Барбара Картленд - Беглянка

— Послушай, Джейми, я не знаю, что тебе наговорила эта дурнушка, но все это ложь. Я обнаружил эту дерзкую девчонку, переодетую мальчиком, выискивающей что-то в подворотнях Марселя. Что бы ты подумал на моем месте, старина? Слегка подозрительно, верно?

— Интересно, заставят ли тебя говорить правду чары марсельской тюрьмы? — ответил маркиз. — Если и есть что-то, чего я не терплю, Альберт, так это ложь и распутство. Добавим к уравнению шантаж, и получится, что не леди Верена, а ты здесь правонарушитель. Мы дружили больше двадцати лет, и за эти годы я прощал тебе твои ошибки, не обращая внимания на досужие сплетни о твоих причудах. Однако теперь я нахожу их нездоровыми и отталкивающими. Я не хочу, чтобы люди сомнительных моральных принципов пользовались моим гостеприимством на «Морском коньке». Советую тебе уйти сию же минуту, пока я в хорошем расположении духа. Если ты еще будешь здесь к тому времени, когда подадут ужин, я действительно пошлю стюарда за gendarmes, как бы мне ни противно это было, но не для того, чтобы арестовать леди Верену. Я понятно выражаюсь?

Лорд Маунтджой бросил на Верену злобный взгляд и заговорил, брызжа слюной от ярости:

— Не думайте, что я забуду сообщить графине о месте вашего пребывания, как только вернусь на берег, сударыня. И вы вскоре снова окажетесь в лоне семьи.

Маркиз повернулся к нему с безжалостным взглядом.

— Учти, что с этой минуты леди Верена находится под моей защитой. Ее никуда не заберут против ее воли…

Лорд Маунтджой повернулся, чтобы покинуть салон, держа голову как можно выше, учитывая, что он потерпел полнейший крах.

— Дурная наследственность, как говорила графиня. Надеюсь, ты понимаешь, что на себя берешь, старина!

С этими словами он удалился.

Когда звук шагов лорда Маунтджоя на палубе стал стихать, Верена испустила громкий вздох облегчения.

Маркиз чиркнул спичкой и зажег сигару, наполняя салон плотными облаками ароматного дыма.

Попыхивая сигарой, он не сводил с Верены глаз. Девушка трепетала под силой его взгляда, чувствуя, что глаза проникают ей в самую душу, читают в ее сердце и мыслях.

— Готов поспорить, что мы видели его в последний раз.

— Но вы потеряли друга, и все из-за меня.

Маркиз придвинулся ближе к Верене, тонкими струйками пуская табачный дым к потолку. Опустившись на колени у стула девушки, он нежно убрал прядь волос с ее лица.

— А теперь, юная леди, что касается вас…

Сердце Верены переполнилось чувствами, когда маркиз заглянул в глубину ее глаз.

Ясное голубое небо Средиземноморья раскинулось над головой, а «Морской конек» продолжал бороздить бирюзовые воды по пути к открытиям и находкам.

Стоя на мостике, капитан Макдональд направлял корабль неизменно вперед, тогда как под палубой кипела работа. Только что минул полдень, и на камбузе полным ходом велись приготовления к обеду.

Новость о вчерашнем бесславном уходе лорда Маунтджоя с корабля разнеслась среди матросов, словно лесной пожар. Кое-кто из команды вернулся на борт, проведя первую половину дня в Марселе и насладившись радостями этого города, как раз вовремя, чтобы стать свидетелем того, как отвергнутый лорд Маунтджой спешно спасается бегством, а следом за ним выбрасывают со сходней его багаж.

Повар Джек был более чем изумлен, когда позднее, тем же вечером, занял свое место на камбузе и обнаружил, что Жана заменила миловидная девушка. Однако своего отношения к ней он все равно не смягчил.

Пока Верена порхала по камбузу, готовя обед, он продолжал пристально следить за каждым ее движением, громко высказывая комментарии, когда ему казалось, что девушка ошибается.

— Не думай, что я стану выбирать выражения при тебе, — заявил он, грызя карандаш, — теперь ты в мужском мире, а потому тебе придется к нему привыкнуть.

— Я и не ожидала, что ты станешь вести себя как-то иначе, — с улыбкой ответила Верена.

Верена вычистила и вымыла лосося, которого купила вчера на рынке, жалея, что у нее уже нет больших мясистых гребешков, также приобретенных в Марселе. В стычке с лордом Маунтджоем она потеряла свою корзину, а в ней находилась большая часть покупок.

— Я так и не попробовал тех маленьких лодочек, — тоскливо протянул Пит, когда зашел на камбуз, волоча за собой мешок соли.

— Я бы на твоем месте даже не вспоминала о них, — сурово возразила Верена, но потом рассмеялась. Как бы ни старалась девушка, у нее не получалось подолгу сердиться на сорванца юнгу.

— Итак, миледи, я полагаю, что теперь мне можно поговорить о том, что случилось?

— Могу поспорить, что вся команда знает: нет больше шеф-повара Жана, а его место заняла какая-то леди, — добавила Верена, заливая оливковым маслом яичные желтки, чтобы приготовить к лососю специальный майонез.

Занимаясь работой, девушка напевала себе под нос мелодию оды «К радости» Бетховена. В свете событий прошлого вечера этот мотив казался весьма уместным.

Верена снова мысленно вернулась к ужасному моменту, когда лорд Маунтджой пытался ее погубить. Девушка вздрогнула при мысли о том, что было бы, если бы маркиз оказался не таким благородным человеком, а подлецом, под стать своему другу. Она вполне могла очутиться в кошмарной ситуации.

«Я чувствую, как будто мама по-прежнему хранит меня, — подумала она, еще раз помешав майонез. — Мои молитвы были услышаны. Я покинула Росслин-холл, зная, что в моей жизни чего-то не хватает, и теперь нашла это в чудесном Джеймсе, маркизе Хилчестере!»

Девушка с удовольствием вспомнила, как после принудительного выдворения лорда Маунтджоя с «Морского конька» маркиз просидел с ней весь вечер, внимательно слушая ее рассказ.

Он достал с полок множество пластинок, и они прослушали их все до одной. Многие из этих композиций играла мать Верены, когда Росслин-холл переживал более счастливые времена.

Они с маркизом так увлеклись музыкой, что даже не заметили, как небо начало светлеть. Они проговорили до рассвета.

С сердцем, полным надежды, Верена, танцуя, пошла к себе в каюту и ухватила несколько часов сна перед тем, как день начался для нее по-настоящему.

Когда девушка проснулась, первым предметом, на котором остановился ее взгляд, стала фотография любимой матери.

«Ах, мама, случилось самое прекрасное, что может быть, — шепнула она портрету, — я влюбилась в самого чудесного молодого джентльмена! Ты бы одобрила. Это маркиз Хилчестер, он из хорошей семьи. Его родовое гнездо находится в Суссексе, и есть еще дом на Пикадилли. Он добрый и отважный, и — ах! как я люблю его! Возможно, он еще меня не полюбил, но я намерена сделать все, что в моих силах, чтобы это случилось. Пошли мне свое благословение, мама!»

Итак, шесть часов спустя Верена по-прежнему была полна надежд и оптимизма, веря, что будущее принесет ей добро.

На камбуз пришел Артур, готовый подавать обед.

— Добрый день, миледи.

— Добрый день, Артур. Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете в этот прекрасный день?

Верена светилась от счастья, ее глаза сияли, а на лице была написана радость.

Артур указал на сковороду, в которой жарился лосось.

— Миледи, по-моему, ваша рыба дошла до полнейшей готовности.

Верена бросилась к плите, где лосось быстро чернел по краям. Она мигом сложила вчетверо льняную тряпку и сняла сковороду с огня.

— Боже мой, ведь он был полусырым всего секунду назад! О чем я думала?

Артур в ответ только загадочно улыбнулся.

Он слышал, как поздно ночью и рано утром играла музыка, и догадался, что все это время Верена была с маркизом. В душе он был рад. «Маркиз слишком долго жил в одиночестве — не слишком естественное положение дел для молодого человека», — думал он.

— Я слышала, мы направляемся в Грецию, — заметила Верена. — Я давно хотела посетить Афины и увидеть все их великолепие.

— Я тоже слышат об этом, — ответил Артур, лениво натирая серебряный поднос. — Капитан сказал сегодня за завтраком.

— Я очень надеюсь, что смогу увидеть достопримечательности, — мечтательно продолжила девушка. — Парфенон, кладбище в Керамейкос… Я хотела бы взглянуть, где лорд Элджин[53] нашел свои знаменитые «мраморы».

— Насколько я слышал, они сейчас в Британском музее Лондона, миледи.

Верена улыбнулась его сарказму и простила его. Артур доказал, что он ей настоящий друг. Впервые ступая на палубу «Морского конька», она никак не могла ожидать, что найдет такого союзника.

Если бы Артур не вмешался, она сейчас вполне могла бы плыть в Англию, где ее ждал отчаянно несчастливый брак.

— На десерт сегодня любимые персики его светлости, — сказала Верена, улыбаясь.

— Великолепно, — ответил Артур, — позаботьтесь, чтобы и для меня немного осталось. У меня уже слюнки текут от этих персиков, начиненных миндалем.

Начав вычищать тарелки, Верена заметила свое отражение в отполированной поверхности серебряного подноса.

Девушка подняла его и всмотрелась в искаженное отражение. Ей стало грустно, что маркиз не видел ее с великолепными локонами, которые были у нее раньше, но прошлой ночью он тепло отозвался о ее коротких волосах.

Когда она покидала салон, чтобы отправиться спать, он нежно коснулся ее макушки и сказал:

— Не волнуйтесь, они скоро отрастут, хотя мне кажется, что короткие волосы даже лучше подчеркивают вашу красоту.

Верена густо покраснела и скромно потупила взгляд. От прикосновения его пальцев у нее по позвоночнику будто прошел ток. Она почувствовала себя полной сил, а в сердце разгорелась надежда, что маркиз может полюбить ее, пока она рядом.

А теперь они плывут в Грецию! На родину ее любимых богов и богинь.

Девушка была полна уверенности, что острова и Афины окутают их своими чарами и сблизят друг с другом.

«Как можно не влюбиться в такой атмосфере?» — думала Верена, выкладывая начиненные персики на стеклянное блюдо.

Все, что она готовила сегодня, делалось с еще большей заботой и вниманием, чем обычно. Она хотела завоевать расположение маркиза своим кулинарным искусством, своими изысканными блюдами, приготовленными с любовью. Она хотела показать ему, какой замечательной женой может стать…

«Но я тороплю события, — осадила себя девушка. — Нельзя искушать судьбу, давая волю подобным мыслям».

Несмотря на это, Верена до конца дня занималась делами, будто летая на облаках.

* * *

Итак, леди Верена вскоре обнаружила, что их с маркизом отношения вошли в определенное русло.

Каждый день она готовила завтрак, а потом обед. Затем она отдыхала или читала, поскольку маркиз позволил ей пользоваться своей библиотекой.

После ужина она с нетерпением ждала приглашения в салон, где они с маркизом проводили остаток вечера, обсуждая все: от древнегреческих легенд до археологических экспедиций маркиза.

Однажды вечером он достал из кармана витой золотой браслет и приложил к запястью Верены — украшение идеально ей подошло.

— Он как будто сделан специально для вас, — сказал маркиз, обжигая девушку пронзительным взглядом янтарных глаз.

Верена подняла к нему лицо, надеясь, что их губы встретятся, но напрасно.

Хотя маркиз был к ней очень внимателен и без устали осыпал комплиментами, окончательного подтверждения любви, к сожалению, не давал.

«Времени предостаточно, — сказала себе Верена однажды вечером, торопливо направляясь к салону, — у нас еще как минимум три дня пути до прибытия в Афины. Как говорил Артур, он не привык к женскому обществу».

Вечер начинался хорошо. Маркиз позволил ей выбрать пластинку для граммофона, а когда прозвучали последние ноты, сделался непривычно задумчивым.

— Есть кое-что, чего я не понимаю, — сказал он наконец. — Почему ваш отец вообще женился на леди Луизе? Вы говорили, что он безутешно горевал в течение нескольких лет после смерти вашей матери. И этот его брак кажется внезапным и необдуманным.

Верена вздохнула и поправила платье.

— Это правда. Однажды он послал за мной и сообщил, что ему нужно съездить в Лондон по делу. Он сказал, что его не будет почти месяц, что было довольно необычно, но, поскольку он навещал мою тетю, леди Армстронг, а ее муж много месяцев болел, я решила, что его задержат семейные дела.

— Однако же, вы говорите, он приехал с новой женой?

Маркиз придвинулся ближе, и Верена ощутила его дыхание, отчего по всему ее телу прокатились волны наслаждения.

— Да, это было в высшей степени неожиданно. Мы уже несколько недель почти не получали от него известий, за исключением пары коротких записок, и о своем возвращении в Росслин-холл он тоже не предупредил. В один прекрасный день он появился дома, пока я была на конной прогулке, и я была изумлена известием, что он не один.