Алена покачала головой:

– Раньше ты так не говорил.

– Да нет, я ее очень люблю, но просто… Это совсем другое. Вот я смотрю на него и вижу себя. Еще там в парке увидел. И потом, когда умирал… Видел тебя и Даню, но это был как будто я, маленький, и вы со мной прощались.

Алена потерла покрасневший нос.

– Холодновато. Да, мне было очень… страшно, когда в больнице сказали, что ты умер. Я даже не представляла себе, что это будет для меня такой удар.

– Правда? – с надеждой спросил Денис.

– Правда. Но…

– Но это ничего не значит, да? – невесело засмеялся Денис.

– Мам! – крикнул Даня. – Что ты там стоишь? Иди тоже скатись с горки!

– Я скачусь с тобой! Даня! Я скачусь! – ответил вместо Алены Денис. – Можно? – оглянулся он на нее.

– Скатиться можно. Говорить Дане пока ничего не нужно.

– Я понял.

Денис не очень ловко залез вместе с Даней по большой лестнице и несколько раз скатился вниз по деревянной горке.

Алена стояла и смотрела на них. Нет, это невозможно. Невозможно сказать Дане. И невозможно не сказать. Но не сейчас. Сказать это нужно без Дениса. Нет, пока вообще непонятно, как быть.

Денис, довольный, раскрасневшийся, вернулся к Алене.

– Ты не замерз? – крикнула Алена Дане. – Скатывайся и пошли прогуляемся, а то мне холодновато стоять.

– Так ты катайся, мам! Я ж говорю – иди ко мне!

– Хорошо, – кивнула Алена и посмотрела на Дениса. – Ты что-то хочешь спросить?

– Откуда ты знаешь? – удивился Денис. – А, ну да, ты же всегда знала все еще до того, как я начинал говорить…

– И тебя это раздражало, – улыбнулась Алена.

– Нет! Нет. Просто… Да, я хотел спросить… Ты больше не поешь в церкви?

– Нет. В школе преподаю, открыли вокальное отделение для детей. Раньше-то я вела сольфеджио. А теперь вот учу девочек петь. Но ты не об этом хотел спросить.

– Да… Я тут диск твой купил…

– Ты, наверно, хочешь спросить о том, как это я вдруг попала на эстраду? – Алена снова улыбнулась, видя замешательство Дениса.

– Я ж говорю – ты всегда знала, о чем я думаю.

– Просто это многих удивило. А ничего необычного. У меня был жених, мой преподаватель.

– Жени-их… – Денис отвернулся.

– Замуж я за него не пошла, – спокойно продолжила Алена, – но зато он помог мне записать песни. Собственно, сам и музыку к нескольким сочинил. Хороший добрый человек, очень талантливый.

Денис слегка прикоснулся к рукаву ее куртки:

– А… сколько ему лет? То есть…

Алена засмеялась:

– Много. Ты привык, что я кроме тебя никого не видела и знать не хотела. Жених – в том смысле, что он сделал мне предложение, когда я была беременная и поняла, что ты не хочешь на мне жениться и ребенок тебе не нужен.

Денис покачал головой:

– Ты правда изменилась. Как ты легко это выговариваешь!

– Просто я все это уже пережила, Денис. И твое предательство, и все твои самые последние слова. И… и… всё вообще. Даже смерть твою пережила. А оно вот, видишь, как вышло.

– Прости меня. Алена…

Она молчала, глядя на шустрого Даню, весело переговаривавшегося с каким-то мальчиком. Денис осторожно провел по ее рукаву. Алена чуть отступила в сторону.

– Не знаю пока, Денис.

– Пожалуйста, если сможешь, когда-нибудь прости.

Алена пожала плечами.

– Если бы это зависело от нашего желания, Денис. Прощает душа, а ей не прикажешь. Ты же знаешь.

– Да лучше бы я умер, правда! – с досадой проговорил Денис.

– Не говори так! Пока мы здесь, все можно исправить. Все или… или многое. Даня! – Алена махнула сыну. – Давай еще два раза скатывайся, и пойдем!

– Мам, я сейчас! – И мальчик полез на веревочную лестницу.

– Я хотел к тебе подойти после концерта, но… с тобой кто-то вышел… Провожал тебя до машины…

– Выходил, провожал, – спокойно кивнула Алена.

– Это был Федосеев?

– Нет.

– А скажи мне, у тебя с этим Федосеевым – что?

– Федосеев… – Алена улыбнулась и закрыла варежкой замерзший нос. – Даня! Все! Закругляйся! Федосеев, – она повернулась к напряженно смотревшему на нее Денису, – моложе меня на четыре с половиной года. Почти на пять.

– Ясно. И что? Алена… Я не зря к вам пришел, Алена?

Алена помолчала, наблюдая, как Данила отчаянно раскачивается на веревочной лестнице.

– Мам! Сейчас два раза раскачаюсь и пойдем, да!

– Да! А чуть потише нельзя качаться, а? – Она перевела взгляд на Дениса. – Ты пришел не зря. Ты же рад, что у тебя родился такой чудесный, красивый и умный сын, правда? Ведь у тебя нет других детей? По-прежнему?

– Нет, – с трудом ответил Денис. – И… и у меня тоже в детстве все карандаши лежали аккуратно… и книжки… Я, наверно, не рассказывал об этом. И ботинки я ровно ставлю… до сих пор… А… ты… ты рада, что я пришел?

Алена поддела ногой тонкий кусок льда и снова улыбнулась.

– Не знаю, Денис. Я рада, что ты жив. Искренне рада. Потому что я с тобой уже простилась.

– Вот, я пришел…

– Я рада, что ты жив, – повторила Алена.

Данила соскочил с лестницы и подбежал к ним.

– Мам, видела, как я прыгнул? Ты не смотрела!..

– Видела, сынок!

– А ты… – Мальчик взглянул на Дениса. – Ты видел?

– Я видел, – быстро ответил Денис. – Ты очень смелый! Я не был таким в детстве.

– А мой папа был очень смелый и спасал людей, он был летчик…

– Хорошо, сынок, потом расскажем Денису, он не знал твоего папу, ему не очень интересно. – Алена обняла сына.

Денис вопросительно посмотрел на Алену. Она лишь развела руками.

Денис присел на корточки перед сыном.

– Я еще приду, хорошо? Будем вместе кататься… и… Ты умеешь плавать?

– Нет, – нахмурился Даня.

– Я тебя научу. – Денис, спохватившись, посмотрел на Алену: – Можно?

Та лишь вздохнула:

– Не всё сразу. Я не знаю пока.

– Я приду, Даня, обязательно, если твоя мама разрешит…

– Какой чудесный сегодня день, редкий для декабря, солнце прямо весеннее… – Алена чуть поежилась. – Но холодно. Ты, наверно, замерз?

– Не знаю, я не чувствую холода… – Денис нервно засмеялся. – Хотя, да, кажется, замерз. Но могу еще прокатиться с Даней вон на той карусели. Пойдешь со мной? Даня…

Мальчик радостно побежал, на ходу оглядываясь на Алену:

– Мам, можно, да? Только ты не крути меня. Я сам!

Денис с Даней бросились наперегонки к карусели, забрались на нее и вместе стали ногами раскручивать большой качающийся диск. Данила хохотал:

– Давай еще сильнее! Крути быстрее, чтобы нас не догнали пираты!.. Там пираты! Догоняют! Крути-и!..

На соседней карусели катался какой-то мальчик, вместе с отцом. Они тоже смеялись, мальчик кричал:

– Папа! Крути! Мы их обгоним! Папа!.. Быстрее!

Алена услышала звук сообщения и достала из кармана телефон. В сообщении был букетик цветов и прикрепленное фото. «Шедевр этой ночи! Думал об одной нежной и коварной красотке, и получилось вот такое…» – написал Федосеев. На фото была небольшая белая скульптура девушки в легком платье. Девушка держала кувшин с отколотым дном. Изящный, как сама девушка, с текучей формой, плавно закругленным горлышком, но с рваными краями отломившегося дна.

«Очень тонко! – написала Алена. – Молодец!»

«И это все?» – тут же отреагировал Федосеев.

«Что ты еще хочешь услышать?»

«Что-нибудь».

«Не знаю, – ответила Алена. – Ничего не знаю. Твори дальше. Скульптуру приноси, пусть постоит у нас до следующей выставки».

«Сегодня?» – спросил Федосеев и прислал еще букетик цветов.

«Я позвоню тебе. Может быть, и сегодня», – ответила Алена и убрала телефон в карман.

Снова раздался звук сообщения.

«Сегодня холодно», – написал Федосеев.

«И…?»

«Нет, ничего. Просто холодно. И окно все замерзло. И как-то холодно на душе».

«Твори. Выражай это. Ничего другого предложить не могу».

? – написал Федосеев. – Ты влюбилась? Нет, не отвечай…

Алена улыбнулась, покачала головой, спрятала телефон и стала дуть в варежки. Может, хоть так руки чуть согреются.

Она повыше подняла воротник теплой куртки. Похоже, подумала она, этот солнечный декабрь еще обманет, и очень скоро. И пойдут бесконечные дожди со снегом, и ночь станет вдвое длиннее дня, а дни – темными и промозглыми, с метелями и ледяным, колючим ветром. Но потом все равно настанет весна. И на месте этой площадки будет большая глубокая лужа. Затем лужа высохнет под горячим апрельским солнцем, и из-под старых дубовых скамеек первыми полезут пахнущие морем жесткие веточки ползучего мха. А на них зацветут желтые колючки, так похожие издали на нежные соцветия низкорослых лесных фиалок.

Алена стряхнула снег с куртки. Она стояла, смотрела, как крутятся на карусели Даня с Денисом, как хохочет Даня, смеется вместе с ним Денис, поглядывая на нее. Смотрела на плавающих в незамерзшей еще реке уток, на полоску льда у самого берега, припорошенную легким снежком, первого, такого хрупкого, обманчивого ледка, и думала: как же отсюда, из холодного декабря с короткими днями, далеко еще до весны, до настоящей, звенящей, бесповоротной, из которой не вернуться в холод, сомнения, одиночество. За которой придет теплое, долгое, обещанное лето.


Весна 1999, зима 2005, осень 2013,

Москва