Папа вносил немалый вклад в ведение домашнего хозяйства. Утром Соня собирала его в поход, который назывался «за кефиром». «Соня! Где моя кефирная сумка?» – гордо вопрошал Папа и отправлялся в соседний магазин. Возвращался он, позвякивая стеклянными бутылками, с небрежным, чуть усталым выражением лица человека, выполнившего свой долг, невзирая на трудности. «Еще ряженку добыл», – важно произносил Папа, водружая сетку на стол, и ждал, когда Соня его похвалит.

В первый день после осенних каникул на втором уроке истории в девятом «Б» появился директор, а за ним уверенно вошел парень в зеленой стройотрядовской куртке, подчеркнуто взрослый на фоне девятиклассников, напоминающих крупных мышей в своих мешковатых серых костюмах.

– Это Сергей Селиванов, он будет учиться с вами, – произнес директор, опасливо кося глазом в сторону доски, словно боясь, что его будут ругать.

Директор, невысокий щуплый дяденька в вечно помятом костюме, был единственным, кроме физкультурника, мужчиной в школе. Он с большим пиететом относился к своей жене, историчке, дородной щекастой тетке, выпирающей в разные стороны из своих платьев и с таким широким задом, что на него можно было поставить чемодан. Ученики пребывали в полной уверенности, что дома историчка бьет директора и лишает сладкого за провинности. Воспитанный в строгости, директор на всякий случай опасался всех учительниц, находящихся у него в подчинении.

Парень в стройотрядовке, ни на кого не глядя, прошел к свободному месту на последней парте. Его проводили опрокинутые от зависти глаза мальчишек и заинтересованные взгляды девчонок. У Даши внутри что-то тоненько прозвенело, началось в животе, пощекотало в груди и вышло наружу страстным шептанием в Алкино ухо: «Алка, он мне нравится, умираю…».


Ежедневно Даша посвящала некоторое время своему несчастью: несколько минут она горестно рассматривала свой нос, а потом стояла, прижавшись носом к дверному косяку для выпрямления горбинки. Проклятая горбинка никуда не девалась. «Говорят, что нос растет всю жизнь», – с ужасом думала она, представляя, что огромный горбатый нос, разросшийся на ее лице как неряшливый гриб, свисает на щеки и закрывает подбородок.

«Коробова, ты жуткая уродина, – мрачно беседовала она сама с собой. – Ноги как спички, к тому же кривые… а нос, что это за нос, большой, горбатый. У тебя никогда не будет мальчика, и замуж ты не выйдешь, будешь творить добро, как положено старым девам…»

На самом деле в этом ежедневном ритуале было гораздо больше уютного домашнего кокетства, нежели безнадежной горести. Под предлогом рассматривания собственного носа Даша томно любовалась собой, придавая лицу разные выражения – то восхищенное и задумчиво-влюбленное, то строгое и обиженное. «Я ужасно зависимая, во всем завишу от других, – думала она. – Независимый человек всегда одинаковый, ему никто не нужен, чтобы быть самим собой, скучным или веселым, все равно… Если меня любят, восхищаются… тогда я слышу специальный внутренний звоночек, могу быть обаятельной, остроумной, завоевать любого, кого захочу. В общем, иду на звоночек, как баран!»

Почувствовав неодобрение, она действительно мгновенно сникала и гасла, становилась скучной, некрасивой, иногда даже начинала заикаться. «Может, у меня вовсе нет внутренней сути, – размышляла Даша. – Я существую только как отражение отношения других людей… как сморщенный мячик, который наполняют воздухом и он оживает, а не надуют, так и будет лежать ненужной резиновой тряпочкой. Я кукла, вот что! А кукловодом служит чужая симпатия или неприязнь; но уж если уродилась такой, что можно поделать!»

На первой же перемене Даша поймала заинтересованный взгляд Сергея, цепко выхватывающий ее из толпы девчонок. Внутренний звоночек прозвенел так громко, что ее тут же понесло в улыбки и взгляды, и настолько удачно, что после уроков загадочный мальчик в стройотрядовской куртке нес Дашин портфель и уже хотел носить его всегда.

Сергей рассказал, почему он так впечатляюще возник посреди года и посреди урока. В те годы существовала целая система присмотра за «трудными подростками», и в одном из лучших вариантов такого присмотра «трудного» отправляли со студентами в стройотряд. Вот он как раз и был таким «трудным подростком». Он поведал Даше довольно невнятную историю о том, как после развода родителей его отправили в английский интернат для будущих дипломатов, где, решив отомстить за развод, он и стал «трудным». Матери пришлось забрать его из интерната. У нее имеется молодой, на десять лет моложе, любовник, и взрослый сын ей абсолютно не нужен, впрочем, как и отцу, знаменитому засекреченному ученому-физику.

Не будучи злостным вруном, он только слегка расцветил свою реальность драматическими оттенками, так ему казалось интересней и достойней.

Обычно же он мало говорил сам и очень внимательно слушал Дашу. Между ними сразу повелось, что он сильный и опытный, а она умная, поэтому Даша бесконечно что-то плела о родителях и знакомых, о книгах и спектаклях.

Почти два года, до конца школы, каждое-каждое утро, сбегая по лестнице, Даша небрежно бросала Сергею портфель, и от ее дома на Садовой до школы они шли уже вместе. Так и ходили: она вещала, а он внимал.

Свой первый сексуальный опыт Сергей получил, будучи «трудным подростком», в стройотряде, и с тех пор у него периодически бывали женщины. Он старательно на это намекал, объясняя, что с Дашей у него любовь на всю жизнь, но его мужской организм требует того, что положено взрослому мужчине, а с маленькой романтической отличницей ему достаточно платонических отношений.

Даша восторгалась честностью, с которой он рассказывал о своих женщинах, и тем, что оберегал ее от настоящих мужских страстей. Особенно она восхищалась Сергеем за то, что у его честного организма есть половые потребности.

Однажды Даша случайно услышала, как Соня напряженным голосом спрашивает свою школьную подругу Аду:

– Адка, как ты думаешь, Даша целовалась с этим своим школьным мальчиком?

– Целовалась, конечно, если она у тебя нормальная! – ответила грубоватая Ада. Соня промолчала, не поверив.

Между стеснительной Соней и не менее стеснительной Дашей классическая беседа на тему «откуда берутся дети» так и не состоялась. Единственный случай хоть малейшего признания существования связанных с полом проблем произошел, когда в Крыму Соня с одиннадцатилетней Дашей пошли вместе в пляжный душ. Застенчиво опустив глаза, чтобы не видеть неожиданно округлившуюся грудь дочери, Соня с явным усилием сказала:

– У тебя может вдруг пойти кровь… оттуда… – Она неопределенно показала вниз. – Ты не пугайся, это значит, что ты становишься взрослой.

Конкретизировать выросшая без матери Соня так и не смогла, и все остальное Даша поняла из стыдливых недомолвок советских книг и из классики, оставлявшей больше простора для воображения.

С первого класса она находилась в отдельных отношениях со школьной библиотекаршей. Милая круглолицая Розалия Наумовна любила Дашу и часто сама выбирала для нее книги. «Почитай вот это», – и протягивала первоклашке Даше «Повесть о Зое и Шуре» или «Четвертую высоту». «Как, ты уже прочитала?» – удивлялась на следующий день.

В конце дня, когда ребята переставали роиться у ее высокой конторки, на зависть остальным, она пускала очкастую фаворитку к полкам. Даша вдыхала пыльный книжный запах, затаив дыхание, гладила книги.

Наконец школьная библиотека полностью себя исчерпала, как и огромный домашний книжный шкаф. В этом шкафу книги стояли в три ряда, а еще лежали сверху, а также были пристроены сбоку и навалены поперек. Каждый раз, когда она открывала шкаф, книги вываливались на Дашу камнепадом. Неохваченной оставалась только домашняя кладовка, крошечное помещеньице в спальне, похожее скорее на стенной шкаф и предназначенное строителями хрущевок для хранения всяческого хлама. В кладовке, где с пола до потолка стояли коробки с книгами, Даша и коротала все свободное от уроков время. Стоя на табуретке под темной пыльной лампочкой, она прочла «Декамерон», Дидро, Платона, погружаясь в мир сексуальных откровений и поглядывая на часы, не идут ли родители. Подумав, они, конечно же, предпочли бы, чтобы их дочь получила сексуальное воспитание из литературы, а не из дворового фольклора. Но что-то убедительно подсказывало Даше, что родители будут обескуражены, застав ее в кладовке на табуретке с неприличными книгами в руках.

Книги, прочитанные в детстве на одной ноге в темной кладовке, сделали из нее человека, теоретически осведомленного о сексе в самых разнообразных его проявлениях.


Поздней осенью они с Сергеем долго гуляли по Стрелке, ужасно продрогли и промокли и как-то случайно, неторжественно поцеловались, когда Сергей прислонил Дашу спиной к гранитной стене и наклонился к ней, стараясь закрыть от пронизывающего ветра. Весь девятый класс они гуляли, беседовали, иногда целовались, не позволяя себе ничего большего.

Даше с Алкой удалось обмануть толстую англичанку преклонных годов Елену Васильевну с переводом, но в свои двадцать восемь лет та многое помнила из собственной школьной жизни, прекрасно разбираясь в отношениях между мальчиками и девочками. Расположенная к отличнице Даше, Елена Васильевна присмотрелась к образовавшейся в девятом «Б» паре, книжной девочке из хорошей семьи и не по возрасту взрослому «трудному подростку». Классическая школьная пара легко может прийти к классическим же неприятностям, решила она. Оставив Дашу после уроков, Елена Васильевна уселась с ней за одну парту, оттеснив широким задом испуганную девочку на самый край, и проникновенно спросила:

– Скажи-ка, Коробова, а что у тебя с Сергеем Селивановым? Я имею в виду сама знаешь что… – Она значительно понизила голос.

– Ничего, Елена Васильевна, мы только несколько раз целовались. – Даше было неловко, но промолчать она не посмела. К тому же англичанка так ласково на нее смотрела.

– Коробова, учти, поцелуи бывают разные. Целоваться можно, но нельзя допускать неправильных поцелуев. Они могут привести к… нехорошим последствиям! Ты меня поняла?!

– Да, – испуганно ответила Даша в полном недоумении. – Спасибо, Елена Васильевна.

Через год Даша наконец поняла, что имела в виду заботливая англичанка. Теперь у Даши бывали разные поцелуи: правильные с быстро меняющимися мальчиками и неправильные с Сергеем. Такие поцелуи Елена Васильевна не одобрила бы ни за что.


Сергей действительно вел необычную для школьника взрослую жизнь. Он не ладил с матерью, вздорной истеричной толстухой, назначившей мальчишку отвечать за то, что ее бросил муж. В десятом классе отец, уставший от истерик бывшей жены и требований забрать сына, снял ему на Литейном комнату в гигантской коммуналке с бесконечным вонючим коридором, увешенным велосипедами и тазами.

Сквозь неромантические следы чужого распада, уворачиваясь от грозящих свалиться предметов, Даша пробиралась к своему первому сексуальному опыту. В заставленной чужими пыльными вещами комнате они с Сергеем пили чай, разговаривали и целовались.

Однажды, целуя Дашу, Сергей потерял над собой контроль и, приподняв коричневое школьное платье, быстрым движением погладил ее через колготки между ногами. Дашу как будто электричеством прожгло от его прикосновения, она откинула голову и подалась к Сергею, а ноги вдруг чуть расставились сами… За стеной в коридоре раздавались голоса соседей, но она ничего не слышала. Рука Сергея уже была в Дашиных трусиках, Даша изогнулась сильнее, поплыла куда-то и еще шире развела ноги… Свободной от Даши рукой Сергей потянулся вниз, быстро расстегнул брюки, а через секунду, почувствовав непривычное прикосновение, она пришла в себя и молниеносно оттолкнула его.

Трусики и синие колготки из «Детского мира» вернулись с коленей на место. Быстро натянутые трусики, соприкоснувшись с телом, мгновенно оказались мокрыми. «Неужели я описалась?» – в ужасе подумала Даша.

Потом они молча пили чай, не глядя друг на друга. Казалось, уйти сразу неловко, лучше сделать вид, что ничего не было.

Даша не представляла себе, что для нее, такой рассудочной, возможно перестать владеть собой хоть на минуту и оказаться полностью зависимой от рук Сергея. Теперь она намеревалась немедленно вернуть свою независимость. Для этого требовалось принять полный спокойствия вид, совладать с ним и – главное – с собой, с тем пугающе новым, что она открыла в себе на чужой продавленной кушетке.


Платона с его описаниями гомосексуальной любви Даша прочитала, а вот с медицинскими аспектами секса не была знакома. Прожив неделю в страхе после своего падения, измученная страшными мыслями, Даша не выдержала и сдалась Алке.

– Послушай, – испытующе глядя на Алку, сказала она. – Как ты думаешь, я не могу быть беременна?

Медленно, с трудом выбирая подходящие слова, Даша описала сцену в коммуналке.

– Сергей, кажется, немножко разделся и, кажется, прикоснулся ко мне своим… ты понимаешь…

– А что ты чувствуешь? – надуваясь от собственной значимости для всегда безукоризненной Даши, важно спросила Алка.