Симона Элкелес - Беги от любви

– Да все нормально.

– Я думала, что смогу. – Я думала, что способна на большее, что я не пай-девочка и смогу всем это доказать. Да с чего я вообще все это взяла?

– Ты сможешь. Пошли, – говорит Вик, подныривая под трибуны и протягивая мне руки. – Прыгай.

Я смотрю вниз:

– Мне страшно.

– Я поймаю, – шепчет он, уговаривая меня спрыгнуть. – Доверься мне.

Сделав глубокий вдох и поморщившись, я протискиваюсь наружу и прыгаю в его распростертые руки. Он прижимает меня к себе, я обхватываю его руками за шею.

– А что теперь? – спрашиваю я, уткнувшись в обнаженную мускулистую грудь.

– Держись, – говорит он, направляясь к забору в самой дальней от полицейских части поля, там растут кусты.

Если поймают, то неприятности будут у нас обоих. Но Вик знает, что делать. Он бесшумно двигается к забору и как-то умудряется пролезть через узкий проход.

Я держусь крепко, и Вик трусцой бежит по улицам, пока мы не оказываемся на достаточно большом расстоянии от школы.

– Спасибо тебе, – вздохнув с облегчением, говорю я. – Сегодня ты спас меня.

Наши глаза встречаются, я в его объятиях, его обнаженная грудь касается моей кожи, и я чувствую тесную связь между нами. Такого у меня не было давно, а может, даже и никогда. Наверное, это последствия всплеска адреналина, но мне приходится сдерживаться, чтобы не прижаться к нему еще крепче.

У меня вдруг пересыхают губы, и я облизываю их.

– Вик?

Он не отрывает взгляда от моих влажных губ.

– Да?

Мы в полной тишине смотрим друг другу в глаза. Не произносим ни слова, но, клянусь, в глубине его шоколадных глаз я вижу нежность и мягкость. Раньше я не замечала, какой у него завораживающий взгляд. Он пьянит.

Я чувствую, что сейчас слишком уязвима и эмоционально, и физически. И не справляюсь с напряжением. Оно слишком мощное.

– М-м… теперь можешь поставить меня, – говорю я, потому что мне необходимо разорвать эту невидимую нить.

– А, да. Прости, – бормочет он, медленно опуская меня на землю.

Я отступаю на шаг, и теперь вместо тепла его тела меня окружает прохлада ночного воздуха. Я смущена и растеряна. Не зная, что сказать, чтобы не выглядеть идиоткой, я достаю из кармана мобильник и набираю Эштин.

– Все норм? – спрашивает Вик, когда я заканчиваю разговор. Он кладет руки в карманы, как будто тоже растерян и не знает, что с ними делать.

– Да. Эш с ребятами сейчас нас подберут.

Он кивает. А через минуту выпаливает:

– Что мы скажем Трею?

О чем он? О том, что я сегодня за ребятами увязалась, или о том, что между нами возникло что-то не совсем невинное? Ну, было все невинно, но ощущалось как близость.

– Я ничего не собираюсь ему рассказывать, – говорю я.

– Хранить секреты от парня, наверное, нехорошо.

Уголок рта у меня поднимается вверх.

– Ну да, но рисовать краской на футбольном поле противника, наверное, тоже нехорошо.

– Здесь ты права, – отвечает Вик, как раз когда подъезжают наши сообщники.

Не теряя времени, мы садимся в машину.

– Это было эпично, – говорит Дерек. – Правда, ребят?

Я сижу рядом с Виком, мы почти касаемся друг друга пальцами.

– Ага, – откликаюсь я, не понимая, почему вдруг снова накатила волна бредовых мыслей о лучшем друге Трея.

Отмахнувшись от этих мыслей, я концентрируюсь на ноющей боли в колене. На ней сейчас сосредоточиться легче всего.

КАК ТОЛЬКО МИСТЕР МИЛЛЕР разбивает нас на группы, чтобы мы провели мозговой штурм и придумали идеи для социальных экспериментов, в класс стучится инспектор Джим.

– Директор Финниган хочет видеть Виктора Салазара. – Он указывает на меня и жестом просит встать.

– Мистер Салазар, как думаете, вы могли бы продержаться в классе хотя бы неделю без вызовов в кабинет директора? – спрашивает Миллер. – И это не риторический вопрос.

Я пожимаю плечами:

– Не знаю, мистер Миллер. Директору Финниган, наверное, заняться больше нечем, вот и решила со мной поболтать.

Миллер усмехается:

– Наверное. Возвращайтесь поскорее, а то пропустите сегодняшнее задание.

– Да, сэр, – отвечаю я.

Я замечаю Монику. Сидя в уголке со своей группой, она провожает меня понимающим взглядом.

Мы оба знаем, что из класса меня вызывают из-за розыгрыша, который мы вчера устроили. Одними губами говорю ей: «Все под контролем», чтобы она не беспокоилась. По ее нахмуренным бровям видно, что она переживает.

Когда я захожу в кабинет Финниган, Трей, Джет и Дерек уже там. Тренер Дитер тоже. У него недовольный вид. Финниган, наверное, успела дать бедняге серьезный нагоняй.

– Давайте сразу к делу, ребята. Кто это устроил? – сурово спрашивает Финниган, расхаживая перед нами туда-сюда.

– Устроил что? – спрашивает Джет, притворяясь, что понятия не имеет о краске на футбольном поле Роллинг-Медоус.

– Не понимаю, о чем вы, мэ-э-эм, – вступает в разговор Дерек, намеренно усиливая свой техасский акцент.

– Не могли бы вы объяснить, чтобы нам стало понятнее? – подыгрывает Трей.

– Ага, – говорю я. – И я без понятия.

Финниган останавливается передо мной:

– Вот что я вам скажу, Виктор. Мы с тренером Дитером не дураки. Вы четверо – лидеры футбольной команды, или, лучше сказать, главные хулиганы. Это дело рук одного из вас. Или всех сразу. Ну, кто первый сознается?

Ни у кого ни один мускул не дрогнул.

– Вы, ребята, сами прекрасно знаете, – вступает Дитер. – Портить имущество незаконно. Очевидно, тот, кто это сделал, будет оставлен после занятий или даже отстранен. К тому же нам придется сообщить в полицию.

– А может, это сами футболисты из Роллинг-Медоус? Может, они хотели, чтобы у нас были неприятности, – говорю я, удивляясь своей находчивости.

Дитер наклоняется прямо к моему лицу:

– А может, это был ты, Салазар, потому что слово «нумеро» – испанское?

– Прошу прощения, сэр, – замечает Трей, – но больше половины школы изучает испанский как иностранный.

– Хочешь сознаться, Трей? – рявкает Дитер. – Только скажи.

– Это не он, – говорю я. – Я слышал, как какие-то чики болтали о розыгрыше над Роллинг-Медоус. Это не мы.

– Чики? – спрашивает Финниган. – Чики – это девочки?

– Да, я тоже слышал, – вставляет Джет. – Девочки тоже, бывает, хулиганят.

– Хорошо, умники, может, тогда скажете, о каких именно девочках идет речь? – спрашивает Финниган. – Мы вызовем полицию, и их допросят.

– Я забыл, – говорю я.

– Проблемы с памятью, Салазар? – интересуется Дитер. – Может, тебя слишком часто били по голове и ты получил сотрясение мозга? Наш спортивный врач с удовольствием тебя осмотрит.

– Тренер, с головой у меня все в порядке. Просто у нас в семье часто встречается болезнь Альцгеймера. Это генетическое. Ну, вы знаете.

Финниган дважды хлопает в ладоши, как будто мы детсадовцы и ей нужно привлечь наше внимание.

– Мальчики, так вы скажете нам, кто испортил футбольное поле Роллинг-Медоус?

Мы не отвечаем, и она обиженно выдыхает:

– Ну хорошо. Мы обязаны проявить добросовестность и наказать тех, кто участвовал. Вот что я вам скажу, джентльмены. В этот раз я проявлю снисходительность и предложу тому, кто сознается, просто временное отстранение от занятий с сохранением права посещать школу. Полиции мы скажем, что сами приняли меры. Но если никто не признается, то я вас всех отстраню от сегодняшнего матча.

– Это сделал я, – говорю я.

Ни за что не допущу, чтобы досталось друзьям. Отстранение от занятий не сильно испортит мое личное дело, там и так полно нарушений – и тех, которые я действительно совершил, и тех, в которых меня незаслуженно обвинили.

– Нет, это не ты, Салазар, – говорит Джет. – Скажи правду. Это был я.

Дерек закатывает глаза:

– Джет нагло врет. Это сделал я.

Все смотрят на Трея.

– Я этого не делал, – говорит он, подняв руки. – Мне нужна хорошая характеристика из школы.

– Спасибо, что поддержал, Трей, – говорю я и поднимаю руку. – Я беру отстранение на себя, док.

– Хорошо. – Финниган, кажется, довольна тем, что я принял удар на себя. – Все свободны. Кроме вас, мистер Салазар. Я лично провожу вас в кабинет для временно отстраненных от занятий.

– Жду с нетерпением, – отвечаю я, а сам думаю о том, что с удовольствием променял бы этот кабинет для отстраненных на что угодно.

ВОТ НАКОНЕЦ И ПЕРВЫЙ футбольный матч сезона. Все взволнованы. Я подбадриваю игроков, стоя за боковой линией игрового поля. Толпа ревет, надеясь на победу, я чувствую волнение зрителей. У меня синяки после вчерашнего падения, и все тело болит сильнее, чем обычно, но мне плевать. Сейчас мои мысли о криках болельщиков и об игре.

Между нашими выступлениями я смотрю матч. Мой взгляд сразу же цепляется за Трея. Он из кожи вон лезет, чтобы его заметили. Так сосредоточен, что, кажется, ни разу не взглянул на трибуны, даже когда на поле игроки защиты и у него перерыв. Даже для того, чтобы увидеть меня.

Я перевожу взгляд на Вика, который сейчас ушел с поля, – там появились игроки нападения. Вик пьет воду; когда он снимает шлем, волосы падают ему на лоб. Темные пронзительные глаза встречаются с моими. Я не в состоянии отвести взгляд, и по рукам бегут мурашки.

Вспоминаю, как вчера мы лежали под скамьей. Он прикрывал рукой мою голову, хотя я не уверена в том, что он сам заметил это. Он защищал меня инстинктивно.

О чем я думаю? Что я чувствую? Сама не знаю. В последнее время совершенно запуталась и не в состоянии разобраться в своих эмоциях.

Улыбнувшись Вику, я опять встаю в строй – для следующего приветствия. Кэссиди Ричардс плотно сжимает губы и недовольно качает головой.

– Что с тобой? – спрашиваю я.

– Я в порядке, – огрызается она.

– Уверена? – По ее виду не скажешь, что все в порядке.

Она чуть закатывает глаза, показывая, что ей надоели мои вопросы.

– Я же говорю, в порядке. Отстань.

Ого!

– Ну ладно.

Сказать, что Кэссиди в последнее время какая-то мрачная, – значит ничего не сказать. Наверное, нервничает из-за того, что начался учебный год. В последнее время все вокруг меня нервничают.

Ну, кроме Бри. Та никогда не нервничает. Настолько занята собой, что ей нет никакого дела до происходящего вокруг.

– Готова?! – кричит Бри, и ее лицо озаряет широкая белозубая улыбка. Бри называет ее «чирлидерской».

– Готова. Давай! – кричу в ответ я.

Начинается наше очередное приветствие:

«Мы „Повстанцы“, мы номер один!

Не сдадимся, пока не победим!

Старшая школа Фремонта, что нас ждет?

До чемпионата штата команда дойдет!

Да! Ура!»

Бри сама сочинила это приветствие, оно лучше, чем первоначальный вариант, где было что-то про то, что во Фремонте самые симпатичные игроки, а противники, наоборот, уроды, и мы кричим от страха, глядя на них. Бри у нас мастер бредовых приветствий.

После перерыва, прямо перед судейским свистком к началу второй половины, к Бри подбегает Джет.

– Эй, Бри! – орет он, перекрикивая толпу.

– Да! – Она кокетливо закусывает нижнюю губу.

– Пошли со мной на бал выпускников!

Бри издает короткий смешок и ставит руку на бедро:

– Ты серьезно, Джет? И вообще, это был вопрос или утверждение?

Чтобы воспользоваться моментом, когда на нем сосредоточено все внимание, Джет опускается на одно колено. Он в полной футбольной экипировке, даже шлем не снял. С трибун, наверное, все это похоже на то, что Джет делает предложение.

Зрители приходят в дикий восторг.

Джет берет Бри за руку.

– Бри Тернер, согласишься ли ты пойти со мной на бал выпускников?

– Ладно, – отвечает она. – Я пойду с тобой. А теперь вставай. На нас все смотрят.

Все знакомые Бри знают: она обожает, когда на нее смотрят. Так что ситуация прямо для нее.

Вместо того чтобы просто вернуться к команде, Джет широко, как орел в полете, разводит руки и кричит толпе:

– Она сказала «да»!

Все громко радуются, а Джет подхватывает Бри и кружится с ней, пока тренер Дитер, потеряв терпение, не велит ему вернуться к остальным игрокам.

– Как-то неловко получилось, – говорит Бри после ухода Джета. – Пол-школы, наверное, теперь думает, что мы помолвлены. – Она широко улыбается.

– Какая разница? Тебе же нравится Джет, – отвечаю я.

– Да. Как друг с бонусами. Он же модель и вообще привлекательный. – Она бросает взгляд на его задницу и шевелит бровями. – И он знает, как сделать девушке приятно, что тоже большой плюс. Но парень мне не нужен. Фу!

– Ясно.

– Вам с Треем это подходит, – говорит она, отходя назад. – Но не мне.

– Вы с Джетом просто обязаны пожениться, – говорю я. – Вы из одного теста.