Дедушка умеет даже шевелить рукой, чтобы заставить голую даму танцевать. Вот бы ты посмотрела!

— Звучит впечатляюще, — сказала Дженни.

— Что это значит? — спросила Синди.

— Значит — «хорошо», но только еще лучше, — объяснила Дженни.

— А мне… мне ты кажешься впе-чат-ля-ю-щей, — старательно выговаривая новое слово, призналась Синди. — Тебе тоже, папочка?..

— Ну конечно.

Дженни наверняка знала лишь одну впечатляющую вещь — силу воздействия на нее Рейфа. Он сидел сейчас на расстоянии как минимум футов двух, и все равно она ощущала его тепло, и от этого ощущения мурашки пробегали по всему ее телу. Он и не подумал хотя бы из вежливости опустить глаза. Взгляд его был восхищенным и откровенным — но не оскорбительным, что уже редкость. Никогда в жизни на Дженни не смотрели такими глазами.

— Папочка, ты ничего не ешь. Ты что, не голоден?

— Умираю с голоду, — отозвался, не отрывая взгляда от Дженни, Рейф голосом соблазнительно бархатным и хриплым.

— Меня в меню нет. — Тихое предупреждение Дженни предназначалось исключительно для ушей Рейфа.

— Я этого и не говорил, — парировал он.

— Верно, но смотрел на меня как изголодавшийся человек на свою последнюю трапезу.

— У тебя слишком живое воображение. Должно быть, оно часть твоей работы.

— Может, у меня и живое воображение, но почву под ногами я чувствую, не сомневайся. Практическая жилка у меня длиной с милю, не меньше, — сообщила она ему.

— Да ну, аж с милю?

— Именно, — подтвердила она. — И с ног меня свалить не удастся.

— Может, тебе просто не попадался подходящий партнер, чтобы свалить тебя с ног, — возразил Рейф. — Предпочитаешь «с перцем» или без?

Дженни недоуменно моргнула. Это еще что за вопрос?

— Прошу прощения?

— Ростбиф. — Он приподнял две пластиковые коробочки. — У нас есть со специями и без. Какой предпочитаешь?

— О, наверное, без специй.

— Так я и думал. А хлеб? У нас булочки, ржаной, ну и, разумеется, французский хлеб Хьюго.

— Давай французский.

— Ага, хоть в этом рискнула. Браво. Сверху майонез или горчицу?

— И то, и другое. Он приподнял бровь.

— Помидор?

— Да, спасибо. И салат, — предвосхитила она его следующий вопрос.

Она протянула к нему руку, вверх ладошкой, за тарелкой и сэндвичем.

— Что с твоим пальцем? — Рейф нахмурился при виде зловеще багрового пятна на кончике пальца.

— Профессиональная болезнь, — виновато объяснила Дженни. — Туда же относится и затекшая спина. Просто укололась, вот и все.

Не успела она сообразить, что он делает, как он поднес ее руку к губам и поцеловал поврежденный пальчик. От прикосновения его губ к чувствительной коже Дженни вся задрожала.

— Прямо как в «Спящей красавице», — расплываясь в довольной улыбке, объявила Синди. — Она тоже уколола до крови палец, а принц ее поцеловал.

Дженни на несколько мимолетных мгновений позабыла о присутствии малышки — настолько сильным был разряд тока между нею и Рейфом. Дженни вырвала ладонь, про себя отметив, что в подушечке пальца, к которой прикоснулись его губы, все еще покалывало.

Ей пришлось напомнить себе — она знает, к чему все это, за чем он гонится. Вовсе не за ней. А за ее землей. Нужно, чтобы эта мысль прочно засела у нее в голове, и тогда она сможет спокойно сидеть рядом и наблюдать за попытками Рейфа ее обольстить.

Странно, однако, но у нее возникло ощущение, что Рейфу не свойственно добиваться цели с помощью своих чар. Для этого он человек слишком прямой, слишком нетерпеливый. Но в то же время он из тех, для кого цель оправдывает средства. Из тех, кто знает, чего хочет, и получает желаемое.

Поэтому позже, когда он привез их обратно и будто по ошибке свернул на дорожку, ведущую к его, а не к ее дому, Дженни нисколько не удивилась, услышав его приглашение зайти.

— Нет, спасибо, — ответила она. — Меня еще ждут кое-какие дела.

— Если ты уверена…

— Уверена.

— Что ж, тогда я провожу тебя. Иди в дом, Синди, — сказал Рейф дочери. — Покажи дедушке, какие красивые листья ты собрала.

Ах, как ловко, подумала Дженни. Рейф явно больше не хотел присутствия дочери в качестве соглядатая.

— Ты улыбаешься, — заметил Рейф и легонько, едва касаясь, прошелся кончиком пальца по ее губам.

Ее как током пронзило, и куда только девалось все ее спокойствие!

— Правда? Рейф кивнул.

— Было правдой. Сейчас у тебя вид испуганного кролика.

— Вот еще — благодарю покорно! — Дженни нахмурилась и стрельнула в него недовольным взглядом. — Ты уже слышал, что способен наговорить лишнего?

— Нет, но одна женщина с горящими глазами и гигантским мишкой в руках назвала меня недружелюбным, было дело.

— Ты действительно имеешь обыкновение наезжать на людей как паровой каток, чтобы заставить их делать то, чего хочешь ты. Меня, например, заставил поехать сегодня на пикник, — напомнила она уже на ступеньках своего крыльца.

— Да ладно, все получилось не так уж и плохо, верно? — проговорил Рейф.

— Нет, не плохо… нет.

— И еще… — Приподняв ладонью ее подбородок, Рейф приник к ней поцелуем.

Дженни казалось, что она ко всему готова. Она подозревала, что он избавился от Синди исключительно с этой мыслью — чтобы целовать ее без зрителей. Да, она была готова… только до того мгновения, когда его губы прижались к ее губам. Медленно, нежно, соблазняюще.

Тогда-то Дженни, в тумане смятенных чувств, вдруг осознала, что прежде не знала поцелуев. Просто не знала — и все. Потому что, если поцелуй означает песню души… значит, раньше Дженни была в полном неведении… была… до этого мгновения. А теперь каждая клеточка ее существа пела… звенела дивной мелодией.

Это было… грандиозно! Это было то ощущение, которое превращало обычных людей в поэтов и увело не один корабль в плавание. Несказанно возбуждающее ощущение… невероятное искушение. А был-то всего один поцелуй. Но — о! — какой поцелуй!..

Он отстранился ровно настолько, чтобы она сумела заметить победное, но и удивленное выражение его глаз. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы она вновь овладела собой.

— Можешь целовать сколько угодно, все равно не заставишь меня продать участок! — выпалила она.

— Целовать сколько угодно, ммм? — прошептал Рейф, обдав теплым дыханием ее влажные губы. — Принимаю вызов.

— Я вовсе не это… — договорить ей не удалось. Ее губы уступили натиску его губ, потом приоткрылись, и Рейф не замедлил этим воспользоваться, перейдя к следующей стадии соблазнения. Теперь он действовал смелее, возбуждая ее легкими толчками языка, но старался не испугать, не оттолкнуть напором. С каждым следующим поцелуем он овладевал новой территорией — уголком ее рта, изгибом верхней губы, — ни на секунду не оставляя своих попыток разжечь ее.

— Ну, все еще не готова поддаться искушению? — спросил он после их пятого поцелуя.

Еще как готова! Искушению целовать его. Но не продать…

— Именно, — храбро ответила она. — Все еще не готова. Спокойной ночи.

— Я ведь не сдался, — предупредил он ее, прежде чем она закрыла дверь.

Не сдался? О чем он? Будет продолжать попытки склонить ее к продаже? Или же попытки просто ее соблазнить?

— Ну, как прошло свидание, сынок? — поинтересовался у Рейфа его отец, Чак, едва Рейф вошел в их квартиру над рестораном.

— Отлично, — коротко бросил в ответ Рейф.

— У тебя на лице помада.

— Мне уже давно не семнадцать, папа, — с раздражением в голосе отрезал тот.

— Знаю-знаю. Ты уже сам отец, и у тебя есть дочка, которая задает вопросов больше, чем Картер получил голосов. Опять спрашивала, откуда берутся дети.

Рейф застонал.

— И что ты ей ответил?

— А я ее отвлек. Рассказал байку. Неплохую, кстати. Знаешь, ту, о бармене… Вроде сработало. До поры до времени. Но если она заметит губную помаду и вычислит, что ты целовался с нашей хорошенькой соседкой, туг же засыплет тебя вопросами. На которые у тебя, может, и нет желания отвечать.

Уж чего-чего, а вопросов, на которые он не хотел бы и сам себе отвечать, у него по горло. Например, зачем он целовал Дженни — так, как он это делал. И почему она его до такой степени интригует. А еще — почему он не в силах устоять перед ее небесно-голубыми глазами.

Сначала Рейф оправдывал свое поведение тем, что его выставили с участка, который почти уже был у него в руках. Старик Миллер ведь пообещал продать землю ему, а потом, чертов старикашка, дал от ворот поворот. Нет, конечно, себялюбие Рейфа не простиралось так далеко, чтобы он считал, будто ему достаточно поцеловать Дженни — и та согласится продать участок. Просто он думал, что если узнает ее получше, то найдет-таки возможность построить банкетный зал. В конце концов, она может шить своих мишек где угодно. А вот ресторан никак иначе не расширишь.

Однако создается впечатление, что Дженни его насквозь видит, потому, должно быть, и подсмеивалась над ним весь день напролет.

Стоило бы, наверное, покончить с этой затеей и двигаться дальше. Но если говорить правду, Дженни Бенджамин растревожила в нем ту частичку его души, которую он считал умершей вместе с Сюзан. Дженни его заинтриговала. Она поглощала его внимание так, как раньше только две вещи — его работа и семья. Это не любовь, просто-напросто это не может быть любовью, и все же ему нравились их веселые стычки — поединок характеров.

— Она невероятно упряма, я такого и не ожидал, — пробормотал Рейф себе под нос.

— Ты о ком? — мгновенно отреагировал отец.

— О нашей хорошенькой соседке.

— Хочешь сказать — у тебя с ней могут быть проблемы? Тогда это впервые. Раньше тебе всегда удавалось задуманное. Впрочем, на тарелочке с голубой каемочкой жизнь тебе ничего не преподносила. Мое воспитание! Чтобы чего-то достичь, нужно трудиться. Ты так всегда и делал. Трудился — и получал, чего хотел.

— Не всегда, — тихо и горько отозвался Рейф. — Я не хотел, чтобы Сюзан умерла.

— Я знаю. Но ты работал не покладая рук, и Сюзан получила самый лучший уход и лечение — что бы там ни твердила ее полоумная мать. Кстати, она опять звонила, пока вас не было.

— Что ты ей сказал?

— Что тебя нет дома и что ты гуляешь с дочерью. Она все пыталась прочесть мне очередную лекцию. Послушать ее, так она крупнейший специалист в воспитании детей. — Чак негодующе фыркнул. — Сюзан была такой кроткой, такой милой девочкой потому, что ее воспитала няня, а не эта стерва, ее мать.

— Полностью согласен.

— Да, Сюзан была чудесной, но ее больше нет с нами. Уже четыре года, как она умерла. Пора бы и о себе подумать, сынок. Я так обрадовался, что ты снова начал с кем-то встречаться. Не очень-то ты много развлекался с тех пор, как… В общем, если бы у тебя кто-нибудь появился… — Заметив разъяренный взгляд Рейфа, Чак потерянно умолк.

— Смерть Сюзан едва не свела меня с ума, — сквозь зубы выдавал Рейф. — Не собираюсь пройти через такое еще раз, па.

— Не может быть, чтобы у тебя умерла еще одна любимая женщина…

— Ты не понял. Не будет никакой другой любимой женщины. Никогда. И закончим разговор.

— Куда могли запропаститься эти чертовы чертежи? — в третий раз обыскивая ящики письменного стола, бормотала Дженни. После поцелуев Рейфа она все никак не могла успокоиться и решила наконец направить требующую выхода нервную энергию в рабочее русло.

В полной растерянности усевшись прямо на стол, она вдруг сообразила, что складывала чертежи не в том порядке, в котором они сейчас лежали. А некоторые, похоже, и вовсе исчезли.

— Ну, не выросли же у них ноги, в конце-то концов! — буркнула она себе под нос.

Ее поиски были прерваны телефонным звонком. Она не сумела скрыть раздражения:

— Да!

— Уезжай! — произнес сдавленный мужской голос.

— Сам проваливай! — выпалила она и швырнула трубку. — Недоумки малолетние, — процедила она и вернулась к поискам. — Просто не могу поверить, что потеряла их. Нет, они должны быть где-то здесь.

Но чертежей нигде не было. Она обыскала гостиную, где временно находилось ее рабочее место, затем расширила район поисков на весь нижний этаж. Она еще не успела распаковать все свои вещи, да и мебелью новой не обзавелась, так что искать-то особенно негде было. Но она все-таки поднялась и на второй этаж, заглянула в спальню — на всякий случай, а вдруг вчера вечером, перед сном, хотела посмотреть чертежи? Ничего. Набросков новенького Мишутки, над которым она работала в последнее время, и след простыл.

Чаще всего Дженни создавала своих мишек на глаз, работая сразу с материалом, как будто игрушки были мягкими скульптурами, постепенно оживавшими под ее руками. Но случалось, что она не могла обойтись без набросков.

Счастье еще, что пропали не самые интересные из чертежей — она, в общем-то, собиралась их переделывать. Но все равно подобные необъяснимые исчезновения выводят из равновесия. Так же, как и поцелуи Рейфа. У этого парня совершенно бесподобные губы. Она и представить себе не могла, что поцелуй способен настолько ее потрясти, перевернуть ей всю душу.