– Но вообще-то это ненормальная жизнь, Оксан… – сказал Денис и почувствовал, как внутри противный тоненький голосок добавил: «И она мне нравится, такая жизнь…» – Патология, патологическая семья! Идиотская ситуация… – неуверенно продолжил Денис, заглушая этот мерзкий внутренний голос: «И очень даже удобная… приятная, сладкая…»

Как будто услышав его мысли, Оксана сказала, прищурясь:

– На самом деле это самый безболезненный способ решения удивительных сексуальных фантазий, которые тебя временами посещают. Лично для меня – странных и неприемлемых. Даже если весь мир будет это делать, перед завтраком, вместо чистки зубов…

– Смешно, – вздохнул Денис.

– … я этого делать не смогу, извини. Попробуем вместе это решить вот таким образом. Живи пока один. Наверно, так будет правильней…

– Не знаю… – ответил Денис, прислушиваясь к тишине своих чресл.


Стоя босыми ногами на влажном теплом песке и глядя на блаженствующую в воде Маргошу, Денис вспоминал этот разговор.

«Докрутился!.. – подумал он. – А море какое все-таки странное. То ли море, то ли не море. То ли вода и жизнь, то ли… не пойми что. Отсутствие жизни. Мертвая субстанция. Неизвестное вязкое пространство с непонятными свойствами… вроде моей жизни…»

– Э-э-э, милый, что-то ты совсем, по-моему, перегрелся, – сказал Денис сам себе и попробовал вбежать в тугую теплую воду. Но на уровне коленей остановился и стал потихоньку смачивать тело – ладони, плечи, грудь. Маргоша махала ему рукой:

– Пап, плыви сюда! Смотри! Я на спине лежу!

Денис вернулся на берег, подошел к Оксане, сидевшей в шезлонге, и опустился рядом на песок, прислонившись к ее ноге. Он провел по ней щекой, и тонкие, незаметные глазу волосики привычно пощекотали ему кожу. Денис обнял одной рукой Оксану, и они вместе стали смотреть на Маргошу, плывущую к берегу. Маргоша увидела, что родители любуются ею, и опять помахала Денису:

– Пап, пап, иди ко мне! Вместе полежим на воде, а мама нас сфотографирует!

– Сейчас! – крикнул Денис. – Мурашки прогоню и приду!.. Уже плыву-у! А ты, малыш, сама сюда заворачивай! – Он обернулся к Оксане: – В жизни так далеко не заплыву. Хоть здесь, говорят, и нельзя утонуть… в этом море…

Оксана вытянула ногу, к которой он прислонялся, и сказала:

– Маргошка становится все больше и больше на тебя похожа…

– Правда?

Оксана засмеялась:

– Ага, с затылка!

Денис заглянул снизу под переливающиеся стекла ее солнцезащитных очков, чтобы увидеть глаза жены.

– А на Дато?

Оксана выпрямила обе руки над головой, потянулась.

– А на Дато она никогда и ни в чем не была похожа. Она – просто моя дочь. И больше ничья.

– Как у вас всё… у миллионщиц…

Оксана пожала плечами:

– При чем тут мои деньги? Просто женщина – это настоящий родитель, а мужчина – носитель недостающего гена. Гениальная задумка Создателя… – Она внимательно посмотрела на мужа. – Я знаю, о чем ты подумал. Я тоже об этом думаю… Иногда. Но я не могу оставить работу, Денис! Ни на девять месяцев, ни на два. Разворуют все, так разведут, концов не найдешь. Нищими останемся. Или сядем.

Денис, собирая из серых камешков пирамидку, кивнул:

– Конечно, конечно… Оксанка, а вот если бы наше правительство разрешило двоеженство?

Оксана остро взглянула на него поверх темных очков и улыбнулась:

– Я бы разрешила себе троемужество.

Денис удивленно посмотрел на жену:

– А кто третий, интересно?

Оксана засмеялась:

– А кто второй? – Она поцеловала его в шею и обняла за плечи. – А по поводу свечки ты зря сегодня утром обиделся. Это ненужная степень близости, понимаешь? Я тебе не мать, не медсестра, не секретарша.

– Ты не против, если свечки мне будет ставить секретарша?

– Попробуй, увидишь, – снова засмеялась жена.

Денис не успел ничего ответить – услышав звонок мобильного телефона, лежавшего рядом с ним на шезлонге, он взял трубку.

– Да!

– Денечка! Это я… Ты… когда приедешь? Ты с Маргошей, да?

Денис крепко прижав трубку к уху, быстро взглянул на Оксану:

– Н-нет. То есть… Да.

– А когда ты приедешь? У тебя останется хотя бы пара свободных дней? Мне без тебя плохо.

Денис чувствовал, как внимательно и спокойно смотрит на него Оксана. Он прочистил горло и официально ответил:

– Да-да, понял, спасибо за звонок.

Он быстро нажал отбой и положил телефон рядом с собой. Тот тут же зазвонил снова. Денис, вздрогнув, быстро взглянул на дисплей. Увидев, какой номер определился, успокоился и радостно заговорил:

– Да, Андрей, привет! Да все отлично! А-а-а… Это не ко мне, это тебе Оксанка лучше подскажет. – Он протянул жене телефон. – Оксанка! С тобой люди хотят побеседовать, не со мной…

Оксана, все время смотревшая на него после Алениного звонка, встала и молча пошла к морю. Денис проводил ее взглядом.

– Гм-м… Извини, Андрюш…

Он отключил телефон совсем и отшвырнул его.

– Ч-черт! «Без тебя мне плохо…» А мне без тебя просто… – Он выругался. – Подыхаю я просто без тебя, милая! – яростно бормотал Денис, расчищая рукой около себя мелкую гальку. – Вот дрянь, а! Названивает… Вот дурак я!

– Пап, иди купайся! Вода – супер! – снова весело закричала Маргоша.

Отряхнув руки, Денис резко встал и быстро пошел за женой в море. Так же, как она, войдя в воду, лег на спину, раскинув руки.

– Оксанка! Слышишь меня? Это не то, что ты подумала!

Оксана вздохнув, отвернула голову и отплыла от него подальше. Денис чертыхнулся и тихо договорил:

– Это настолько не то, что ты даже себе не представляешь…

Полежав еще несколько минут в теплой целебной воде, он вышел из моря, захватил свое полотенце, ополоснулся в пляжном душе и один пошел в гостиницу.


В номере он опять долго стоял под душем, отфыркиваясь, откашливаясь, пытаясь отогнать навязчивые мысли.

Он потерял бдительность. Он попал в ловушку. В ловушку…

Ему некстати вспомнились эти дурацкие строчки на разлинованном листочке из школьной тетради – все ведь нарочно! наивная трепетная школьница! – который она изловчилась запихнуть ему в карман пиджака. И видел-то он ее когда? Недели три назад? Школьницу эту… с несколькими аккуратно состригаемыми седыми волосками в трогательном девичьем хвостике…

Ну да, три или около того, когда он привозил ей продукты, чтобы она не таскала тяжести. Ну и, естественно, не удержался, остался ночевать, хотя ведь зарекался… Значит, все это время листочек валялся у него в кармане. И только вчера ночью, когда со сна искал мобильный, который дребезжал непонятно где, он нашел в кармане этот идиотский сентиментальный бред:

… А встретит Вас – лишь улыбнется

Она (иль вовсе не она),

Что к Вам сейчас так жалко жмется,

Что так беспомощно верна…

«Улыбнется…» Она – не улыбнется! Она с ором и ревом будет нестись за ним, разбивая себе башку. А ему – его единственную жизнь.

Ведь был же какой-то момент, но он его упустил… Когда она споткнулась о его раздражение и равнодушие, сначала не поверив в них… Думала, он от радости завизжит, что ли? А потом всё пыталась поговорить с ним, непонятно о чем, правда… О чем им было теперь говорить, когда и раньше-то кроме шуток и каламбуров он не мог ей ничего сказать… А теперь? О чем говорить родителям нежеланного ребенка? Он почувствовал ее отчаяние и еще подогрел его:

– Исправляй, исправляй ошибку! Считаешь, что я подонок? Так скажи прямо!

– Я не хочу с тобой ссориться, Денис…

– Так и я не хочу, Алена! Я просто советую тебе: ты забеременела от подонка – так исправь ошибку!

И она как-то вся сникла, затихла. И только раз позвонила, спросила:

– Ты разве не рад, Денис? Скажи мне? Совсем не рад? Ты же сам этого хотел…

Хотел… Мало ли чего кто хочет! Когда это было!.. В одиночестве опустевшей квартиры чего только не захочешь и не придумаешь! Ну да, брякнул как-то: «Роди мне сына…» Что-то вроде того… Потом момент прошел, настроение изменилось. И что было делать? Отказываться от своих слов? Обидится, затаится со своей обидой, а он – засядет в обнимку с одиночеством. А с кем еще? Если Алена приходить не будет… Да и так иногда хотелось показать зазнавшейся, независимой Оксанке козью морду! Хоть как-то! Хоть чем-то!

Только вот ребенок у Алены почему-то сразу не получился, и Денис постепенно успокоился… Дурак! Легкомысленный идиот! Сразу не получился, а через год – получился! Если, конечно, это его ребенок… Денис попытался зацепиться за эту спасительную мысль, но она легко ускользнула. Сомнений почти не было. Надо было хоть раз видеть эти ее глаза, с нежностью смотрящие на него… Доверчивые, нежные, неумные глаза… Ох…

Денис пустил горячую воду и постоял под ней, чувствуя, как постепенно расслабляется его как будто окаменевшее тело.

Но не пошла она «исправлять ошибку». Да и глупо было на это надеяться: в ее-то не очень уже юном возрасте – первая беременность… Почему-то он продолжал верить, что как-то все само утрясется, рассосется… Может, слабая, тонкая Алена не выдержит своей собственной боли, слез, и не прикрепится у нее там ничего, выйдет наружу… это… которое может испортить всю его жизнь, и о котором она уже говорит, как о живом ребенке…

Однажды она позвонила ему и растерянным, испуганным голосом попросила купить какое-то лекарство, по возможности срочно. У него замерло сердце. Он поехал в аптеку, прочитал по бумажке название, и фармацевт сочувственно взглянула на него:

– Угроза?

Денис не понял:

– Что-что?

– Угроза выкидыша у жены?

Денис судорожно сглотнул и кивнул:

– Д-да, то есть вроде нет… Не знаю, для чего это, наверно, сама придумала, любит всякие таблетки… – забормотал он. – Ничего такого нет…

Он купил лекарство, но Алене звонить не стал. «Как бог даст… – отгонял он весь вечер свои сомнения. – Не помогать и не мешать… Что мы можем? Ничего, только все запутываем своей суетой… Суетись не суетись, а от судьбы не уйдешь… Еще неизвестно – что лучше. Плодят бедных, несчастных, никому не нужных детей… Эти мамы-одиночки с высушенными тоской и бедностью лицами и ненавистью ко всему миру… И вообще… Сколько голодных брошенных детей… В общем – сама позвонит, если нужно, а то придумывает вечно себе какие-то болячки…»

Ночью он кряхтел, ворочался, вставал пить то воду, то выдохшееся пиво, уснул только под утро. А придя на работу, сразу позвонил Алене. Она, не слушая его оправданий, радостно сообщила:

– Ты знаешь, а это у меня, оказывается, никакая не угроза! Просто… ну, тебе это неинтересно. И не надо никакое лекарство покупать. Ты не купил еще?

– Н-нет… То есть я узнал, где оно продается, искал вчера, вот нашел, сейчас поеду…

– Не надо, Денис, спасибо, все у меня хорошо.

– Ага, ну давай, я позвоню… Я побегу, ладно?

– Да, беги. Конечно.


Наверно, она что-то поняла. Или почувствовала, она так всегда всё чувствовала… Больше ничего не сказала и не спросила, но затаилась и совсем перестала ему звонить. И сама не отвечала по телефону. Денис знал, что она, конечно, дома – куда ей пойти-то? У матери в квартире вечный кавардак со студентами и этими ее безумными фигурами и корягами… К подруге тоже вряд ли… Скорей всего просто не берет трубку, видя его номер. Но что она сейчас делает? Ревет целыми днями? А может быть – уже избавилась? Сама… Как там говорил сердечный друг Дениса, верный Эмиль? Надуманная проблема, ведь все проще простого: в горячую ванну и водки с перцем – у нее же стоит в баре та бутылка, которую он, Денис, не допил в прошлый раз… Или попрыгать с аквариумом…

Но у Алены нет аквариума… У нее нет мозгов, нет гордости… И нет денег. А это значит вот что: она перечеркнет всю его жизнь. Денис вдруг понял отчетливо и ясно, что именно будет через три, четыре месяца. А может быть, раньше или чуть позже… Ничего больше не будет. Жизнь, его жизнь кончена. Оксана никогда ему этого не простит. Как она ничего никому не прощает, а уж ему-то, так ей обязанному, – тем более не простит.

И у него не останется никого и ничего. Ни веселой Маргоши с полными румяными щечками, родной, ни на кого не похожей, но все равно любимой и единственной. Ни гордой Оксанки, рядом с которой можно лечь и пролежать всю жизнь, читая «Науку и жизнь» и смотря канал «Культура» или «Дождь»… Не будет прекрасной работы, которую ему устроила Оксана, с молодыми хамоватыми сотрудниками, впятером тянущими всю фирму, напролом, лишь бы заработать, лишь бы прорваться, не важно, какими средствами, лишь бы не вернуться к себе в Тмутаракань с дырявым карманом…

Не будет машин, которые у него бьются, как старые чашки: чпок! – и еще одной машины нет, чпок – и у другой капот набок свернут… А под окном уже новая стоит… И записка, в переводе с матерного – как это Оксанка так лихо научилась за последние годы и ругаться, и шутить матом? – «Это – последняя, Деня. Разобьешь, за новую придется тебе самому покорячиться».