— Где же тогда, где? — зашептала Анна, чувствуя, что сердце сейчас готово вырваться из груди.

— Точно не знаю, но, вполне вероятно, что тот, о ком вы говорите, сейчас здесь, в Форт-Рояле, — почти бесшумно шевеля губами, продолжал говорить арестант. — Но, прежде чем все объяснить вам, я хотел бы удостовериться, что вы — действительно ему жена. Жан говорил всем, что не женат, но, впрочем, он действительно таким образом хотел уберечь свою семью от несправедливой кары за то, чего не совершал. Можете ли вы встать ближе к свету? Его здесь немного, но я был бы рад раз глядеть ваше лицо.

— Для чего? — удивилась Анна, но просьбу арестанта выполнила — приблизилась к лучу света, падавшему в узенькое окошко под самым потолком камеры.

— Да, это вы, — кивнул ей заключенный. — Это вас я видел на портрете в его медальоне, с которым он никогда не расстается.

— В виде сердечка с маленьким изумрудом? — Анна едва удержалась от громкого воз гласа радости.

— Именно так, — арестант жестом попросил Анну еще приблизиться к нему. — Я случайно узнал, что находится внутри медальона. Когда мы затеяли бунт, Жан потерял медальон в схватке и потом все никак не мог найти его. Он страшно горевал из-за пропажи, а я как-то нашел медальон — он закатился в щель в ящике с песком на корме.

— И он не объяснил, кто изображен на портрете? — растерялась Анна.

— Жан вообще был неразговорчивым, зато очень решительным в деле, — улыбнулся арестант.

— Был? — побледнела Анна.

— Не пугайтесь, это только слова, — заключенный огляделся по сторонам. — Мы всем говорим, что — он был. Но мы ждем его. Жан обещал нам помочь добраться до Америки, но мы не послушались его и оказались здесь. А завтра нас, очевидно, повесят. Но надежда еще жива — мы получили весточку от него, Жан готовит наше освобождение.

— А я могу участвовать в этом? — живо откликнулась на эту новость Анна.

— Полагаю, что, если Жан сказался одиноким, чтобы уберечь свою семью от беды, то вряд ли он захочет подвергать вашу жизнь опасности, — покачал головой арестант. — Но, если судьба будет к нам благо склонна, я сообщу ему, что вы здесь, и он сам найдет вас.

— Я остановилась в гостинице «Королевская лилия», — горячо зашептала Анна и при слушалась. В открытую дверь в подземелье донеслись голоса: надо было торопиться. — Я буду молиться за вас! Скажите мне ваше имя.

— Молитесь лучше за него, — усмехнулся арестант. — Он — наша единственная надежда на спасение.

— И моя, — едва слышно промолвила Анна, глазами прощаясь с незнакомцем, так и не открывшимся ей. — На жизнь, на счастье, на любовь…

Наверху ее уже ожидал Альбер. Он быстро подхватил Анну под руку и повел к выходу — нее должно было выглядеть так, словно они ждали месье Денара и, не дождавшись, ушли. У гостиницы Альбер высадил Анну, но подниматься не стал — сказал, что обещал встретиться в городе с одним человеком по очень важному делу.

Но в номере Анну ждала неизвестная ей девушка, которая сразу набросилась на нее с требованием признаться к кому-то в любви…

— О чем вы говорите? — возмутилась Анна. — И по какому праву врываетесь ко мне?

— А разве есть еще в вашей жизни кто-то, кроме месье Альбера Корнеля? — воскликнула девушка, и Анна поняла, что перед ней — Селестина де Танжери. Такая, как восторженно описывал ее Альбер — порывистая, рыжеволосая, с огромными синими глазами. Странно похожая на ночной кошмар, посетивший Анну по время недавней болезни на корабле.

— Вот оно что, — обезоруживающе улыбнулась Анна. — Увы, но я должна разочаровать вас, мадемуазель де Танжери, — ваш жених целиком и полностью принадлежит вам. И не только по праву помолвки, но и по тому искреннему чувству, которое он действительно испытывает к вам.

— Значит, вы утверждаете, что между вами и Альбером ничего нет? — заметно побледнела Селестина. — И вы не связаны с ним узами любви?

— Альбер считает меня своим другом, — просто сказала Анна, — но более всего он надеется, что и вы окажете мне ту же честь.

— А почему вы прибыли вместе? — не отступала Селестина.

— Случай, совпадение и внимание к несчастью, обрушившемуся на мою семью, в котором месье Корнель-старший принял самое искреннее участие, передав эту заботу на время моей поездки за океан своему сыну, — объяснила Анна.

— Несчастье? — не поняла девушка.

— Мой муж, плывший на одном из кораблей, принадлежавших достойному арматору, пропал в Атлантике, и семья Корнель любезно согласилась из сострадания моему горю содействовать в его розысках.

— Так вы — вдова? — прошептала Селестина.

— Я — замужем, — с гордостью сказала Анна и с некоторой долей вызова посмотрела на девушку, проявлявшую в этот момент явные признаки отчаяния.

— Хуже не бывает, — махнула рукою Селестина и без сил опустилась на диван, стоявший в каре других предметов по сторонам огромного шерстяного персидского ковра.

— Как вас следует понимать, мадемуазель? — нахмурилась Анна.

Последние слова неожиданной гостьи ее мало сказать удивили — задели, и она хотела уже выразить свое возмущение, как Селестина вдруг подняла на Анну свои необыкновенно красивые глаза и со слезами в голосе прошептала:

— Вы лишили меня последней надежды, мадам.

— Я вас не понимаю, — повторила Анна, видя, однако, что чувства Селестины искренние. Но их происхождение было Анне неизвестно и удивительно. Тем не менее, она подошла к девушке и присела рядом с ней на диван.

— Скажите, вы любили когда-нибудь? — разрыдалась Селестина.

— Конечно, — Анна была растрогана ее наивным и прямым вопросом.

— И тот, кого вы любили, ваш муж? — слезы, однако, не мешали пытливости Селестины.

— Если вы говорите о серьезном и глубоком чувстве, то — да, — кивнула Анна.

— А могли бы вы пренебречь любовью ради замужества? — Селестина схватила Анну за руку и сильно сжала ее.

— Если бы замужество было дано мне, как насилие над моим желанием, то, скорее всего, я бы предпочла одиночество, — осторожно сказала Анна. — Но, насколько мне известно, ваше чувство с Альбером взаимно, а это совершенно другое дело.

— Увы, — покачала головой Селестина. — Так оно и было. До недавнего времени…

— Что же изменилось? — в голосе Анны послышалось сочувствие, но адресовано оно было больше к Альберу. — Вы узнали муки ревности? Решили, что он предпочел вам другую, и отчаялись найти в браке с ним счастье? Но теперь вы знаете, как ошибались!

— Альбер здесь ни при чем, — устало промолвила Селестина. — Я люблю, но — другого.

— И как велико ваше чувство? — тихо спросила Анна. — Оно взаимно?

— О! Это не идет ни в какое сравнение с тем, что я испытывала прежде к Альберу, — призналась Селестина, и ее щеки загорелись румянцем.

— Но вы не ответили: это чувство взаимно? — настаивала Анна.

— Н-не знаю, — вдруг смутилась Селестина, но потом спохватилась. — Да, конечно, да! Мой любимый — он удивительный! Его мрачность так завораживает, его немногословность так выразительна… Он словно пронизан электричеством, он манит меня к себе, как магнит, и я подобна стрелке компаса, которую неизбежно влечет к нему…

— Вы по-прежнему говорите мне о своих чувствах, — остановила девушку Анна, — но ничего так и не сказали о чувствах этого человека к вам.

— Он спас мне жизнь, — улыбнулась Селестина.

— Возможно, ваш герой — просто благородный человек, а вы из благодарности приняли его поступок за любовь, — предположила Анна.

— Вам этого не понять, — обиделась Селестина. — Тот, кого я люблю, не стал бы тратить время попусту на первую попавшуюся девушку. Он — корсар, а этим людям не свойственны сантименты.

— Пират? — улыбнулась Анна. — Я полагала, что они остались лишь в книгах господ Саббатини и обоих Дюма.

— Сразу видно, что вы приехали из Парижа, — высокомерно заметила Селестина. — Мы, на островах, живем по другим законам. И преступники, промышляющие в здешних морях, сильно отличаются от тех, о ком вы привыкли читать в ваших газетах. У нас почти нет воров или убийц, нападающих на мирных горожан, но в море, кроме военных, властвуют пираты. И охотятся они не только за грузовыми кораблями.

— Вы хотите сказать, что подверглись нападению со стороны того корсара, а потом между вами возникло чувство? — Анна испытующе взглянула на Селестину.

— Если бы это было так, — вздохнула она, — то могло бы напомнить мне сюжет какого-нибудь романа. Нет, все случилось иначе…

Селестина поднялась с дивана и прошла на середину комнаты — по-видимому, переполнявшие девушку эмоции подталкивали ее, мешали сосредоточиться. И она, немного нервно ломая пальцы, принялась ходить по ковру взад и вперед, рассказывая Анне свою историю.

— Это произошло месяца два назад. Отец собирался навестить одного из своих друзей на Гаити и намеревался взять нас с матушкой, но она заболела, и отец уехал раньше, а я — вскоре следом, так как матушка все не выздоравливала и уговорила меня плыть одной. Она желала, чтобы я сменила обстановку и отправилась повеселиться, вместо того, чтобы просиживать дни в обществе, как она кокетливо любит говорить о себе — «расхандрившейся старухи». Я знала, что ее болезнь не представляет из себя ничего серьезного, и от поездки отказываться не стала. Моей компаньонкой в дороге стала служанка Рита, бедная девочка!..

Где-то на полпути на Гаити налетела неожиданная, большая волна — потом нам сказали, что в Мексике было землетрясение, и пароход потерял равновесие. Он как-то очень быстро завалился на левый бок и ушел под воду вверх колесами. Меня успели вытащить из воды, а Риту я уже больше никогда не видела. Оставшиеся в живых плыли в шлюпке, пытаясь определить направление на Гаити, но нам опять не повезло — на этот раз шлюпка оказалась на пути корсарского клипера, из тех, что возят рабов из Африки.

Сначала все мы обрадовались спасению, но потом поняли, что наши беды только начались. Выяснив у каждого пассажира, кто они и куда плыли, пираты решили распорядиться нашими судьбами по-своему. Кого-то увезли в неизвестном направлении, а меня и еще двух господ доставили на берег — в укромную бухту на побережье Мексиканского залива, и сообщили, что будут требовать у наших близких выкуп. Они заставили написать нашим родным, и посланец от пиратов отправился по адресам.

Разумеется, я ни минуты не сомневалась в том, что отец заплатит за меня любую сумму или, в крайнем случае, немедленно организует спасательную экспедицию — ведь он возглавляет полк национальной гвардии Форт-Рояля. Но вскоре я поняла, что моя уверенность в действиях отца еще не гарантирует моей собственной безопасности в лагере пиратов. Их главарь, единственный среди этого сброда француз, капитан Можирон, явно вознамерился использовать ожидание с удовольствием для себя. И с каждым днем мне все труднее становилось сдерживать его натиски на мою честь.

Возможно, я не кажусь вам достаточно сильной, но, поверьте, я могу постоять за себя, и тогда Можирон надумал примерно наказать меня, выставив на кон в карточной игре, которую он вел с несколькими приезжими — по-видимому, тоже пиратами. Но случилось неожиданное — он проиграл! Проиграл своему гостю, сидевшему ко мне спиной, и его лица я не видела.

Разозлившись, Можирон предложил счастливчику дать ему возможность отыграться, но у него опять ничего не получилось, и тогда он решил заменить меня деньгами, но незнакомец, которого он звал капитаном Сидом, отказался. Он выиграл меня и желал забрать свой приз с собой. Тогда Можирон настоял на продолжении игры и все повышал ставки, дойдя до собственного корабля, а, когда проиграл и его, под презрительные смешки своей команды, то бросился на капитана Сида. Между ними завязалась драка, но, когда отлетевший к стене Можирон выхватил револьвер, тот, другой, предупредил его выстрел. Он оказался не только лучшим игроком, но и самым быстрым стрелком.

— А как же команда отнеслась к гибели капитана? Неужели позволила тому человеку уйти?

— Не просто позволила — проводила с почетом, — недобро усмехнулась Селестина. — Капитан Сид отдал им весь выигрыш. Кроме заложников. И тотчас заплатил за всех нас и увез на своей шлюпке в другую бухту, где располагалось небольшое рыбацкое селение. Там он договорился, чтобы нас отвезли в ближайший город, и дал денег на дорогу.

— И ничего не взял взамен вашей свободы? — не поверила Анна.

— Ничего, кроме обещания когда-нибудь оказать ему помощь, если таковая понадобится. А недавно он приехал в Форт-Рояль и пришел к нам. Отец, конечно, был рад видеть моего избавителя. Вместе со всеми освобожденными мы поклялись никогда и никому не открывать истинного имени и профессии нашего спасителя. И, поверьте, мы сделали это не из страха перед ним — капитан Сид избавил нас от неминуемой гибели.