словно та Роза из сказки, он как-то сразу это понял — у нее было только четыре шипа, и она искренне считала, что в безопасности. Под маской зрелой, преуспевающей, деловой женщины скрывалась ранимая и хрупкая душа. Как Митя понял это, он и сам не мог бы объяснить. Просто почувствовал, и был уверен, что не ошибся.

Неважно, что там у нее было в прошлом. Теперь он будет защищать ее. Он никогда ее не обидит и не позволит никому сделать это. А пока… Завтра он пойдет к ней на обед уже как приглашенный в дом человек.

10

В фойе было слишком много народа, но это совсем не раздражало — было шумно и весело, как на празднике. Собственно, это и был праздник, по крайней мере для нее. Вообще Женя любила Дом кино больше, чем другие московские творческие клубы. Любовь осталась еще с тех времен, когда они с Андреем, только поженившись, мотались по всяким веселым заведениям, ведя «беспутную» жизнь.

Женины опасения насчет ее профессиональной пригодности оказались несостоятельны, ее английский был вполне на уровне. Она работала со съемочной группой фильма «Древо желаний»: две актрисы, одна молодая, почти ее ровесница, другая лет сорока, и актер — Майк Мастерс, жгучий красавец, прекрасно осведомленный о своей неотразимости, восходящая звезда. Майка Женя сразу невзлюбила, но чувств своих никак не проявляла. Впрочем, Майк тоже не слишком дорожил ее обществом, он быстро разыскал каких-то московских приятелей и сейчас отлично чувствовал себя в Москве и без Жениной помощи.

Женя видела «Древо желаний» — этот фильм показывали во второй день фестиваля — и не пришла в восторг от Мастерса. Сюжет был достаточно современен: молодая девушка влюблена в юного красавца-шалопая, а тот пытается соблазнить ее мать, уравновешенную и холодноватую особу. По мнению Жени, все бы ничего, если бы не финал: совершенно непонятно, как умная женщина — а именно такой представлялась мать героини — могла поддаться чарам такого дурака, как герой Мастерса.

Больше всего Жене была симпатична Элен Прайс — та самая актриса, что играла мать, дама лет сорока, спокойная, уравновешенная и доброжелательная. Она походила не на актрису, а скорее на хозяйку какого-нибудь небольшого, но прочного предприятия. Играла она, как показалось Жене, в сущности, саму себя (но только до финала), и поэтому роль ей бесспорно удалась. Жаль, конечно, но сегодня Элен улетела в Англию утренним рейсом. Они очень тепло попрощались вчера, а сегодня на Женином попечении осталась только Сандра Деннис, героиня «Древа».

Сандра тоже была очень мила с Женей, но той почему-то казалось, что все это только до поры до времени, — в какой-то момент Сандра непременно выпустит коготки! Однако прошла уже почти неделя, а Сандра оставалась милой и непосредственной. Женя огляделась по сторонам в поисках своей подопечной. Вроде все в порядке; Сандра в другом конце холла беседовала с Антоном Олейником, сыном знаменитого режиссера и хозяином самого популярного кабака в Москве. Женя усмехнулась — очевидно, эффектная внешность Сандры сразила московского бизнесмена.

Выглядела Сандра Деннис действительно сногсшибательно. Летнее мини-платье светло-зеленого цвета оставляло открытыми длинные стройные ноги, а изящные туфельки на высоких каблуках подчеркивали благородную линию высокого подъема. Вырез у платья был как раз таким, чтобы не продемонстрировать, а лишь намекнуть на прелести, скрытые под тонкой материей. Буйная грива темно-рыжих волос была слегка приподнята и перехвачена зеленой блестящей заколкой. Глаз ее Женя со своего места разглядеть не могла, но представляла их достаточно хорошо. Она насмотрелась на Сандру за эти дни и знала, что в присутствии любого мало-мальски подходящего мужчины они загораются, как глаза хищника во время охоты.

Вот Сандра посмотрела в ее сторону, приветливо помахала ладошкой, а потом взяла своего собеседника под руку и направилась к Жене.

— Нам предлагают провести время до следующего показа в одном приятном заведении, — проворковала она, слегка прижимаясь к Антону и глядя на Женю из-под полуопущенных ресниц.

— Спасибо, — вежливо ответила та, — я бы с удовольствием, но боюсь, что не смогу — вдруг мои переводческие услуги понадобятся Майку. А для вас, я вижу, языковой барьер не преграда.

— О, Антон прекрасно говорит по-английски!

— Итак, я позволю себе увести нашу прекрасную Сандру до вечера, — вмешался в диалог Антон.

— Отлично, — вежливо улыбнулась Женя, — встречаемся здесь в шесть вечера, перед вторым показом.

— О'кей. До шести!

Сандра, сопровождаемая Олейником, проплыла к выходу. Женя проводила ее глазами и облегченно вздохнула. Значит, до шести она абсолютно свободна, Майк еще утром сообщил, что весь день проведет в гостях у друзей. Она пробралась на лестницу к телефону-автомату и набрала номер.

— Кира? Хорошо, что ты на месте! Ты сейчас очень занята? Можно, я подскочу к тебе в офис?

— Что-нибудь случилось? — услышала Женя встревоженный голос на другом конце провода и поспешила успокоить сестру:

— Да нет, ничего. Просто так сложилось, что все мои англичане разбежались до вечера. Так я заеду? Будет у тебя свободная минутка, сходим пообедать.

— Приезжай, я всегда тебе рада.


Ровно в шесть часов Женя и Кира стояли на ступеньках Дома кино. У Киры сегодня оказался довольно пустой день, отменили переговоры, и Женя уговорила ее пойти развлечься, посмотреть с ней фильм, а потом, может быть, сходить куда-нибудь поужинать. Вообще Жене понравилась свободная жизнь: вечно ожидающая мужа и дрожащая над ребенком женщина как бы исчезла и Женя вспомнила, какой она была до замужества. На это Ира и рассчитывала, когда сватала ее на работу.

Проходившие мимо мужчины поглядывали на них с нескрываемым интересом. Женя и Кира действительно очень хорошо смотрелись вместе — такие разные и в то же время по-родственному похожие. Одеты сегодня они были так, что прекрасно гармонировали одна с другой: на Кире был хлопчатобумажный вязаный костюм снежно-белого цвета, а Женя надела ярко-красный комбинезон, выгодно подчеркивающий достоинства ее фигуры. Поднимающийся по ступенькам высокий седовласый джентльмен одобрительно оглядел их, улыбнулся и мимоходом процитировал, обращаясь к своему спутнику:

Одна была алая-алая, как будто мечта небывалая,

Другая же белая-белая, как будто улыбка несмелая…

Кира и Женя переглянулись, рассмеялись, и Кира спросила:

— Чье это?

— Не помню, кажется, Северянина. Это стихи о розах.

— А как там дальше, не помнишь?

— Знаю. Печально: «И обе манили и звали, и обе увяли».

— Ну тогда это не о нас!

Они опять рассмеялись, а потом Кира, взглянув на часы, поинтересовалась:

— Ну, где твои клиенты? Уже десять минут седьмого!

— Не придут — тем лучше! Мы ведь и без них не соскучимся, правда?

— Да уж конечно. Но знаешь… — Кира хотела что-то сказать, как вдруг растерянно умолкла и с испугом посмотрела в сторону. Женя проследила за ее взглядом и увидела приближавшихся к ним со стороны Второй Брестской Сандру с Антоном.

— Мы решили пройтись пешком и чуть-чуть опоздали. — Антон подвел Сандру к сестрам и, прощаясь, галантно поцеловал ей руку. — Надеюсь, мы еще увидимся?

— Непременно! — Сандра послала ему воздушный поцелуй, и он удалился.

— Я хочу познакомить вас со своей сестрой, — начала Женя.

— А мы уже знакомы. — Сандра улыбалась как ни в чем не бывало, чего нельзя было сказать о Кире. — Рада вас видеть, дорогая. Какие странные в Москве бывают встречи!

— И я рада вас видеть. — Этого по Кириному лицу отнюдь нельзя было сказать. — Как поживаете?

— Отлично!

— Вы приехали со съемочной группой?

— Да, у меня главная роль в одном из фильмов, — небрежно, как о чем-то несущественном, сказала Сандра. — Но я действительно рада вас видеть, хотя вы мне, похоже, не верите!

— Нет, почему…