– Мне жаль, что приходится так внезапно обрушивать эту новость вам на голову, Джон. Возможно, мое решение представляется вам поспешным.

– Поспешным? Это еще мягко сказано! Господи помилуй, Алекс, о чем вы говорите? Мы же только что сделали вас партнером!

– Прошу прощения, мне не следовало принимать это предложение. Поверьте, решение далось мне нелегко, но я долго его вынашивал. Пожалуй, я шел к нему даже дольше, чем мне самому казалось.

Алекс понимал, что все получается не очень складно. Огден заслуживал более уважительного отношения.

– Я возвращаюсь обратно в Калифорнию, Джон, – объяснил он. – Хочу попытаться открыть собственное дело.

Огден никак не мог оправиться от потрясения.

– Другими словами, вы хотите сломать свою карьеру? Давайте называть вещи своими именами. Вы этого хотите?

– Я смотрю на это иначе.

– Алекс, я же вас хорошо знаю. Самостоятельно сколотить себе состояние в Калифорнии вам не удастся, а это значит, что вы будете несчастны.

Пропустить такое оскорбление мимо ушей было невозможно, но Алекс решил, что заслужил этот упрек.

– В моей жизни грядут большие перемены, уж это точно, – мягко согласился он.

– Чего вы добиваетесь? – подозрительно прищурился Огден. – Вам нужно больше денег? Достаточно было только попросить. Вы же знаете, это было бы…

– Деньги здесь совершенно ни при чем. Честное слово, я не прикидываюсь и не набиваю себе цену. Я ухожу.

Джон Огден откинулся в своем вращающемся кресле и беспомощно развел руками.

– Но почему? Что вас туда манит? Все, что вы будете делать там, можно делать и, здесь, причем в престижных условиях и за хорошие деньги. Если вы отправитесь в Калифорнию, вам придется начинать с нуля, словно последних шести лет просто не было.

– В том, что касается моей репутации, вы, скорее всего, правы. Но в том, что касается моих способностей и моего опыта, я не могу с вами согласиться. Я дорожу каждой минутой из последних шести лет: если бы не они, я не смог бы прийти к своему сегодняшнему решению. С самого начала моей работы в вашей фирме отношение ко мне было справедливым и, я бы сказал, более чем щедрым. Я всегда буду вам за это благодарен. Но фирма заслуживает большей отдачи с моей стороны, а это как раз то, чего я не могу ей дать.

– Но почему?

Алекс встал.

– Это трудно объяснить. Я все больше и больше ощущаю себя каким-то ходячим пережитком прошлого. У меня такое чувство, словно я отказался от архитектуры и занялся археологией. Я с этим покончил, Джон, я больше не в силах этим заниматься.

И опять Огден всплеснул руками.

– Я не понимаю.

Алекс помедлил, напряженно хмурясь.

– У вас найдется свободная минутка? Зайдите ко мне в кабинет, я вам кое-что покажу.

Его кабинет, отделенный от кабинета Огдена длинным коридором, был обставлен скромно, по-деловому и никак не мог считаться роскошным, но от шумной и вечно переполненной людьми чертежной мастерской отличался как небо от земли. Алекс подошел к столу и вытащил из нижнего ящика стопку рисунков.

– Присядьте, – пригласил он гостя, отодвигая от стола свой собственный стул.

Огден сел, взял у него рисунки и вновь водрузил на нос пенсне.

Алекс в ожидании отошел к окну и стал смотреть на дождевые струи на стекле. Проделанный им путь наверх – от чертежной мастерской к собственному кабинету – совершился так стремительно, что он еще не успел привыкнуть к виду на Юнион-Сквер, открывающемуся с Шестнадцатой улицы, и любовался им при любой погоде. Октябрьский день был мрачен и дождлив, но благодаря бесконечной круговерти трамваев, пролеток, карет и сотен раскрытых зонтиков городской пейзаж казался почти веселым. Во всяком случае, если смотреть с высоты.

Еще полгода назад он ни за что не смог бы со всем этим расстаться. По правде говоря, тот прежний Алекс, не довольствуясь тем, что есть, уже захотел бы большего: ему требовалось больше восхищения, больше власти, больше собственности, больше побед над женщинами. Именно так он в то время определял себя, оценивал свою собственную значимость – прикидывая, сколько денег ему удалось заработать и сколько женских сердец покорить. Теперь ему была нужна только одна женщина, а контора Огдена, Дрейпера и Сноу превратилась всего лишь в здание на Бродвее, куда он ходил на работу.

– Боже праведный!

Он резко повернулся кругом.

– Неужели все так плохо?

– Господи, Алекс, неужели вы не понимаете, что никто не купит дом, который так выглядит!

– Вы слишком долго не покидали Нью-Йорка. Уверяю вас, Джон, это уже близкое будущее…

– Но не при моей жизни.

Алекс лишь усмехнулся в ответ.

– Ну что же, по крайней мере, партнеры будут рады узнать, что с вашим отъездом отсюда клиентов у нас не убавится, – добавил Огден.

– Это вы верно подметили, – легко согласился Алекс.

Огден встал и подошел к нему, протягивая руку. – Желаю вам удачи. Видит бог, она вам понадобится.

– Спасибо.

Но Алексу показалось, что он различает во внешне невозмутимом лице Огдена невольное восхищение. Это было нечто новенькое. Раньше Огден восхищался его работой, но был невысокого мнения о нем самом; теперь, похоже, его предпочтения поменялись местами. Мысль об этом польстила Алексу.

– Я от души надеюсь, что вы будете держать с нами связь, Алекс. Ваша карьера меня очень интересует, и я намерен пристально следить за ней.

– Да, сэр, я буду посылать вам весточки.

– Когда вы собираетесь уехать?

– Я думал – недельки через две, если у вас нет возражений.

– Да нет, срок меня устраивает. Повезло вам, что проект Кокрейна сорвался.

Алекс не ответил.

– Ну что ж… увидимся.

– Да, сэр. Увидимся.

Когда Огден ушел, Алекс сел на освободившееся место. Его рука машинально потянулась к стопке рисунков на столе. Ему очень хотелось надеяться, что он не ошибся в своих расчетах.

От его прежней эйфории не осталось и следа. Теперь ему предстояло известить о своем отъезде еще одного человека. Алекс бросил взгляд на телефон. Если он попросит о встрече, она скорее всего откажет. Но он не мог прощаться с Сарой по телефону. И ему непременно хотелось увидеть лицо Майкла, когда он отдаст ему свой прощальный подарок.

Алекс встал и вышел из кабинета, нахлобучивая шляпу прямо на ходу.

* * *

– Сара? О, пардон, я тебя разбудила?

Сара торопливо села, откидывая волосы с лица.

– Что тебе нужно?

Наташа переступила через порог ее спальни и сразу же направилась к зеркалу над туалетным столиком.

– Как ты думаешь, шляпа подходит к этому платью? Мадам Бижу уверяла, что подходит, но я что-то начала сомневаться.

– Я спросила, что тебе нужно.

Наташа повернулась к ней лицом, удивленно подняв брови.

– Я пришла сказать, что мистер Кокрейн звонил и просил передать, что он не будет обедать дома. И поэтому сегодня, Сара, ты поведешь меня в отель «Уолдорф», где я так давно мечтала пообедать. Сейчас я собираюсь к Пакену на вторую примерку, но вернусь рано. Будь готова к восьми, будь любезна.

Сара ничего не ответила.

– Да, чуть было не забыла! К тебе посетитель.

– Я никого не принимаю.

– Ах, как жаль. Мистер Макуэйд будет очень разочарован.

Сара вскочила на ноги.

– Боже мой! Ты… ты ему звонила?

– Я? – засмеялась Наташа. – Ну конечно же, нет. Он ждет в «голубой гостиной», Сара. Я велела подать чаю и сказала ему, чтобы подождал тебя. Он сегодня прекрасно выглядит – настоящий красавец. И при деньгах. Похоже, у него целая куча «зеленых», как сказал бы твой муж.

Таша двинулась обратно к дверям, шелестя дорогими шелковыми юбками, и уже на пороге бросила через плечо своим грудным, мурлычущим голосом:

– Желаю вам обоим приятно провести время.

* * *

В первую минуту Алекс подумал, что Сара нездорова. Она стояла в дверях гостиной, судорожно сжимая и разжимая руки. Ее приветливая улыбка показалась ему такой вымученной, что больно было смотреть.

– Сара? Что с тобой? Ты не заболела?

Она не могла отвести от него глаз. Его присутствие казалось ей чудом. И ей было все равно, что именно привело его сюда.

– Нет-нет, со мной все в порядке. Я чувствую себя прекрасно. – Но выглядела она далеко не прекрасно. Она попыталась припудрить темные круги под глазами, но должного эффекта это не дало. Губы Сары были бледны, лицо – еще бледнее, даже тщательно причесанные волосы потеряли тот волшебный золотистый отлив, которым он всегда восхищался. Чтобы прервать мучительно затянувшееся тревожное молчание, он сказал первое, что пришло в голову:

– Я едва узнал Ташу. Что с ней произошло?

– Что ты имеешь в виду?

– Она выглядит совершенно по-другому. И она мне показалась… не знаю, как сказать… более уверенной в себе, что ли.

К тому же Наташа при встрече наградила его странным пронизывающим взглядом, как будто ей был известен некий секрет.

– Она ведь ничего не говорила о нас, Сара? Или говорила?

Искушение рассказать ему правду чуть было не взяло верх над разумом. Но Сара оказалась в такой грязи, ей было до того стыдно, что она даже слов не находила, чтобы рассказать ему, как ее шантажирует эта мерзавка, обвиняя в супружеской измене. Более того, Сара отчетливо представляла себе, как поступит Алекс: придет в ярость и с чисто мужским азартом бросится на ее защиту. Увы, возможность защитить ее была утеряна безвозвратно, и если бы Алекс попытался что-то предпринять, стало бы только хуже.

– Нет-нет, конечно, нет! Да и что бы она могла сказать? Она же ничего не знает. Между прочим, она тоже заметила, что ты изменился, – заторопилась Сара, выжимая из себя улыбку. – Она сказала, что у тебя вид богатого человека.

Улыбка Алекса оказалась не менее фальшивой, чем ее собственная.

– Надо же! А я как раз собираюсь сильно обеднеть. Вот об этом я и пришел тебе сказать.

Он помолчал. Смягчить такой удар невозможно. Надо просто выложить все начистоту.

– Сара, я уезжаю.

Отчаяние просквозило в ее лице, прежде чем она успела отвернуться. Сара попятилась и без сил опустилась на ближайшее сиденье, оказавшееся диванным валиком. И все же, хотя у нее было такое чувство, будто ее срубили под корень и сровняли с землей, она ощутила в душе неистовую решимость не подавать виду, чтобы он ни о чем не догадался. Поэтому она задала самый дурацкий вопрос, который только можно было придумать:

– А как же «Эдем»?

Это его потрясло.

– Неужели ты ничего не знаешь? Бен приказал приостановить работы на неопределенное время.

– Нет, я не знала. Когда он это сделал? – спросила Сара, хотя ей было все равно.

– Две недели назад. На следующий день после того, как мы встретились в «Ректоре».

– Мне ничуть не жаль. Я этот дом терпеть не могла. Ой, извини…

– За что? Я тоже его терпеть не мог.

Сара глубоко вздохнула, собираясь с силами.

– Куда же ты едешь?

– В Калифорнию. Хочу попытаться наладить свое собственное дело в Сан-Франциско.

– Алекс, это же замечательно! Я так рада за тебя! Мне кажется, это правильный поступок, – искренне призналась Сара, – и я уверена, что тебя ждет успех.

Но она не владела собой; ее щеки пылали, голос не слушался, ей пришлось замолчать, чтобы себя не выдать. Услыхав шаги горничной, вкатившей в гостиную сервировочный столик с чаем, она вскочила и подошла к окну, повернувшись спиной к комнате.

Расстроенный и беспомощный, Алекс молча стоял, а горничная между тем возилась с чашками, раскладывала салфетки, снимала крышку с блюда с бутербродами.

– Будут еще какие-нибудь распоряжения, мадам?

– Нет, ничего.

Бросив любопытный взгляд на Алекса, девушка удалилась.

Надо повернуться к нему, разлить чай по чашкам, заговорить с ним… Нельзя, нельзя допустить, чтобы он о чем-то догадался, это было бы катастрофой! Но Сара не могла даже шевельнуться. Просто не могла. Не могла, и все.

Молчание стало невыносимым.

– Если хочешь, чтобы я остался, я так и сделаю. Одно твое слово, Сара, и я никуда не поеду. – Это заставило ее резко обернуться.

– Не говори так. Твое решение не имеет и не может иметь никакого отношения ко мне.

– Ошибаешься. Оно целиком зависит от тебя.

– Нет, нет, нет…

Он подошел к ней, взял ее за руки и силой удержал на месте.

– Да! Я не могу потерять одновременно и тебя, и свою работу. Сара, мне нужно хоть что-нибудь одно.

– Что ты хочешь сказать?

– Ты знала, что Дрейпер и Сноу предложили мне партнерство?

– Бен мне сказал. Я так гордилась…

– Это означало, что мне пришлось бы строить «Эдемы» до конца своих дней. Если бы я мог получить тебя, я бы, наверное, согласился. Я даже смирился бы с этим.

– О нет…

– Сара, я должен делать свою работу, но в Нью-Йорке это невозможно. Поэтому мне придется уехать.

Она энергично кивнула.