Только затем он подошёл.

— Не возражаешь, если я присоединюсь?

Я пожала плечами.

— Это твоя ванна.

Вздохнув, он забрался и сел напротив меня на другом конце ванны. Я подтянула ноги, чтобы убедиться, что у него было достаточно места без необходимости прикасаться. Он вытянул свои длинные ноги по обеим сторонам от меня, взгляд приклеен к моему лицу. Как нелепо мы, должно быть, выглядели — я, полностью одетая в пустой ванной, и он в джинсах и больших чёрных ботинках. Боже, у него была красивая грудь. Я старалась не замечать этого, но некоторые вещи были вне моего контроля. Полуголый Бен определенно был одной из них. Тем не менее, перепалка с Джимом беспокоила меня. Также, как и необработанные розовые костяшки пальцев его правой руки. Этим ребятам, очевидно, нравилось бить стены в порыве злости. Я помнила, как однажды Мал сделал то же самое. Мужчины. Такие вспыльчивые.

И, разумеется, в последнее время я ничего ни в кого не бросала.

— Ты слышала, как мы и Джимом ссорились, — сказал он.

— Было сложно не услышать.

Он кивнул.

— Он был прав только в одном: прошло уже какое-то время с тех пор, как мы разговаривали. Я имею в виду, действительно разговаривали.

— Да.

На мгновение мы замолчали. Я чертовски уверена, что не собиралась нарушать тишину первой. В тот момент я просто не была такой храброй.

— Я, эм ... слишком был занят турне. — Он вытянул руки вдоль края ванной, очевидно, пытаясь устроиться поудобнее, насколько жёсткая керамика и сама ситуация позволяют. Он проигнорировал небольшую полосу крови на правой руке. — За несколько недель до этого Адриан заставил нас поговорить с каждым чёртовым репортёром в стране. Это было безумием.

— О.

— Продюсеры думают, что музыка просто создаётся сама по себе. Они думают, что когда Дэйв написал песни, нам нужна одна или две попытки в студии — и всё готово. Но это фигня. Требуются часы, иногда дни, чтобы найти правильное звучание. — Огонь ярко пылал в глазах поверх выпивки и Бог знает чего. Его страсти к музыке. — Дэйв раньше тоже был перфекционистом, но все ребята сейчас отвлекаются, смотрят на часы, желая вернуться домой к своим женщинам. Только я один сижу там с Дином и Тайлером до четырёх, бл*дь, утра, пытаясь сделать всё идеальным.

— Похоже, у тебя много работы.

— Так и есть. Джимми и Мал взрывают публику, а Дэйв всё ещё пишет песни. В группе всё сейчас сводится на мне, взять хотя бы работу над звуком. — Он почесал подбородок. — Знаю, что это звучит, словно я самодовольный и помешанный на искусстве, но всё это важно, понимаешь? Что бы мы ни сделали, мне нужно знать, что это лучшее, на что мы способны.

— Я понимаю.

— Я не избегал тебя, Лиз, но также не стремился повидаться с тобой. Ты могла это заметить.

— Верно.

— Думал, что лучше позволить ситуации с Малом и Энн утихнуть. Хотя, это просто ещё одно оправдание. — Тёмные глаза впивались в меня, словно он мог видеть мою душу. Кто знает, возможно, и мог. Я всегда чувствовала себя с ним слишком открытой, выставленной напоказ. Он только сильнее запутывал меня всеми этими желаниями и потребностями. Не знаю, чувствовала ли я к нему любовь или вожделение. Но что бы там ни было, это было отстойно.

— Прости, Лиз, — сказал он, его мягкий, глубокий голос заполнил комнату. — Я сказал, что буду твоей опорой, и не сделал этого. Я снова исчез, и на этот раз ты в самом деле проходила через всякое дерьмо. Серьёзное дерьмо.

Ха.

— Джимми был прав. Ты не должна была проходить через это в одиночку.

— Всё было не так уж плохо. — Я отвернулась. Слишком много эмоций за один день. — Со мной была Энн.

— Да, но это наш ребёнок, а Энн — не я.

Я вдохнула носом и выдохнула ртом, аккуратно и медленно, пытаясь успокоить своё сердцебиение. Это правда. Его отсутствие оставило свой след, и никакое количество ободряющих лекций, прочитанных перед зеркалом в ванной, не могло изменить этот факт.

— Не так ли? — спросил он.

— Да, Бен, это так.

Он медленно кивнул, словно что-то было решено.

— И что теперь? — спросила я.

— Поговори со мной. — Пальцы его левой руки мелькали, играя с твёрдым краем ванны. От нервов или нет, я понятия не имела. По крайней мере, кровь на костяшках правой руки высохла.

— О чём?

— Обо всём, что я должен был услышать в прошлом месяце. — Мужчина был серьёзным. Очень. — Больше никаких чёртовых бесполезных сообщений, Лиз. Поговори со мной. Сейчас, лицом к лицу. Помоги мне доказать, что Джим ошибся.

Дать ему ещё один шанс.

Я смотрела на него, мой мозг подбирал слова. Но всё, что приходило на ум, было лишено либо достоинства, либо мощи. О, чёрт. Могла ли я доверить ему свои слабости и проблемы? Вот в чём вопрос.

— Ну же. Как на самом деле ты поживаешь? Что с тобой происходит? — напирал он. Я нахмурилась, глядя на него, а он хмурился в ответ. — Лиз, пожалуйста.

Я застонала в поражении.

— Ладно, я облажалась.

— Почему ты облажалась?

— Так много причин. — Я отбросила волосы с лица назад — я больше не собиралась прятаться. — Беременность — отстой. Это естественно, как же. Я, наконец, перестала блевать, но я устаю всё время. Отказ от кофе дался мне ужасно. Никакая одежда больше мне не подходит из-за этих дурацких грудей, и они постоянно болят. Такое чувство, будто я должна писать каждые тридцать секунд, и, к тому же, я плачу каждый раз, когда показывают рекламу «Здорового пса». Это нелепо.

Маленькие морщинки появились по обе стороны от его носа.

— Ты плачешь из-за рекламы собачьего корма?

— Да. Щенки прыгают друг через друга, чтобы добраться до своей матери, и они так красиво виляют своими милыми маленькими хвостиками и всё такое.

Он просто уставился на меня.

— Я знаю, что съезжаю с катушек, Бен. Поверь, я это прекрасно знаю.

— Эй, всё в порядке. — Он прикрыл улыбку рукой. Слишком поздно, ублюдок.

— Ты пытаешься бороться со всеми этими гормонами, которые просто **анулись. Дерьмо. Шизанулись.

— Шизанулись?

— Я стараюсь не ругаться, — объяснила я. — Хочешь, чтобы первое слово, которое выдаст наш ребёнок, было чем-то плохим?

— Нет. Понятно. — Мужчина невероятно плохо скрывал ухмылку. — Никакой ругани.

Придурок. Я сощурила глаза, сдерживая собственную улыбку.

— Я воспринимаю тебя всерьёз. Честно. — Он хладнокровно врал. Хотя, было довольно приятно видеть его улыбку и слышать его низкий смех. По крайней мере, плохое настроение исчезло.

— А мои лодыжки толстые и мерзкие, — сказала я. — Это нелепо.

— Что? Покажи мне. — Гигантская лапа схватила мою ногу и потащила к себе на колени. Без прелюдии он засучил штанину джинсов и снял сандалию, бросив её на пол. — Выглядит прекрасно. С ней всё в порядке.

— Моё тело задерживает жидкость. Это отвратительно.

Одной рукой он откинул назад свою длинную, тёмную чёлку, и взглянул на меня с сомнением.

— Отпусти мою ступню, пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты смотрел на неё.

Он медленно покачал головой.

— Это все, что ты делала в прошлом месяце? Убеждала себя во всяком бреде и плакала из-за рекламы собачьего корма?

— Моя лодыжка стала определённо толще, Бен. И я объяснила по поводу рекламы собачьего корма. Отдай мне ногу.

— Нет. — Он засунул одну ногу под другую и поместил мою ступню сверху, прежде чем начать массировать пальцы моих ног. Чёрт, как же хорошо. У мужчины были невероятно сильные пальцы. Должно быть, это результат игры на басу. Его большие пальцы вонзались глубоко в свод ступни, и мой позвоночник буквально плавился. Небеса, нирвана — всё это было в моей власти, пока он продолжал делать своё дело.

— Боже, как же хорошо, — вздохнула я блаженно, погружаясь глубже в ванну.

Он издал грубый рык. Я бы могла перевести это словом «хорошо».

— С твоей рукой всё в порядке? — спросила я в конце концов.

Он посмотрел на меня из-под темных бровей, губы были сжаты. Его волшебные пальцы на мгновение остановились, затем продолжили массировать.

— Я, возможно, оставил дыру в стене или несколько, после того как Джим ушёл.

— О.

— Он был прав. Ты одна справлялась со всем этим с самого начала, а всё, что сделал я, это откупился от проблемы, в надежде, что она исчезнет. — Он спустился вниз, растирая пятку и уделяя внимание моей опухшей лодыжке. — Я не хотел ничего знать, Лиз. Вот почему я держался на расстоянии. Я просто хотел жить, как обычно, притвориться, будто ничего не происходит.

— Я тоже. Но моё тело постоянно всё портит. — Я смеялась, несмотря на то, что тема была явно невесёлой. — Мы не такие уж и разные, Бен. Эта ситуация привела нас обоих в замешательство, и это ещё, мягко говоря.

— Не оправдывай меня, — ворчал он.

— Ладно, ты — засранец, и подвёл меня. Снова. Чувствуешь себя лучше?

На этот раз его улыбка стала намного шире.

— Думал, мы не ругаемся.

— Ой.

Удивительно, как массаж ступни влиял на моё настроение. В тот момент я любила весь мир. Истинный гнев был за пределами моей досягаемости. Бен схватил другую ступню, снова закатал мои джинсы и отбросил сандалию. Я не сопротивлялась — нет, сударь, ни за что.

— Могу я задать тебе вопрос? — спросила я.

— Валяй.

— Почему ты не хочешь иметь детей?

— Потому что это я, Лиз. Что видишь, то и получишь. Мне нравится, когда всё спокойно, легко. Но ты и я, между нами никогда не было всё гладко. С той минуты, когда я тебя увидел, всё было сложно. Сначала с Малом, а затем с разницей в возрасте, и теперь с беременностью. — Он покачал головой. — Некоторым женщинам плевать, когда я прихожу и ухожу. Всё хорошо. Но тебе и ребёнку, вам нужно больше, чем это. И вы заслуживаете большего.

— Мы мешаем твоему образу жизни.

Он посмотрел на меня исподлобья.

— Дело не только в этом. Дерьмо. Никогда не пытался объяснить это кому-то раньше. Когда ты была ребёнком, ты когда-нибудь играла в какую-нибудь игру, которая просто переворачивала твой мир? И ты просыпалась утром и понимала, что сегодня тебе ничего не нужно делать, только играть в эту игру весь день, и чувствовала, словно жизнь не могла быть лучше? Вот какова моя жизнь. Каждый день я встаю и занимаюсь музыкой, я что-то создаю.

Я печально кивнула, наконец-то понимая. Бен был человеком, живущим своей мечтой. Как будто кто-то мог с этим поспорить. Возможно, он свыкнулся с мыслью обо мне. Однако, реальность была таковой, что для меня никогда не будет места в его жизни.

— Когда ребята заняты, я могу сесть на самолет и попробовать что-то новенькое с другой группой, — продолжал он. — Провести время или стать приглашённым артистом в их альбоме. Даже наигрывать музыку с незнакомыми людьми в каком-то дерьмовом маленьком баре, где никто не знает моего имени. Такова моя жизнь, каждый день. Я делаю что-нибудь новое, учусь чему-нибудь. И это охрененно. Ничто не сравнится с этим.

— Звучит замечательно.

— Так и есть, — сказал он. — Вот почему я никогда не думал о детях. Даже девушка казалась слишком большим отвлечением. Не пойми меня неправильно, мне нравятся женщины. Но всегда было легче найти кого-то на ночь, чем связываться с чем-то, что противоречит тому, кто я есть, что я люблю делать.

Я кивнула. Что тут скажешь? Вступать в отношения и ожидать, что другой человек изменится, было глупо. У нас с Беном всё закончилось прежде, чем началось, я просто об этом не знала, не понимала до этого момента. Несомненно, я ему нравилась, но этого было недостаточно.

— Это не значит, что я не буду рядом с тобой и нашим ребёнком. Ты сказала, что мы можем быть друзьями, — сказал он. — Это предложение всё ещё в силе?

Быть друзьями было правильным решением. Я отбросила своё разочарование и нацепила улыбку на лицо.

— Безусловно.

— Мне бы хотелось этого.

Были только я и фасолинка, фасолинка и я. Что бы ни случилось, у меня будет поддержка моей малышки. Её отец мог делать всё, что пожелает. И правда была в том, что если бы он вот так продолжал массировать мои ступни, я бы была его лучшим другом, несмотря на дыру в моём сердце.

Он продолжал смотреть вниз, полностью концентрируясь на своей работе. Как правило, мои ступни не были такими увлекательными. В конце концов, у него мог быть фут-фетиш. Пальцы вырисовывали успокаивающие круги на моей дрянной лодыжке, прежде чем ещё раз упереться в свод ступни. Абсолютное и совершенное блаженство. Я в значительной степени чувствовала, как мои сумасшедшие детские гормоны сдают позиции и предлагают ему себя, прихорашиваясь и называя его Папочкой, грязными словечками. Что эти руки могли бы сделать со мной. Каждая частичка меня чувствовала себя легко и чудесно. Даже трепетала.

Подождите. Дерьмо, я была не на шутку возбуждена.

Раненое сердце, по-видимому, не выдержало конкуренции чрезмерно пылкой вагины. Жажда спермы была лишена смысла. У меня уже был ребёнок на борту. Мои непристойные, требующие внимания соски вульгарно и гордо выпирали из-под майки, просто умоляя о его губах. Состояние между моими ногами было не лучше. С каких это пор, мои ступни стали такой откровенной, с категорией «только для взрослых», эрогенной зоной? Его умелые руки занимались сладкой, порнографической любовью с пальцами ног, а мои мышцы превратились в желе. Мои ноги просто распахнулись в приглашении. Вне моего контроля, клянусь. Всё это было так невероятно хорошо.