Наталия Терентьева - Бедный Бобик

– Вот расщедрилась наша мамочка, а? Да уж… расстаралась…

Он попробовал включить-выключить блокировку дверей. Сигнализация тренькнула. Собаки тут же заворчали.

– Да ладно… уж вы меня запугали…

Он сел в машину. К рулю была прикреплена записка: «Да простит тебя милосердный Господь. И да пошлет он тебе раскаяние. Твоя жена, Оксана Турчанец». Денис аккуратно сложил записку и, держа ее в руке, взглянул на окна. Они были плотно, без единой щелочки, зашторены. Он посидел в машине, прислушиваясь к булькающей внутри пустоте. Желудок его был пуст настолько, что он ощущал свою пересохшую слизистую от глотки до тонких кишок.

Он завел машину, покрутил радио, надеясь послушать какие-нибудь умиротворяющие спортивные новости, которые всегда были для него сродни бутылке пива – вот вроде отвлекся, послушал и забыл, о чем думал до того. Но сейчас, видимо, было слишком рано для новостей. Два ведущих, перебивая друг друга, отчаянно силились быть остроумными и свободными. Молодой человек произносил слова с оттяжкой, как будто отсидел лет пять… А девушка хрипло хохотала и все пыталась вспомнить главное слово в матерной поговорке. Интересно, успели ли они увидеть, какое тихое, ясное утро сегодня, пока мчались на эфир.

Денис выключил радио. Посидел, послушал, как ровно и спокойно задышала такая симпатичная «хонда», которую вчера утром ему подкатили под окно. Венчальный подарок Оксаны. Денис снова развернул записку, перечитал ее, согласно кивнул.

– Все правильно, мамочка. Все ты правильно говоришь. И сад у тебя почти княжеский… или графский… Спасибо, жена моя Оксана. – Он задумчиво посмотрел на окна Оксаны, где все так же ровно были задернуты темно-зеленые шторы.

Денис выключил зажигание, вышел из машины, нажал на кнопку брелока, запирающего дверь. Свистнул ротвейлеру:

– Граф!

К нему тут же подбежали две собаки, одна чуть быстрее.

– А ты разве Граф, не Графиня? – Он присмотрелся к собачьим признакам пола. – А, ну да… Извини…

Он прикрепил ключи от машины на строгий ошейник, попытался потрепать пса по морде, но тот увернулся. Денис потянулся, покряхтывая:

– Э-эх! Отдашь, брат, это нашей маме. Может, еще для чего ей сгодишься. – Ротвейлер зыркнул на него злыми сонными глазами и дернулся. Денис убрал руку. – Ну прости, милый, если чего не то сказал. Обидел если зря твою чистую собачью душу. У тебя ж своя мамочка есть, вон как злобно на меня сразу зыркнула. Ну пока, товарищи мои собаки.

Денис еще раз посмотрел на Оксанино окно. Ему показалось, что штора чуть колыхнулась и замерла. Денис, прищурившись, отвернулся и пошел к выходу. Он чувствовал, что собаки наблюдают, как он отпирает высокую кованую дверь, как аккуратно закрывает ее. Заперев дверь снаружи, он перебросил ключи от дачи через высокий забор во двор.

Роскошный, стильный забор. Просто произведение искусства. Узкие доски, выкрашенные в спокойный серо-зеленый цвет, и шершавые, светло-серые каменные столбы. Легкие деревянные решетки наверху. Черная строгая дверь с золотым звоночком и витой ручкой. Благородно и просто. Посмотри на этот забор и поймешь, какой хорошей может быть жизнь. Правильной, гармоничной.

Семнадцать поперечных досок, нависающих одна над одной, три серых камня подряд, и снова семнадцать зеленых досок. И так – пол-гектара хорошей, правильной жизни. С голубыми пушистыми елками, искренними верными друзьями, с клумбами, засаженными стройными кустиками лапчатки, алеющей сейчас плотными маленькими цветками, и приземистым мясистым баданом. С пламенем, весело горящим за жаропрочным стеклом камина, и красивыми коричневыми решетками на окнах, украшенными старательно выкованными армянскими мастерами виноградными лозами, с круглыми ягодками и загибающимися листочками.

Денис резко выдохнул, услышав, как воздух со звуком прошел через грудь, медленно вдохнул прохладного воздуха, остро пахнущего дымом и влажным лесом, и пошел по прорытой колесами тракторов дороге через поле на станцию.

Прошло еще четыре года

Денис остановился у светофора и, облокотившись на руль, смотрел на кроны деревьев, стоявших по обеим сторонам дороги. Вот еще совсем зеленые ветки, а где-то уже пожелтели и покраснели листья. Рано, в этом году все рано… И как-то очень быстро один сезон сменяет другой. Говорят, это свойство возраста. Чем старше становишься, тем меньше времени проходит с утра до вечера и с января по декабрь. Меньше или быстрее… Денис, задумавшись, не заметил, как зажглась стрелка зеленого.

– Поехали, а? Или ты передумал?

Денис вздрогнул от чужого голоса и мельком глянул на молодую девушку, сидящую рядом с ним. Ага, ну да…

– Классно в тачке у тебя! Можно даже спать! – Девица вытянула ноги и потрепала его рукой по ширинке черных джинсов. – Папи-ик! – Когда она зашевелилась, Денис различил сладкий конфетный аромат духов. – Как тебя зовут? Меня – Зоя…

Денис приоткрыл окно и молча потыкал программы радио. Что везде за чушь… Он остановился на прогнозе погоды. Надо бы понять, что ожидает на следующей неделе. Например, знать заранее, что всю неделю будет моросить мелкий противный дождь. Или, наоборот, подморозит. И вообще, похоже, что они там, в небесной канцелярии, собираются на сей раз обойтись без бабьего лета…

– А ты меня не обманешь?

Девушка наклонила к нему голову, и Денис увидел коричневую прядку среди выкрашенных в светло-желтый цвет волос. Забыла, что ли? Или мода у них такая, у соплюшек… У крепеньких, с ровными ножками, шальными глазами и абсолютным, вселенским равнодушием ко всему. Когда эта улыбнулась ему в магазине полчаса назад, то сначала показалась совсем молоденькой и хорошей. Хотя неизвестно, что лучше. Хороших – жалко, а плохие девчонки не раз выручали его в минуты слабости, да с ними – тошно.

– Нет? Не обманешь? – Девушка кокетничала, неумело и некстати.

– Никогда! Если мне понравится, сразу на тебе женюсь, идет?

Девушка попыталась заглянуть ему в лицо, чтобы разглядеть выражение глаз, и так и не поняв, шутит он или нет, протянула:

– Иде-ет… А у тебя что, жены нет?

– Есть.

Денис снова покрутил радио, поймал музыку, оставил. Светлая, спокойная мелодия наполнила салон. После длинного вступления, которое он сначала принял за оркестровое произведение, вдруг зазвучал чудесный женский голос, глубокий, не очень низкий, с нежными бархатными обертонами. Денис вслушался в слова. Чудно€, никогда он не слышал этой песни. Что за волна-то? Надо дождаться, пока скажут, кто поет. Прекрасно, просто замечательно поет. Слова, похоже, старинного романса, а вот мелодия… Не поймешь. Вроде современная, а может, и нет…

Денис с удовольствием слушал простые красивые слова. И вдруг помимо воли вспомнил лицо другой девушки – нежное, чуть грустное, смотрящее на него с бесконечной любовью. Он помотал головой, чтобы прогнать наваждение.

– Нудятина какая! Давай чего-нибудь другое! – Сидящая рядом Зоя развернула жвачку, запихнула в рот большую коричневатую пластинку и предложила ему: – Хочешь? С корицей, классная, это новая. Слушай, а у тебя нет «Белой мартышки»? Знаешь, улетная песня такая… – Зоя, пристукивая себе по коленке, обтянутой черными колготками с выпуклыми блестящими червячками, стала наговаривать рэп: – «А банан… висел так низко, но никто… его не трогал, только белая… мартышка все ходила и стучалась… об него головой, об него головой, об него головой…» Нету? Ну или хотя бы это, все знают… – Она неумело изобразила танец, подергивая плечами и худыми коленками: – «Мы повторяем простые движения…»

Денис резко выключил музыку, остановил машину у тротуара так, что Зоя откинулась на сиденье, и выдохнул:

– А-ах… Все, давай.

Девушка улыбнулась недоверчиво:

– Прямо здесь? Я знаю, некоторые так любят…

Денис взглянул в зеркальце на знак сзади, от которого отъехал метров на десять.

– Здесь нельзя стоять. Иди давай, говорю.

– Ты чего? Обиделся?

Денис перегнулся через испуганно отшатнувшуюся от него девушку и открыл ей дверцу.

– Давай-давай. А то не успеешь сегодня заработать.

У девушки неожиданно покраснели густо накрашенные зеленым глаза.

– Я тебе не понравилась?

Денис промолчал, постукивая рукой по рулю. Зоя неловко выбралась из машины и встала около открытой дверцы. Челюсти ее продолжали активно жевать жвачку, она, не замечая этого, смотрела на Дениса. С одного глаза стала стекать краска, она вытерла ее кулаком, и на щеке появилась черно-зеленая полоска.

– Ладно, иди сюда! На, возьми. – Он протянул купюру, но девушка замерла в нерешительности. – Господи… Сядь… на секунду. Да не жуй ты!..

Зоя испуганно вытащила изо рта жвачку, быстро скатала из нее шарик и привычным движением стрельнула, не глядя, за спину. Денис только вздохнул:

– Дверь закрой. Аккумулятор садится.

Она послушно села на край сиденья, осторожно прикрыв, но не захлопнув дверцу.

– Слушай, – повернулся к ней Денис, – а что… кроме «простых движений» ты ничего не умеешь делать? Вот что бы тебе не пойти работать… продавщицей, скажем? В какой-нибудь большой красивый супермаркет. Там, конечно, колбасу надо резать по двенадцать часов в сутки. И ребятишки все неинтересные вокруг – нищие туркмены да наши пьяницы-охранники… Но здесь-то тебя, дуру, скорей всего вообще убьют. А не убьют, так болеть будешь, аборты делать…

Зоя, постепенно успокаиваясь от его слов, поудобнее устроилась на сиденье.

– А я предохраняюсь. И для тебя есть!.. – Она ловко вытащила из сумки пакетик. – Мы выбираем безопасный секс.

– Я понял. Ладно. Иди… – Он с досадой покрутил головой: – «Мы»!.. Кто же вас так ловко… обрабатывает… – Денис, прикусив губу, стал снова смотреть вперед.

Зоя внимательно взглянула на него и распахнула дверцу.

– Я пошла… Вот как нормальный дядя, мне – облом… – Она жалко улыбнулась, так и держа в одной руке презерватив, а другой прижимая к себе открытую сумку.

– Ага. Маме привет.

– У меня мама умерла, – ответила Зоя. – Полгода назад.

Денис досадливо помотал головой и включил зажигание.

– Ай, Господи… А дома маленький братик и папа – инвалид войны. Да?

– Нет. Никого вообще.

Деньги так и остались на сиденье, вместе со сладким запахом банановых духов. Денис открыл кнопкой все окна и резко отъехал, взглянув в боковое зеркало на тоненькую фигурку Зои. Он несколько раз глубоко вдохнул, чувствуя, как утренний бутерброд с сервелатом мучительно скребется в желудке, а острая изжога уже подбирается к гортани.

Денис снова притормозил, полез в аптечку и увидел, что Зоя, сгорбившись в не по погоде легкой куртке, встала на остановке, выглядывая автобус, и топчется, стуча сапогом об сапог. А сапоги-то… экипировка начинающей уличной дивы… С какими-то хвостами сзади, с широкой дыркой сбоку, чтобы нога, что ли, была видна…

Денис выдавил в рот пакетик пахнущего мятой лекарства и вернулся к остановке задним ходом. Зоя, увидев машину, с надеждой взглянула на него. Денис приоткрыл окно со стороны тротуара и махнул ей рукой. Девушка заспешила к нему.

– Возьми, – протянул он купюру. – Не лови сегодня больше никого. Слышишь? Ты живешь-то где?

– Снимаю… – Зоя склонилась к окну, не решаясь распахнуть дверь.

– Займись чем-нибудь. Не знаю, столько всего сейчас. Слышишь, а? Жалко просто тебя, дуру… И неужели не противно?

Зоя неожиданно улыбнулась.

– С тобой – нет.

– А, ладно!

Денис отъехал, стараясь не смотреть на девушку. Это он – дурак, жалкий доверчивый дурак. Идиот, и с годами не умнеет… Сейчас чуть было не посадил ее обратно, хорошую и бедную, и совсем беззащитную в мире жестоких расчетливых дядечек с тугими бумажниками и беспокойными мошонками, в которых постоянно идет какая-то своя жизнь, помимо логики, здравого смысла и чувства самосохранения.

На следующее утро Денис проснулся с приятным ощущением и не сразу вспомнил, что случилось. Ничего не случилось. Просто сегодня суббота, и он поедет к Маргоше. Надо купить… всего. Всего, что надо и чего не надо. Денис больше всего на свете любил ходить по большому магазину, набирая полную тележку продуктов, приятных мелочей, зная, что девочка сама ничего не будет этого покупать, а мама ее Оксана, рациональная, бережливая, – тем более.

Разве догадается она взять большую банку отборных маслин с косточкой, которые так любит Маргоша, даже сейчас, когда аппетит у нее – хуже не бывает? И не купит Оксанка корзиночку лимонного мыла, переложенного высушенными листьями настоящего лимона… «Самый простой способ компенсировать все свое паскудство», – так однажды оценила Оксана его щедрые подарки Маргоше. Наверное, да. А чем еще ее порадовать? Сейчас ей вообще ничего не надо, ничто не радует. Пусть хоть так…

Денис ходил по своей новой пустой квартире. Конечно, жить в центре было удобнее, но в этом районе такой хороший воздух, такие пейзажи из окна. Еще одна подмосковная деревня, за двадцать лет обросшая шестнадцатиэтажками и бочком прилепившаяся к столице. Здесь можно гулять по вечерам… Или хотя бы мечтать об этом.