На остальных фотографиях был запечатлен в основном Майкл в разные годы. Алекс отметил, что он был довольно болезненным ребенком, но в любом возрасте казался прекрасным – маленький и хрупкий, почти бестелесный белокурый ангелочек.

– Ну хорошо. Да, да. Сколько их будет? Ладно, я же сказала, что обо всем позабочусь.

Сара резко повесила трубку и вернулась в гостиную, так и не успев восстановить на лице привычную маску сдержанности. Когда она появилась в дверях, потрясенный Алекс различил в этом лице нечто большее, чем просто расстройство, досаду или нервное напряжение. Перед ним было лицо глубоко несчастной женщины. Он в смятении отвернулся.

– Это звонил Бен, – сообщила Сара наигранно-беспечным тоном.

Обернувшись к ней, он убедился, что она уже вновь овладела собой.

– Он очень сожалеет, что разминулся с вами, – продолжала между тем Сара. – Он просит его извинить, но у него на работе, кажется, возникли непредвиденные обстоятельства… я так и не поняла, в чем там дело… Он просто не мог вырваться. Ему очень, очень жаль.

Тут уж Алекс посмотрел на нее с искренним восхищением. Видно было, что она лжет – лжет сквозь зубы ради этого сукиного сына, поддерживает видимость приличий, спасает репутацию человека, который не стоил ее мизинца.

– Бен спросил, не согласитесь ли вы оставить здесь чертежи, и обещал просмотреть их сегодня же вечером. К сожалению, ему придется уехать в Чикаго прямо завтра, а не во вторник. Но он сказал, что либо позвонит вам и сообщит новые инструкции, либо… передаст их через меня.

– Что ж, меня это устраивает. Вполне устраивает, – повторил Алекс, чтобы ее успокоить. – Вы сможете передать мне все его пожелания, когда мы увидимся во вторник.

Ее помрачневшее лицо осветилось улыбкой, когда она вспомнила о намеченной встрече.

– Во вторник, – эхом откликнулась Сара. – Я забыла, мы же увидимся во вторник!

Наступила пауза, пока каждый из них по отдельности справлялся с радостным чувством, охватившим обоих при мысли о том, что они вновь увидятся во вторник.

– Ну что ж, – сказал Алекс, – до вторника. Спасибо вам за чай. Я очень приятно провел вечер.

Она вышла вместе с ним в мрачный холл.

– Я тоже. Бен спрашивает, не согласитесь ли вы прийти к нам на обед двадцать седьмого. То есть в пятницу через две недели.

– Двадцать седьмого? Да, благодарю вас, я с удовольствием.

– Он говорит, что вы можете прийти вдвоем, если хотите. Думаю, он хотел сказать, что вы можете привести с собой даму.

Под его пристальным взглядом Сара покраснела. Впервые Алексу довелось увидеть, как она смущается в светском разговоре.

– Спасибо, – поблагодарил он. – Я дам вам знать, хорошо?

– Хорошо. – Сара протянула ему руку. Пожимая ее, Алекс подумал о том, что она будет делать нынешним вечером. Может быть, примет приглашение пообедать в каком-нибудь тихом ресторанчике в центре города? Нет, слишком рискованно, да и момент неподходящий. На несколько коротких секунд ему вдруг представилось, как изменилась бы его жизнь, если бы он был женат и имел сына…

Она открыла для него входную дверь. Алекс попрощался и направился на запад, к Пятой авеню. На углу он обернулся. Сара все еще стояла на крыльце между двумя помпезными каменными львами и смотрела на розовое закатное небо. Огни, падавшие из вестибюля, освещали ее изящный силуэт.

5

– Вот он!

– Да, это он. Его называют Тауэр-Билдинг. Сколько в нем этажей, как ты думаешь?

Майкл добросовестно сосчитал.

– Тринадцать?

Алекс кивнул.

– Вот это да! На чем же он держится?

– Я надеялся, что он задаст мне этот вопрос, – шепнул Алекс, улыбнувшись Саре.

Они стояли, прижимаясь спинами к кирпичной стене банка, и смотрели, задирая головы, на дом номер пятьдесят на другой стороне Бродвея.

– А как ты думаешь, какой толщины должны быть стены, чтобы удержать такое высокое здание?

– Толстые-претолстые!

– Ну а все-таки?

Даже Майкл ясно видел, что в вопросе скрывается какой-то подвох, но в ответ сказал именно то, чего от него ожидали:

– Толщиной в милю!

Алекс засмеялся.

– А вы как думаете? – спросил он у Сары. Она последовала примеру Майкла и тоже высказала невероятное предположение, чтобы доставить ему удовольствие:

– Три-четыре фута?

Алекс с довольной улыбкой покачал головой:

– Всего двенадцать дюймов.

– Но как же это возможно? – спросила Сара.

– Примерно восемь лет назад человек по имени Стерне купил пустующий участок земли как раз на этом месте, чтобы построить здание и сдавать его под конторы. Но при подсчетах выяснилось, что участок слишком мал, и если бы он начал строить обычный дом с каменной кладкой, толщина стен съела бы все пространство. У него не осталось бы достаточно места, чтобы аренда приносила прибыль. И тогда Стерне обратился к одному архитектору – Брэдфорду Гилберту. Целых полгода Гилберт бился над задачей и наконец решил, что лучше всего построить нечто вроде стального моста и поставить его торчком. Тогда стены можно было бы сделать всего в фут толщиной: они все равно не несли на себе никакого веса.

– Но как? Почему эти стены не падают? – недоумевал Майкл. – Что их держит?

– Длинные стальные балки, врытые глубоко в цементный фундамент под землей.

– Это кажется невероятным, – заметила Сара.

– Все так думали. Но Гилберт был уверен в своем проекте и предложил поселиться на верхнем этаже. Если бы здание рухнуло, он погиб бы вместе со своим детищем.

– Все архитекторы такие храбрецы? – насмешливо осведомилась Сара.

– Все до единого, – не моргнув глазом, заверил ее Алекс. – И вот однажды воскресным утром Гилберту представилась возможность доказать, что он неробкого десятка. Строительство небоскреба было уже почти закончено, оставалось только настелить крышу. Угадайте, что случилось.

– Что? – нетерпеливо спросил захваченный историей Майкл.

– Разразился ураган. Стерне и Гилберт примчались взглянуть, что происходит с их небоскребом. Вокруг уже стояла толпа, все кричали, что здание вот-вот обвалится ко всем чер… в тартарары. Ветер дул со скоростью восемьдесят миль в час. Люди стали пятиться – никто не хотел оказаться под обломками.

И Сара, и маленький Майкл слушали его, боясь проронить хоть слово.

– Тогда Гилберт схватил отвес и начал подниматься по лестнице, оставленной рабочими с предыдущего вечера. Стерне последовал за ним. На десятом этаже ему изменила смелость. Он растянулся во весь рост на строительных лесах и начал молиться за свою жизнь. Но архитекторы, как всем известно, сделаны из более прочного материала: Гилберт продолжал подниматься.

Алекс заглянул в лицо Майклу. Мальчик стоял с открытым ртом и округлившимися глазами смотрел на здание напротив. Перед его мысленным взором разворачивалась драматическая сцена.

– Он упорно взбирался все выше и выше, – вдохновенно продолжал Алекс, – перекладины лестницы впивались ему в ладони, руки у него немели, ноги отнимались, ветер хлестал в лицо, как последний… в общем, немилосердно. Наконец он достиг тринадцатого этажа и пополз на четвереньках по деревянному настилу вон к тому углу здания. Видишь?

– Да!

– Гилберт вытащил из кармана отвес, покрепче обмотал свободный конец бечевки вокруг своих замерзших пальцев и бросил другой конец со свинцовой гирькой вниз. И что ты думаешь?

– Что?

– Не было ни малейшего отклонения. Дом стоял, как скала в океане.

– Ух ты! – прошептал потрясенный Майкл.

– Когда Гилберт и Стерне спустились на землю, толпа приветствовала их как героев. Они взялись за руки и пошли по Бродвею, распевая «Восславим Господа и милости Его».

Пока Майкл разглядывал Тауэр-Билдинг, напевая гимн себе под нос, Сара тихо спросила у Алекса:

– Мистер Макуэйд, есть ли в вашей истории хоть частица правды?

– Все от первого до последнего слова, миссис Кокрейн. Архитекторы никогда не лгут.

Стоял теплый, но ветреный день, в воздухе пахло дождем. Они двинулись вверх по Бродвею в поисках трамвая, который не был бы набит битком банковскими служащими и биржевыми брокерами, возвращавшимися домой с работы. Этим утром Сара, следуя моде, подобрала к своему бежевому костюму так называемое «колесо телеги» – шляпу с огромными полями, украшенную перьями и цветами – и теперь поняла, что поступила опрометчиво: на каждом шагу ей приходилось хвататься за шляпу обеими руками, чтобы ее не сорвало ветром.

Наконец показался трамвай, в который они сумели втиснуться, хотя им всю дорогу пришлось стоять.

– Смотрите, парад! – воскликнул Майкл, указывая через окно на толпу, двигающуюся им наперерез по Канал-стрит.

Сара выглянула, но с такого расстояния не смогла прочесть, что было написано на плакатах. Это не парад, объяснила она сыну, это пикет: рабочие протестуют против своего нанимателя.

– О-о-о, – протянул Майкл. – Папочка этого терпеть не может, – доверительно шепнул он Алексу.

Тот кивнул, а про себя подумал: «Да уж, могу себе представить».

Они сошли на Юнион-Сквер.

– Куда мы теперь пойдем, – задал Алекс риторический вопрос, – в мою контору или к Дину?

– К Дину, – ни секунды не медля, решил Майкл.

– А ваша контора недалеко отсюда? – спросила Сара.

– Прямо здесь.

Алекс указал на ничем не примечательное пятиэтажное кирпичное здание на углу, являвшееся штаб-квартирой Дрейпера, Огдена и Сноу. Он наклонился и заглянул прямо в глаза Майклу.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что предпочитаешь горячие рогалики и мороженое экскурсии по мастерской настоящего архитектора? – спросил он шутливо-грозным голосом, наклоняясь к мальчику. – Ну ладно, – продолжал Алекс, притворяясь обиженным, – так и быть, я тебя прощаю. Может, как-нибудь в другой раз.

– Я надеюсь, что нам еще представится случай, – заметила Сара, сама себе удивляясь, потому что ее слова, задуманные как дежурная любезность, прозвучали совершенно искренне. – Вы живете где-то неподалеку?

– Да, на Десятой улице.

Она лишь кивнула, услышав это, и ему захотелось узнать, что она на самом деле думает о скромном местоположении его жилища. Хорошо еще, что в письмах и на визитных карточках можно было указать, что его дом находится в западной части города! До поры до времени это место Алекса вполне устраивало: он мог ходить на работу пешком, а его шестидесятилетняя квартирная хозяйка была в него влюблена.

Констанция не желала даже переступить порог его квартиры (она жила на Мэдисон-Сквер, как какая-нибудь герцогиня), но в этом тоже были свои преимущества. В любом случае, как только строительство особняка Кокрейна в Ньюпорте будет закончено, Алекс сможет переехать в любой более фешенебельный район по своему вкусу.

* * *

У Дина почти не осталось посетителей: час уже был слишком поздний для чая. Сара это знала, но в то же время понимала, что уговор есть уговор. Майкл, конечно, ничего в рот не возьмет за обедом, а миссис Драм оседлает своего любимого конька, подумала она устало. Ну ничего: зато Бен уже, наверное, в Чикаго и пробудет там целых десять дней. При мысли об этом она приободрилась и заказала к кофе «детские палочки», любимое бисквитное печенье Майкла, послав заботы о фигуре ко всем чертям.

Они заняли маленький столик у окна, откуда удобно было наблюдать за пешеходами. Сара почти забыла далекий Лондон, но иногда сравнивала лондонский час пик – такой чинный и даже напоминавший похоронную процессию из-за обилия черных зонтиков – с нью-йоркским, внутренне удивляясь тому, насколько здесь больше шума, суеты и какого-то первобытного варварства. Этими словами можно суммировать все, что ей нравится и что не нравится в Америке, вдруг пришло в голову Саре.

Если посмотреть на город, где ей теперь приходилось жить, она потеряла, пожалуй, не меньше, чем приобрела. И то же самое в личной жизни. Она потеряла невинность и надежды на счастье, но взамен получила Майкла. Правда ли, что люди получают именно то, чего заслуживают? Ответа она не знала. Сара добавила сливок в кофе и спросила мистера Макуэйда, что он думает о так называемом стиле модерн в архитектуре.

Он начал рассказывать. Понуждаемый ее умелыми расспросами и искренним, неподдельным интересом, отбросив осторожность даже вопреки собственной воле, он рассказал ей все, что думает. Он даже поведал ей о том, что его раздирают противоречия, чего никогда раньше не делал.

Пока Майкл поглощал ванильное мороженое и глазел в окно на прохожих, Алекс обосновал свою главную, самую выстраданную претензию к современной американской архитектуре. «Города Америки, – сказал он, – наводняются архитектурными подделками и имитациями. Куда подевалась оригинальность, откуда берется это рабское преклонение перед греческими фронтонами и ложной готикой, все эти бесчисленные подделки под романский стиль, французский или итальянский Ренессанс, эпоху королевы Анны [11], даже под Византию? Где же гармония, простор, свобода? Вся страна утопает в колоннадах, средневековых башенках и шпилях, бельведерах и балюстрадах, мансардных крышах, витражах, коньках и арках. Какое-то всеобщее помешательство. Америка – молодая и демократичная страна. Так где же здания, выражающие ее сущность?» – возмущенно вопрошал Алекс.