Симона Элкелес - Беги от любви

– Ты как машина, Мэттьюс, черт бы тебя побрал! – говорю я, все еще пытаясь отдышаться.

– Салазар, посмотри правде в глаза. Благодаря мне ты становишься все лучше и лучше, – отвечает он.

– Это еще почему?

– Если бы не я, то кто бы все время бросал тебе вызов, ленивая ты задница? – Он широко разводит руки. – Для чего же еще нужны друзья? Разве не для того, чтобы подстегивать нас, чтобы мы становились лучше?

– Учти, я тебя уложу, если попробуешь отобрать у меня мяч, – устало улыбаясь, говорю я.

– Вот это, я понимаю, боевой настрой. Вызов принят!

Вскоре Дитер строит нас и мы начинаем выполнять упражнения, и чирлидеры на боковой линии, бросив тренировку, начинают подбадривать нас. На мгновение я представляю, что Моника болеет за меня, что она моя девушка.

Я теперь в линии защиты, сосредоточен на нападающем лайнмене Дэвиде Колтоне. Боковым зрением вижу Трея. Нетрудно догадаться, что несущим мяч игроком будет он. Бесстрастное выражение лица ему не дается, руки подрагивают.

Мы выстраиваемся на линии схватки, Дитер дает свисток. Я молниеносно валю Колтона на землю. Дерек передает мяч Трею. Я его не пропущу. Не в этот раз. Я выкладываюсь на сто процентов, догоняя Трея. Буквально наступаю ему на пятки. Вот сейчас. Собрав всю свою мощь, я атакую его: бросаюсь сверху всем телом и валю на землю. Ура!

Я часто и тяжело дышу, ноги гудят, но это неважно. Я отобрал мяч у Трея, самого быстрого раннинбека среди старших школ штата Иллинойс. Чертовски приятное ощущение.

– Получил, братишка? – говорю я, едва отдышавшись.

Я поднимаюсь и протягиваю Трею руку, но он ее не берет.

– Трей, вставай. Ничего. Он не двигается. Опустившись рядом с ним на колени, я проверяю, не притворяется ли он.

– Эй, Трей! Давай, чувак, поднимайся.

Он что, потерял сознание? Почему он не двигается? Я растерялся, в голову лезут плохие мысли, я начинаю паниковать, уже даже руки дрожат.

– Тренер! – ору я и машу Дитеру. – Что-то с Треем! Скорее!

Не хочу его трогать. А вдруг я сломал ему позвоночник? Ответственность на мне. Глаза у Трея открыты, но он без сознания. Он не притворяется. Это обморок… или… Мысли путаются.

– Помогите ему! – кричу я как можно громче, но потом горло сжимается, тренеры и Дитер оттаскивают меня. – Трей, очнись, – говорю я, давясь словами, и свет вокруг меркнет.

Если из-за меня пострадал лучший друг… Он все, что у меня есть.

Один из тренеров опускается на колени возле Трея и наклоняется к его шлему.

– Трей, ты меня слышишь? Тишина.

У меня немеет все тело. Тренер быстрым движением проверяет пульс Трея.

– Сейчас же звоните 911! – кричит он в панике, осторожно снимает шлем с Трея и, откинув назад его голову, начинает делать искусственное дыхание.

Нет! Я опускаю взгляд на газон, трава расплывается. Перед глазами все плывет.

В ужасе я наблюдаю за тем, как тренер работает над Треем, считает и они с Дитером, меняясь местами, давят на грудь и дышат ему в рот. Я осматриваю руки и ноги Трея, надеясь на какое-то движение, но его нет.

Этого не может быть! Я тру глаза, надеясь на то, что все это привиделось мне в кошмарном сне и сейчас я проснусь. Или на то, что это шутка, что все решили меня разыграть. Но это не розыгрыш и я не сплю.

Услышав приближающуюся сирену скорой, я отхожу от толпы. В голове только одна мысль, она все повторяется и повторяется как заклинание.

Все из-за меня.

Все из-за меня.

Все из-за меня.

– ЧТО ТАМ ТАКОЕ? – спрашивает Бри, указывая на суматоху на футбольном поле.

– Похоже, кто-то получил травму, – говорит одна из девочек. – Интересно кто.

– Травма перед игрой в честь бала выпускников! Отстой! – говорит Бри, и, высоко подбросив помпоны, ловит их. – Да, Моника?

– Да, – бормочу я, вытягивая шею и стараясь понять, кто на земле.

Лежащий игрок – дело обычное, я даже не испугалась. Но потом все игроки команды опускаются на колени. Точно ничего хорошего.

Слышно, как воет сирена приближающейся скорой. Вик неподвижно стоит в стороне от всех, наблюдает за происходящим. По его позе и по выражению ужаса на лице я понимаю, что случилось что-то плохое.

Я выбегаю на поле, в мозгу проносятся страшные сцены. Подбежав ближе, я вижу номер на форме игрока. Тридцать четыре.

– Трей! – Имя вырывается у меня, в моем крике боль.

Я бросаюсь к нему, но меня тут же останавливают Джет и Дерек. Когда я вижу их мрачные, полные ужаса лица, у меня внутри все обрывается, и я замираю.

– Моника, тебе лучше не смотреть, – тихо говорит Дерек, заслоняя собой происходящее.

– Что с Треем? Что случилось? – кричу я, Джет и Дерек пытаются удержать меня, я стараюсь вырваться. – Скажите же мне!

Джет крепко обнимает меня:

– Моника, его пытаются спасти. Успокойся.

Я царапаюсь, я не в состоянии себя контролировать.

– Не успокоюсь. Трей! О боже! Что происходит?

Трей на земле, обмякшее, безжизненное тело. Ему делают искусственное дыхание, но почему?

Что произошло? Вдруг я замечаю Эштин. С полными слез глазами она бежит ко мне.

– Боже мой! – кричит она.

– Что с ним?! – кричу я, по моему лицу катятся горячие слезы. – Его спасут? Скажи мне, что его спасут! Ты должна сказать, что его спасут, Эш. – Я поворачиваюсь к Джету, в глазах туман. – Пожалуйста…

Мы расстаемся, но Трей мне по-прежнему дорог. Мы столько лет встречались, многое пережили вместе.

– Ему помогают, – говорит Дерек, но этих слов недостаточно.

– Мне нужно к нему! – кричу я.

Эштин берет мое лицо в свои ладони:

– Моника, он получил травму.

– Что произошло? – спрашиваю я, не в состоянии справиться с душащими меня рыданиями.

– Его атаковали. – По лицу Эштин видно, в каком смятении она сама. – Я не знаю точно. Он не двигается.

– Мне нужно ему помочь! Пожалуйста, можно я ему помогу! – кричу я. – Пожалуйста!

– Они делают все возможное, – говорит Эш. – Я не знаю, что с ним.

– Точно? – Я хочу убедиться в том, что Трей будет цел и невредим.

– Он крепкий, – говорит мне Эш. – Уж кто-кто, а Трей выдержит сильный удар.

Однако она не говорит того, что мне хочется услышать, что мне нужно услышать, – что с ним будет все хорошо. Где-то в глубине души я чувствую, что ответственность за это лежит на мне.

На поле въезжает скорая.

– Мне нужно его увидеть. Пожалуйста, пустите меня.

Я не замечаю, что кричу как в истерике. Но меня к нему не пускают.

Чуть ли не вся команда встала стеной, загородив от меня происходящее, и просит меня успокоиться. Не в состоянии сдержаться, я вся трясусь и давлюсь рыданиями. Я холодная как лед.

Когда скорая с Треем отъезжает, у меня подкашиваются колени, и я падаю на поле. Эштин рядом, Дерек и Джет тоже.

– Дыши глубже, Моника. – Голос Эштин дрожит. – Давай. Я буду дышать с тобой.

– Ладно, – задыхающимся от волнения голосом говорю я и стараюсь отдышаться, но не получается. Вместе с Эштин я пытаюсь делать глубокие вдохи и выдохи. Но взять себя в руки не выходит. Мысли путаются.

Нужно успокоиться, иначе от меня мало пользы. Я пытаюсь справиться с эмоциями, но на своих друзей смотреть не могу. В их лицах столько печали и отчаяния, как будто они знают, что дело плохо, но стараются это скрыть.

– Нужно поехать в больницу, – говорю я в панике. Силы на исходе, но я пытаюсь этого не показывать. – Прямо сейчас.

– Я понесу ее, – предлагает Джет, но я отмахиваюсь.

– Я сама.

Поднявшись на ноги, я замечаю Виктора у линии ворот. Стянув с себя джемпер и наплечники, он бросает их прямо на поле и уходит прочь.

– Вик! – кричит ему Эштин. – Мы едем в больницу. Давай с нами.

Отвернувшись, будто не услышал, он убегает. Джет прикладывает ладони ко рту и кричит:

– Эй, Вик!

– Наверняка винит себя, – говорит Эштин. – Нужно с ним поговорить.

– Отвези Монику в больницу, – говорит Де-рек. – Встретимся там.

Дерек и Джет бегут за Виком. Вокруг хаос и полная неразбериха. Я не представляю, что делать и что думать. Ребята не знают, что мы с Треем расстаемся и что он принимает наркотики. Мыслей в голове слишком много. Имеют ли таблетки отношение к тому, что случилось? Стоит ли нарушить данное слово и рассказать о них?

Четверть часа спустя мы приезжаем в больницу, я врываюсь в приемный покой.

– Где Трей? – спрашиваю я собравшихся в вестибюле тренеров. – Как он?

Мне не отвечают. Я опираюсь на Эштин, мне сейчас очень нужна ее поддержка. Где-то в глубине души я опасаюсь самого страшного, но не даю себе поверить в то, что это правда. Не может это быть правдой. Трей Мэттьюс сильный.

– Тренер Дитер от него не отходит, – говорит один из помощников. – Моника, он не один.

– Я хочу его видеть, – говорю я подошедшей к нам медсестре в белоснежном костюме и в таких же туфлях.

– Извините, но сейчас это невозможно, – тихо отвечает она. – Только если вы родственники, а иначе к нему нельзя.

Родственники? Мы говорили о свадьбе. Давно, до того как он стал принимать все эти таблетки, до того как наши отношения изменились. Никто не знает маленькой тайны Трея. Только я. Никогда себе не прощу, если мое молчание его погубит.

Я ПОГУБИЛ ЛУЧШЕГО ДРУГА. Трей был неподвижен, когда его положили на носилки и поспешно погрузили в машину. У меня до сих пор в ушах вой сирены отъезжающей скорой. Всю свою жизнь я чувствовал, что со мной случится что-то плохое, я будто жил в долг. Но я даже представить себе не мог, что причиню физическую боль тому, кто мне дорог. Я не мог смотреть, как безжизненное тело Трея уносили с поля.

Дитер и его помощник очень старались помочь Трею, а потом приехавшие на скорой фельдшеры взяли дело в свои руки. Я видел, как мрачнели их лица, пока они отчаянно следили за жизненными показателями Трея, надеясь на признаки жизни. Я их не видел.

Когда скорая увезла Трея и я услышал срывающийся голос Моники, мне захотелось подойти к ней. Захотелось обнять ее и попросить прощения. Вместо этого я убежал.

Ноги бегут сами по себе, бутсы стучат по дорожке, отсчитывая шаги. Даже не знаю, сколько пробежал, но теперь, весь потный, со сбившимся дыханием, я понимаю, что домчался до пляжа, пытаясь убежать от образа лежащего на земле после моей атаки Трея. Я держу темп, не желая останавливаться и снижать скорость из страха, что случившееся там, на поле, догонит меня. Я хочу убежать от своих мыслей, но не получается.

Когда я останавливаюсь и поворачиваюсь к озеру Мичиган, то уже ног под собой не чую. Волны, набегая на берег, лижут бутсы. К несчастью, шум прибоя не заглушает ни воя сирены скорой, ни криков Моники, звучащих у меня в голове.

Я всегда относился к жизни, как к игре, и считал себя неуязвимым. По правде сказать, мне было все равно, жить или умереть. Возможно, это было из-за того, что отец считал меня никчемным. Но Трей… у этого парня для жизни есть все. Поддержка отца, любовь девушки и мозги под стать чертову Эйнштейну. Сколько раз я хотел поменяться с Треем местами!

Что, если Трея парализовало или даже хуже и все из-за меня? Что, если я перечеркнул все, что у него было, все, чему я так завидовал? Как мне посмотреть ему в глаза и объяснить, что я не хотел сбивать его с ног? Это ведь ложь. Я хотел атаковать его всерьез, доказав ему и всем остальным, что могу взять верх над лучшим. Я хотел доказать Монике, что я сильнее и лучше. А доказал лишь то, что я идиот. Пытаясь заглушить эти мысли, я прикладываю ладони к глазам, но это не помогает. Я так не могу. Бегу на работу к mi papá, это в самом центре города. Инвестиционная компания «Салазар, Мейер и Кингман» впечатляет. Здание, где папа работает, все сверкает и переливается, большие окна выходят на улицу. Оно элегантное и внушительное, прямо как сам отец.

Я жутко напуган и не знаю, что делать. Papá всегда во всем разберется. Я будто слепой и нуждаюсь в его указаниях. Он столько раз подводил меня, но на этот раз я просто не знаю, куда еще обратиться. Он мне сейчас нужен. Он еще никогда не был мне нужен так, как в эту минуту. Впервые на моей памяти у меня на глаза наворачиваются слезы. Я смахиваю их тыльной стороной ладони.

За стойкой в приемной Бренда – худенькая блондинка с ярко-красной помадой на губах. За все эти годы я много раз приходил сюда, и она сразу узнает меня – сынок босса, хулиган. Да, черт возьми, и пусть, так мне и надо. Из-за этого остальные работники сторонятся меня как чумы, но сейчас именно это мне и нужно.

Не успеваю я подойти к стойке, а Бренда уже что-то шепчет в телефон.

Успокойся, Вик. У тебя получится.

– Мне нужно увидеться с отцом, – стараясь скрыть дрожь во всем теле, говорю я, хотя это и так понятно.

В ее взгляде притворное разочарование.